столько, что многим приходится стоять. Массивные мужчины в килтах и женщины в костюмах из бархата; а вот и Фенни с оравой своих лондонских приятелей. А вон мама, льнет к папе, прижимая платок к глазам. Она поднимает голову и видит меня; я улыбаюсь — но мама в ответ только всхлипывает.
Хватит глазеть по сторонам — Сьюзи и Таркин уже преклоняют колени, и викарий сурово декламирует:
— Что Бог соединил, то человек да не разрушит.
Я кошусь на Сьюзи. Она смотрит на Таркина, она буквально растворяется в нем. Теперь она принадлежит ему. И, к своему удивлению, я вдруг ощущаю какую-то пустоту в сердце. Сьюзи замужем. Все изменилось.
Минул год с тех пор, как я переехала в Нью-Йорк, и каждый миг этой жизни был мне дорог. Все верно. Но на уровне подсознания я знала: пойди что-нибудь не так, и я всегда смогу вернуться в Фулхэм и зажить прежней жизнью вместе со Сьюзи. А теперь… А теперь не смогу.
Сьюзи я больше не нужна. У нее есть кое-кто другой, тот, кто отныне будет неизменно занимать первое место в ее жизни. Я смотрю, как викарий опускает руки на головы Сьюз и Таркина, благословляя их, — и у меня слегка сдавливает горло от воспоминаний. О том, как я состряпала отвратительное карри, чтобы сэкономить деньги, и Сьюзи твердила, какое оно получилось восхитительное, хотя во рту у нее горело. И о том, как Сьюзи пыталась соблазнить менеджера из банка, чтобы уладить дело с моим превышением кредита. Каждый раз, когда я влипала в передрягу, она приходила на помощь.
А теперь всему конец.
Внезапно я понимаю, что мне срочно требуется утешение. Оборачиваюсь и пробегаю взглядом по лицам гостей, высматривая Люка. Найти его удается не сразу, и, хотя я продолжаю уверенно улыбаться, в душе нарастает нелепая паника — так ребенок осознает, что других детей разобрали по домам, а он один остался в школе.
Наконец я его вижу. Люк стоит за колонной, высокий, смуглый, крепкий, взгляд прикован ко мне. Ко мне, и ни к кому иному. Я чувствую, как ко мне возвращаются силы. Вот и меня забрали — все в порядке.
Под звон колоколов мы выходим в церковный двор. Люди, собравшиеся снаружи, на дороге, встречают нас приветственными криками.
— Поздравляю! — восклицаю я, стискивая Сьюзи в объятиях. — И тебя тоже, Таркин!
По отношению к Таркину я всегда испытываю легкую неловкость. Но теперь я смотрю на него как на супруга Сьюзи — и неловкость исчезает.
— Вы будете по-настоящему счастливы, я знаю, — с теплотой произношу я и целую Таркина в щеку; мы оба хохочем, когда в нас швыряют конфетти. Гости высыпают из церкви, как леденцы из банки, они болтают, смеются, перекликаются. Они толпятся вокруг Сьюзи и Таркина, целуя и обнимая их, обмениваются рукопожатиями, и я отодвигаюсь в сторону, гадая, где же Люк.
Церковный двор заполняется, и я невольно разглядываю родню Сьюзи. Ее бабушка медленной, царственной поступью выходит из церкви, опираясь на палку; ее сопровождает деловитый молодой человек в костюме. Худенькая бледная девушка с большими глазами, в черной шляпе необъятных размеров, держит на руках мопса и курит в режиме нон-стоп. Целая армия почти неразличимых братцев в килтах стоит у церковных ворот, и я припоминаю, как Сьюзи рассказывала о своей тетушке, наплодившей шестерых сыновей, прежде чем разродиться девочками-двойняшками.
— Вот, надень это, — неожиданно раздается над ухом голос Люка. Я оборачиваюсь. Он протягивает мне шерстяной жакет. — Мерзнешь, наверное.
— Не беспокойся. Все отлично!
— Бекки, снег идет, — твердо говорит Люк и набрасывает жакет мне на плечи. — По-моему, свадьба удалась.
— Да. — Я осторожно посматриваю на него, гадая, как бы вернуть разговор к той теме, что мы обсуждали до венчания.
Но Люк смотрит на Сьюзи и Таркина, фотографирующихся под сенью дуба. Сьюзи улыбается во весь рот, зато у Таркина такое выражение лица, будто он грудью бросился на амбразуру.
