– Спасибо, – сказала Эмма по-английски, после чего попробовала произнести то же самое на хинди, чем спровоцировала собеседницу на поток непонятных слов.
– Простите, говорите медленнее. Я пойму, если вы не будете так торопиться.
Однако добиться толку оказалось невозможно, и Эмма быстро сдалась. Оставив книгу на табурете, она выпроводила служанок. Ей не терпелось принять ванну, но только не такую, как в доме Сайяджи Сингха, а обычную, европейскую.
Спустя считанные мгновения она уже сидела в огромной лохани, погрузившись в воду почти по шею.
Рядом с ней на табурете лежала «книжка из-под подушки». Эмма неторопливо вымыла голову, сполоснула волосы и соорудила на голове тюрбан из полотенца, после чего, вытянувшись, опять вооружилась книгой. Вот она, вершина порока: сидеть в пахучей ванне и листать книгу о соблазне и плотских удовольствиях! Следующие полчаса ушли у нее на изучение бесконечных способов, к которым прибегают люди, занимаясь любовью, то есть даря и получая наслаждение.
Некоторые иллюстрации вызывали у нее громкий смех, некоторые вгоняли в краску, некоторые заставляли просто недоуменно качать головой. К огромному ее удивлению, ничто из того, что живописалось в книге, не вызвало у нее возмущения или отвращения. Стоило ей представить на месте женщины себя, а на месте мужчины Сикандера – и самые запретные фантазии приобретали естественнейший вид. Постепенно у нее затвердели соски, дыхание стало стесненным, вся она налилась такой негой и истомой, что усомнилась, сможет ли без посторонней помощи выбраться из лохани.
Сикандер сделал это специально! Он хотел, чтобы она почувствовала себя именно так! Каждая клеточка ее тела жаждала его прикосновения, ласки. Когда же наступит ночь?
«Эмма Уайтфилд, ты превратилась в женщину», – пробормотала она, захлопнув книгу и положив ее на табурет. Выбравшись из лохани, она насухо вытерлась и намазалась маслом из синего сосуда с узким горлышком, оставленного одной из женщин. Этого оказалось достаточно, чтобы ее возбуждение, и без того острое, сделалось совсем невыносимым. Она представлял себе, как Сикандер натирает ее тело маслом, и сгорала от желания отыскать его и привести к себе, чтобы они вместе воплотили ее самые смелые фантазии…
Эмма завернулась в длинный отрез цветастой индийской ткани – искусству носить сари ее научили женщины в зенане Сайяджи. Затем она начала сушить и расчесывать волосы.
Незаметно наступил вечер. Но Эмма все еще продолжала колдовать над своей внешностью, глядя в начищенный медный поднос, на стене, заменявший зеркало. Сейчас она была похожа скорее на индианку, чем англичанку. При каждом движении сари обволакивало ее, как облако. Эмма снова была поражена тем, как ее меняет сари: это касалось не только внешности, но и самого ощущения.
Она снова стала лебедем – прекрасным, желанным, надушенным созданием, достойным страсти Сикандера. Подобно женщинам с иллюстраций в «книжке из-под подушки», она горела нетерпением познать секреты любви в объятиях любимого мужчины. Да, она любила Сикандера. Только этим можно было объяснить ее преображение из старой девы-недотроги в сладострастную, соблазнительную женщину… Сикандер утверждает, что не может на ней жениться, но тем не менее он ею увлечен. В этом Эмма нисколько не сомневалась.
Преисполненная уверенности в своей красоте, она перешла в гостиную и обнаружила там Сакарама, накрывавшего для нее стол. Рядом стоял слуга с подносом. Стол накрывался на одну персону.
– Я буду ужинать одна? – Эмма не могла скрыть разочарования.
Сакарам не удостоил ее взглядом.
– Если мэм-саиб желает ужинать с детьми, я могу отнести ее ужин, к ним. Но, полагаю, они уже поели. Саиб в настоящий момент занят.
– Чем? Он ничего мне не передал?
Сакарам величественным жестом приказал слуге поставить поднос на стол, после чего выпрямился и обратил внимание на нее.
– Ничего, мэм-саиб. Я никому не могу говорить, где он находится, без его дозволения.
Манеры и речь слуги подействовали на Эмму отрезвляюще. Ему каким-то образом удалось напомнить ей о скромном положении, которое она занимает в доме, ни словом об этом не обмолвившись. Она чувствовала его недовольство ее присутствием в этих комнатах и тем, как она нарядилась. Следующие его слова подтвердили догадку.
– Не желаете ли получить назад свою одежду в постиранном виде, мэм-саиб? Утром она вам, несомненно, понадобится. Я уже послал за дурзи, который полностью восстановит ваш гардероб.
– Да, утром мне может понадобиться мое платье. – Эмма пыталась быть вежливой, но это давалось ей с трудом. – Но не исключено, что я теперь захочу все время ходить в сари. В этом случае в дурзи не будет необходимости. Сари гораздо удобнее английского платья.
Сакарам поджал губы, словно откусил от нестерпимо кислого лимона.
– Как вам будет угодно, мэм-саиб.
Он уже собирался выйти, но Эмма окликнула его:
– Сакарам!
Он застыл на пороге.
– К вашим услугам, мэм-саиб.
– Не воображайте, что я буду сидеть взаперти в этих комнатах. Я буду ходить, где мне захочется и когда захочется. Вы меня понимаете?
– Ничего иного я и не ожидал, мэм-саиб, особенно от вас. Как няня детей вы вправе появляться где пожелаете.
Из его слов Эмма заключила, что он имеет представление о характере ее отношений с Сикандером и не