фасада, а потом мчался в библиотеку, чтобы взять с полки тяжелый том, раскрыть его на нужной странице и долго вглядываться в запечатленные на бумаге интерьеры чудесного дома, среди которых был и этот зал, и холл, и… Потому что тогда он не мог даже помыслить о том, что настанет день, и он увидит их собственными глазами…
Но в его видении та женщина сказала:
– Майкл! Так ты хочешь этим заняться?
Он увидел, как посветлело от радости и словно вспыхнуло счастьем, как у ребенка, лицо женщины. Но она казалась такой далекой! Такой прекрасной, счастливой… И такой далекой.
– Да сними же перчатки, Майкл! – Резкие нотки в голосе Роуан заставили его вздрогнуть. – Ты хочешь вернуться к работе? Вновь стать самим собой? Вот уже пятьдесят лет в этом доме никто не был счастлив. Здесь не знали, что такое любовь. Никто не добивался успеха. Настало наше время! Мы будем здесь жить, любить, мы добьемся успеха и одержим победу! И в конце концов мы завоюем этот дом! Вернем его к жизни. Я поняла это, прочитав досье Мэйфейрских ведьм, Майкл. Это наш с тобой дом!
– Майкл, ответь мне наконец…
Однако все они исчезли. Словно и не были только что рядом с ним. Он стоял вместе с Роуан в лучах солнца, согревающих янтарно-желтый пол, и Роуан с нетерпением ожидала его ответа.
И дом тоже словно замер в ожидании. Прекрасный, несмотря на ржавчину и грязь, несмотря на царящее повсюду запустение, на сорняки, пробивающиеся между камнями, на лозы, которыми густо увиты стены, несмотря на зной и сырость, – он ждал…
– Конечно хочу, дорогая. Ты еще спрашиваешь! – воскликнул Майкл. Он как будто только что очнулся от глубокого сна и вдруг со всей полнотой ощутил удивительно нежный аромат жимолости, услышал пение птиц за окном, почувствовал на своей коже тепло солнца… Резко повернувшись, он взял Роуан за руку. – Свет! Мы должны впустить сюда свет! Пойдем со мной, Роуан. Посмотрим, можно ли распахнуть эти ставни!
19
Они с благоговением принялись изучать дом и поначалу вели себя скорее как посетители музея, которые сбежали из-под присмотра гида и боятся злоупотребить полученной свободой.
Они бродили из комнаты в комнату, открывали ставни и отдергивали шторы, осторожно заглядывали в шкафы и комоды, но не решались трогать личные вещи, принадлежавшие бывшим обитателям особняка, или чайную чашку, оставленную на столике, или забытый кем-то в кресле журнал.
Но постепенно атмосфера дома перестала вызывать у них ощущение некой чужеродности, и шаги их сделались смелее.
В библиотеке они провели более часа, просматривая содержимое полок, время от времени снимая с них ту или иную книгу в кожаном переплете и перелистывая страницы старинных изданий классиков литературы. Здесь же они обнаружили и множество гроссбухов, привезенных из Ривербенда, и очень расстроились, увидев, что большинство из них сильно повреждены временем и сыростью; страницы крошились и рассыпались под пальцами, и прочесть старые финансовые отчеты и записи о наиболее важных событиях в жизни семьи было уже невозможно.
Оставленные на столе деловые бумаги они решили передать Райену Мэйфейру, чтобы тот внимательно просмотрел их и отправил по назначению.
А вот портреты на стенах холла рассматривать было очень интересно.
– Это, должно быть, Джулиен, – указал Майкл на один из таких портретов, с которого на них с холодной улыбкой мрачно взирал красивый, но, без сомнения, не отличавшийся добротой характера мужчина. – А что там, на заднем плане? Не могу разглядеть… Темно.
В конце концов на потемневшем от старости холсте ему все же удалось рассмотреть, что Джулиен стоит на крыльце этого самого особняка.
