Его смех оборвался. Тагай начал поспешно рыться в кожаном кошеле у себя на поясе. У него в руке появился камешек, густо-черный, почти как обсидиан. По угловатому плоскому боку проходили тонкие песочные полоски.
— Вот толкователь снов моего дяди, его «оки». Он нашел его в брюхе огромной рыбины, которую выловил где-то неподалеку отсюда. Мой дядя был вождем племени, и Картье похитил его и его сестру, а заодно и меня у нее в утробе, и увез умирать на берега Сены. Если бы толкователи снов говорили правду, то разве они не посоветовали бы Доннаконне никогда не покидать берегов родной реки?
Тагай шагал прочь от Анны, глядя через увитые виноградом террасы на лежащую внизу долину. Они поднялись так далеко, что вдали видна была река, блестевшая в жарком мареве.
— Перед смертью он отдал его мне. «Увези его назад, на нашу землю, и воспользуйся им там», — сказал он мне. Ну вот, я вернулся!
Теперь Тагай почти кричал. Он отвел руку назад, готовясь к броску.
Пальцы Анны сжались поверх его руки.
— Оки… предметы… обладают силой, Тагай, — сказала Анна. — Камень Доннаконны. Серебряный крестик в моей сумке, который мой брат когда-то прибил к дереву в Тоскане. И прежде всего — то, что мой отец поклялся похоронить и что до сих пор жаждут заполучить многие: шестипалая рука Анны Болейн. Но мы знаем правду о силе, Тагай. Силу не выбрасывают. Твой дядя, мой отец — они были правы. Силу надо использовать.
Следующая деревня не была грудой головешек. Там еще горело пламя — не меньше пятидесяти костров. Ветер разносил дым, поднимая его над бревенчатым частоколом, окружавшим поселение. Котлы, полные мяса, кипели над каменными очагами на широком открытом пространстве, окруженном цепочкой жилищ. Жилища были выстроены из кедровых плашек, и их были многие десятки. Все — разного размера, но похожей формы. Самое крупное строение имело в длину сорок шагов, в ширину — пятнадцать, и в высоту столько же. И все они оказались пустыми.
— Можешь это прекратить, — крикнул Жаке Бертрану, самому юному члену команды. — Здесь некому оценить твое приветствие.
Паренек немедленно опустил флейту, на которой играл все с меньшим энтузиазмом, пока они проходили по безжизненной деревне. Пальцы, недавно нажимавшие клапаны, теперь постоянно осеняли лоб крестным знамением.
Капитан был встревожен не меньше, чем его матросы.
— Где же они? — бормотал Жаке. — Это место и есть Стадакона. Точнее, была. Я эти скалы ни с какими другими не спутаю. Мы с адмиралом провели около них зиму в тридцать седьмом. А деревня стала даже больше, чем была тогда. Кто-то же поставил эти котлы готовить еду. Куда они, к дьяволу, подевались?
— Или какой дьявол их забрал. — Радость, которую Та-гай испытал при виде дыма от очагов своего племени, была уничтожена отсутствием жителей, сменившись еще более глубоким отчаянием. — Может, тот демон, которые сжег остальные поселки, сначала украл из них все живое. А когда он съедает всех людей, то возвращается, чтобы разрушить их жилища.
— Хватит этих разговоров! — взревел Жаке, видя, что его матросы стали креститься еще поспешнее.
Меньше всего ему хотелось, чтобы его команда начала видеть в происходящем дела дьявола. Иначе они немедленно повернут корабль обратно к Франции — с капитаном или без него.
Анна стояла чуть в стороне от мужчин.
— Прислушайтесь! — сказала она, и все принялись напрягать слух, чтобы услышать хоть что-то, кроме отчаянного биения собственных сердец.
Сначала до их слуха долетал только ветер. А потом его порывы донесли до каждого нечто еще.
— Это похоже на… плач! — простонал Бертран. — Индеец был прав: тут бродит дьявол!
Он повернулся к реке — и уже сделал первый шаг.
— Тихо! — Жаке повернул голову к скалам. — По мне, так это похоже на приветственные крики. И смех.
