– Я их удовлетворю. Можете встретиться с Тулси и решить, подходите ли вы друг другу.
– Тулси?
– Так зовут айю, которой как будто предстоит защищать вашу добродетель.
– В каком смысле «как будто»?
Он усмехнулся. То была нехорошая усмешка, от которой у Эммы побежали мурашки по спине.
– Дело в том, мисс Уайтфилд, что даже десяток таких, как она, не спасет вашу репутацию, если британское общество в Калькутте узнает о вашем поступке. Все до одного английские дома будут для вас закрыты. Напрасно вам не объяснили этого раньше.
– Я уже сказала, что мне безразлично, что обо мне думают другие!
– Это потому, что вы еще не давали им повода для сплетен.
«Еще как давала!» – подумала про себя Эмма, но не решилась сказать это вслух, боясь, как бы это не испортило ее репутации в глазах Кингстона.
– Я буду на вокзале к четырем. А сейчас я спешу – мне надо успеть сделать еще очень много дел.
Стоило ей развернуться и шагнуть к двери, как перед ней вырос высокий стройный слуга-индус. Неужели он прятался и подслушивал?
– Желаю вам всего наилучшего, мэм-саиб. – Он еще раз поклонился с таким видом, словно делал это только ради собственного удовольствия.
– Всего хорошего, – отозвалась она и бросилась к поджидавшему ее экипажу.
– Что вы натворили, Сикандер?
– Я сделал то, ради чего приехал сюда: нанял няню. – Не будучи в настроении вступать в спор, Алекс направился в кабинет.
Сакарам, желая продолжить разговор, последовал за ним.
– Почему ваш выбор остановился на этой даме, Сикандер? От нее можно ждать только одних неприятностей. Достаточно только посмотреть на нее!
– Это дело уже решенное, Сакарам, и я не хочу его обсуждать. – Алекс уселся за полированный письменный стол и принялся просматривать почту. Если он действительно собирался покинуть Калькутту на следующий день, то перед отъездом ему предстояло закончить немало дел. – Мы уезжаем завтра днем. Собирайся.
Сакарам упрямо не отходил от стола Алекса.
– Вы совершаете ошибку, Сикандер. Не берите с собой эту англичанку.
Алекс раздраженно взъерошил себе волосы.
– Придется, черт возьми! Если я оставлю Эмму Уайтфилд в Калькутте, она не выйдет из земельного управления, пока не убедит их там всех до одного, что хозяйка моих земель – она!
– Ваших земель? Вы говорите о Парадайз-Вью? Алекс вздохнул и рассказал другу все.
– Конечно, ее документ нельзя признать действительным, но она все равно представляет для меня большую опасность.
– Почему бы для устранения этой опасности вам не пожертвовать некоторой суммой, саиб? Она не знает, сколько может стоить эта земля, ведь она даже ни разу ее не видела! Скажите ей, что это всего лишь никому не нужные джунгли, и предложите купить у нее землю. Пусть она назовет свою сумму.
– Не хочу, чтобы она вообще знала, кому какие земли принадлежат! Во-первых, она не кажется мне разумной особой, готовой продать свое наследство, сколько бы ей за него ни предложили. Во-вторых, у меня сейчас нет необходимых средств, чтобы от нее откупиться. Вся моя наличность уходит на еду и одежду для моих мало на что пригодных слуг, а также на добычу древесины. К тому же набобзада, клявшийся мне в дружбе, требует теперь двадцать пять процентов от дохода, который я получаю с каждого срубленного дерева, угрожая в противном случае поставить перед властями вопрос о подлинности моих документов на Парадайз-Вью. Ведь он знает, что после пожара в земельном управлении я не могу подтвердить право на свою собственность.
– Это мне известно, Сикандер.
– Но дело обстоит еще хуже, – мрачно продолжил Алекс. – Как среди британцев, так и среди моих соотечественников всегда были завистники, которым не давал покоя мой успех. Стоит им узнать о моем уязвимом месте, как они постараются меня уничтожить. А самый верный способ достичь этого – отнять у меня лучшую часть владений. Наверняка найдутся люди, готовые заплатить мисс Уайтфилд втрое-вчетверо больше, чем могу себе позволить я, чтобы завладеть ее проклятой бумагой.
– Вы имеете в виду вашего кузена, Хидерхана?
– Не только его. Мои сводные братья тоже хороши. Им всегда хотелось отнять у меня то, что я нажил упорным трудом и смекалкой.
– Псы из подворотни! Кто не работает, тот пускай и не ест. Валяются на своих шелковых диванах и мечтают, как бы сделать вам гадость за то, что в ваших жилах смеет течь их голубая кровь!
Сакарам намекал на то обстоятельство, что мать Алекса, умершая от лихорадки пятнадцать лет назад, принадлежала к привилегированной касте брахманов и имела родственные связи с семьей махараджи Гвалияра в штате Мадхья-Прадеш.
– Если бы был жив ваш отец, он бы, несомненно, помог вам, – продолжал Сакарам. – Он бы это сделал, я знаю. Тайком, разумеется.
– Сомневаюсь. В свое время он занимал высокий пост в британской Ост-Индской компании, но теперешняя Индия уже не та, что тридцать лет назад, когда он был всемогущ.