— Славный парень, — замечает Люк, кивая на Таркина. — Странный, но славный.
— Да. Точно… Люк…
— Пунша не желаете? — возле нас возникает официант с подносом. — Или шампанского?
— Пунша, — с признательностью говорю я. — Спасибо.
Делаю несколько глотков и прикрываю глаза. По телу разливается тепло. Хорошо бы оно добралось до ног — они, надо признаться, совсем замерзли.
— Подружка невесты! — внезапно вопит Сьюзи. — Где Бекс! Мы должны сфотографироваться!
— Здесь! — кричу я, открывая глаза и сбрасывая с плеч жакет. — Люк, подержи мой стакан.
Торопливо продираюсь через толпу и присоединяюсь к Сьюзи и Таркину. Это же надо — теперь, когда все эти люди смотрят на меня, холод совсем не чувствуется. Я улыбаюсь своей самой лучезарной улыбкой, изящно прижимаю к груди букет, по указанию фотографа беру Сьюзи под руку и между щелчками камеры машу букетом маме с папой, которые проталкиваются вперед.
— Мы скоро пойдем обратно в дом, — говорит миссис Гиринг, приближаясь, чтобы поцеловать Сьюзи. — Люди мерзнут… Остальные снимки можно сделать там.
— Хорошо, — соглашается Сьюзи. — Только еще немного пофотографируемся вместе с Бекс.
— Отличная мысль, — поддерживает ее Таркин и с явным облегчением удирает к своему отцу.
Тот — копия Таркина, разве что лет на сорок постарше. Фотограф несколько раз щелкает нас со Сьюзи, соревнующихся по части лучезарности улыбок, и прерывается, чтобы перезарядить камеру. Сьюзи берет у официанта стакан с пуншем, а я тайком проверяю, не разошлось ли сзади платье.
— Бекс, послушай, — шепчет Сьюзи и с серьезным видом смотрит на меня. Она стоит так близко, что можно различить каждую блестку в ее тенях для век. — Я должна тебя кое о чем спросить. Ты же не собираешься и в самом деле ждать десять лет, чтобы выйти замуж, правда?
— Ну… нет, — признаюсь я. — Не собираюсь.
— И ты думаешь, что это именно Люк? Только честно. Между нами.
Молчание длится долго. Слышно, как кто-то бубнит сзади: «Конечно, дом у нас вполне современный. В тысяча восемьсот пятьдесят третьем, кажется, построили…»
— Да, — небрежно произношу я, чувствуя, как густо розовеют щеки. — Да, думаю, это он.
Еще несколько мгновений Сьюзи внимательно всматривается в мое лицо — и, кажется, принимает какое-то решение.
— Точно, — говорит она, ставя свой стакан на поднос. — Так что мне пора бросать букет.
— Что? Сьюзи, не говори глупостей! Его еще нельзя бросать!
— Нет, можно! Я могу его бросить, когда мне вздумается.
— Но ты должна это сделать, только когда будешь уезжать на медовый месяц!
— Плевать! — упрямится Сьюзи. — Не собираюсь больше ждать, Брошу сейчас.
— Но это же делается в
— Кто тут невеста? Ты или я? Если дожидаться самого конца, это будет совсем неинтересно! А теперь встань-ка вот здесь. — Сьюзи повелительным жестом указывает на холмик заиндевевшей травы. — И положи свои цветы. Будешь держать что-нибудь в руках — ничего не поймаешь. — Она повышает голос: — Тарки? Я сейчас брошу букет, идет?
— Идет, — беззаботно откликается Таркин. — Хорошая идея.
— Давай, Бекс!
— Мне не хочется его ловить, — ворчу я, — глупо это.
Но других подружек у невесты нет, так что приходится сложить цветы на травку и встать на холмик, как велели.
— Я хочу, чтобы это засняли, — обращается Сьюзи к фотографу. — А где Люк?
Получается немного странно: я стою на кочке в полном одиночестве, а в меня собираются швырнуть букетом. Все разбредаются кто куда. Вдруг я замечаю, что Таркин с шафером обходят людей и что-то им нашептывают на ухо, — и вот уже все поворачиваются и выжидательно таращатся на меня.
— Готова, Бекс? — окликает меня Сьюзи.
— Подожди! — кричу я. — Нас должно быть много, чтобы все стояли рядом…