— Что там, наверху? Вы не помните? — спросил Тагай.
— Помню. Надо очень долго карабкаться по этим скалам, и потом ты вдруг оказываешься на громадном лугу.
— Мой дядя рассказывал мне про это место, — сказал Тагай. — Он называл его «Дайохагвенда» — «Прогалина в лесах». Мои люди — возможно, они там!
— Мне это не нравится, — проворчал Жаке. — Что может заставить целую деревню бросить свои очаги с обедом?
— Ну, — отозвался Тагай, у которого вдруг разгорелись щеки, — может, нам пойти и узнать?
— Мне туда не взобраться, вот с этим-то! — Жаке вонзил конец костыля в землю. — А мои ребята без меня не пойдут. — Он секунду думал. — Ступай ты, Тагай. Один. Тогда если там все-таки окажется дьявол, то он получит только того, кто и так ему принадлежит. — Он коротко улыбнулся. — Мы будем ждать тебя у реки. На реке.
Капитан повернулся, сделал несколько шагов к ограде и вернулся назад.
— Пошли, девочка, обратился он к Анне, которая не сдвинулась с места.
— Нет, — отозвалась Анна. — Я с ним. — Она опередила протесты, готовые сорваться с губ обоих мужчин. — Конечно, я пойду с Тагаем. Ты ведь не думаешь, что я приплыла в такую даль для того, чтобы испуганно убежать? Мы должны встретиться с этими людьми. С племенем Тагая. Другого выхода нет.
Им обоим уже случалось слышать у нее этот решительный тон.
— Тогда пойдем, — сказал Тагай просто.
Тропа, прибитая тысячами ног, вела от дальнего края деревни вдоль небольшой речки, а потом начинала виться вверх, поднимаясь по крутому склону. Подъем был нелегким для ног, которые в течение многих недель плавания передвигались только по палубе каравеллы. Солнце палило нещадно. Тагай хватался за ветки кустов, росших вдоль тропы. Анна с трудом ползла за ним. По мере подъема они все яснее слышали крики наверху.
Когда они достигли конца тропинки, вопли неслись к ним из-за узкой стены чахлых сосен, увенчавших вершину скалы.
— Пригнись, — шепотом приказал Тагай, на секунду обернувшись. — И будь готова убежать.
Они миновали дубовую рощу, после чего тропа нырнула в траву высотой им по плечи. Голоса звучали так ясно, словно кричавшие находились сразу за сосновой ширмой.
Тагай махнул рукой на последний дуб, ветви которого простирались над открывшимся перед ними зеленым морем. Анна поняла его и сразу же начала карабкаться наверх. Тагай двигался следом, предоставляя ей указывать ему, куда ставить ноги и за что цепляться руками. Он наблюдал за Анной на корабле и знал, что она может подняться на мачту не медленнее любого матроса. Когда они добрались до ветки, которая выглядела достаточно надежной, Тагай прополз мимо Анны и просунул голову сквозь листву.
Листья разошлись, открыв перед наблюдателем картину хаоса. Полоса высокой травы тянулась всего несколько шагов, а за ней оказалась равнина, наполненная кричащими людьми. Все они были полуобнажены — и мужчины, и женщины: их единственной одеждой была набедренная повязка и слой пыли. Облако пыли висело над толпой, которая то бросалась вперед, то подавалась назад. Мужчины, женщины и дети стояли так тесно, что многих оторвало от земли и несло общим потоком. Все головы были запрокинуты, и к небу несся крик:
— А-а-а-а-ум!
Крик начинался на высокой ноте и опускался все ниже, а потом поднимался снова и обрывался на мощном крещендо.
Анна вдруг заметила, что ее рука нырнула в мешочек у ее талии и сжимает там серебряный крестик брата.
— Они одержимы, Тагай? Что их терзает?
Он не успел ей ответить: новый крик муки донесся с дальнего конца поля. Вглядываясь сквозь пыль, он понял, что это было не эхо, а еще одна группа людей, выпевающих ту же странную гамму:
— А-а-а-а-ум!