– Да, смотри, вон на той фотографии тоже Джулиен, но уже с сыновьями, – откликнулась Роуан. – Тот, что к нему ближе всех, – Кортланд, мой отец.
На фото, как и на портрете, Майкл увидел то же крыльцо, однако люди, на нем стоящие, выглядели гораздо более веселыми.
Интересно, а что он увидит, если снимет сейчас перчатки и коснется этих беззаботно улыбающихся лиц? Быть может, Дебора ждала от него именно этого?
Майкл быстро отвернулся от фотографии и поспешил за Роуан, которая ушла вперед. Ему нравилась ее стремительная и легкая походка, нравилось смотреть, как разлетаются в такт шагам светлые волосы. Она была уже возле двери в столовую и, обернувшись, поманила его за собой:
– Ты идешь?
В маленькой, с высоким потолком буфетной они обнаружили целую коллекцию великолепного фарфора.
Здесь же хранилось великое множество столового серебра прекрасной работы, включая старинные наборы с клеймами лучших английских мастеров и выгравированной на обратной стороне заглавной буквой «М».
Как специалист по Викторианской эпохе, Майкл хорошо разбирался в такого рода предметах и с легкостью мог определить назначение практически каждого из них, будь то рыбные ножи, специальные вилки для вскрытия устричных раковин, ложки для желе или какие-либо приспособления, которыми в наше время уже не пользуются.
Серебряные шандалы, чаши для пунша, подносы и блюда для хлеба и масла, старинные кувшины для воды, кофейники, чайники, графины… – всего не перечислить. Стоило чуть посильнее потереть их пальцем, и на потемневшей от времени поверхности появлялось сияющее пятно.
За стеклянными дверцами просторных горок прятались хрустальные бокалы самых разнообразных форм и размеров, блюда и тарелки из освинцованного стекла.
Все это богатство прекрасно сохранилось и требовало лишь небольших усилий, чтобы вновь засиять во всем своем великолепии.
А вот льняные, отделанные кружевом скатерти и салфетки пришли практически в полную негодность и покрылись черными пятнами плесени, сквозь которые кое-где проглядывала все та же заглавная «М».
Рядом были аккуратно разложены костяные, золотые и серебряные кольца для салфеток. Майкл внимательно рассмотрел некоторые из них. Интересно, что обозначают эти буквы? «МБМ»… Неужели это Мэри-Бет Мэйфейр? Да, скорее всего. А вот другие инициалы: «ДЖМ»… Наверное, Джулиен Мэйфейр. Майкл поспешил положить кольца на место.
Длинные лучи послеполуденного солнца пронзали столовую и освещали стены, отчего создавалась иллюзия, будто роспись на них вот-вот оживет: в бескрайних полях огромных плантаций будет гулять ветер, а люди вернутся к своим повседневным делам. Огромный овальной формы стол стоит на своем месте в центре комнаты, наверное, уже более столетия, равно как и выстроившиеся вдоль стен стулья с резными спинками в стиле Томаса Чиппендейла. «Как чудесно смотрится Роуан в таком интерьере! – отметил про себя Майкл. – Неужели в самом скором времени мы с ней будем обедать здесь вдвоем, при свечах?»
– Да, – словно в ответ на его мысли шепотом произнесла Роуан. И еще раз повторила: – Да.
Стеклянной посуды, хранившейся в официантской, хватило бы для сервировки королевского банкета: тончайшие бокалы и тяжелые стаканы с толстым дном, рюмки и стопки – для шерри и бренди, для шампанского и вина… – словом, для любого случая и любых напитков.
И все это несметное богатство, казалось Майклу, как будто застыло в ожидании одного-единственного мановения волшебной палочки, которое вернет его к жизни и позволит вновь служить людям.
– Знаешь, о чем я сейчас мечтаю? – спросила его Роуан. – О том, как было бы здорово вновь, как в прежние времена, устраивать здесь грандиозные приемы и общесемейные сборы. Представляешь? Накрытые столы, изысканные блюда и много-много Мэйфейров…
