Сикандер расплылся в улыбке:

– Вот теперь, ваше высочество, я слышу речи мужчины, которого я буду рад называть своим другом. Сакарам, запри этого негодника. Мы передадим его властям, но сначала пошлем за советником набобзады – тем, кто подсказал бедняге шикари выстрелить в ногу слону.

Сакарам кивнул и стал спускаться по лестнице. Сантамани подошла к Эмме и радушно улыбнулась:

– Я счастлива, что мой сын, Хидерхан, не оказался заговорщиком.

– Вы опасались, что это он? – Прямота пожилой индианки приятно поразила Эмму, тем более что они еще не успели как следует познакомиться. Сантамани усмехнулась:

– Если бы вы знали Хидерхана, то не задали бы этого вопроса. Как бы вы ни поступили с Уайлдвудом, мисс Уайтфилд, не продавайте его моего сыну. Я постараюсь поговорить с Хидерханом, но пока этого не произойдет, вы с Сикандером должны его опасаться. Как бы мне хотелось помирить сына с племянником!

– Напрасные надежды, Сантамани, – вмешался Сикандер. – Вряд ли это когда-либо произойдет. Эмма, на сегодня с увлекательными событиями покончено, поэтому мне хотелось бы поговорить с тобой с глазу на глаз.

У Эммы затрепетало сердце.

– Прямо сейчас?

– Тебе следовало бы выбрать более подходящий момент, Сикандер, – заметила Сантамани. – Дождись хотя бы нашего отъезда. Злоумышленник разоблачен, и нам нечего дальше злоупотреблять твоим гостеприимством. Я намерена уговорить махараджу и набобзаду сегодня же отправиться по домам, иначе начнутся дожди и мы застрянем в Парадайз-Вью. Разве вы не замечаете, что в небе уже начинают собираться тучи?

Небо словно услышало ее слова: на лестнице внезапно потемнело. Все насторожились, чего-то ожидая. После стольких дней немилосердного зноя темнота среди бела дня казалась чем-то неестественным. Потом снова выглянуло солнце, залив дом золотым светом, и установилось обычное пекло.

– Неужели уже сегодня хлынет дождь? – спросила Эмма, ни к кому не обращаясь.

– Нет, Эмма. Наберись терпения, – сказал Сикандер. – Тучи будут собираться целую неделю, прежде чем прольется первый ливень. Потом ты будешь мечтать о солнце, глядя на непрекращающийся дождь.

– Никогда не буду мечтать об этой жаре! – пообещала Эмма.

Все засмеялись – они-то знали, как все получится на самом деле. В этот день Сикандеру так и не удалось поговорить с Эммой. Прошло несколько дней после отъезда гостей. Эмма чувствовала, что он чего- то ждет, и не собиралась его торопить.

Он должен был прийти к ней по собственной воле, когда окончательно созреет для разговора.

После недели бездействия Сикандер загорелся желанием наверстать упущенное. Целыми днями он пропадал па рубке леса. Эмма использовала это время на ремонт бунгало и крыши в помещении слуг, а также проводила немало часов с детьми. Она тоже находилась в напряженном ожидании, как и растрескавшаяся, сгорающая от жажды земля у нее под ногами.

С приближением муссонов в небе громоздилось все больше туч; в конце концов его заволокла беспросветная серая пелена. Жара все еще оставалась невыносимой; трудно было поверить, что на дворе июнь, настолько это не соответствовало климату Англии. Теперь Эмме казалось, что она бесконечно далека от нее. Ощущение, что она прожила в Индии всю жизнь, дожидаясь муссонов и надеясь, что к ней вот-вот вернется Сикандер, теперь не покидало ее.

Как-то серым днем, когда от духоты и влажности уже нечем было дышать, наконец появился Сикандер.

– Эмма, – начал он, остановившись на веранде ее бунгало, – возвращайся вместе со мной в дом. Теперь я готов к разговору с тобой. Мне не хотелось его заводить раньше времени. Я должен был завершить кое- какие дела.

Эмма невольно задержала на нем взгляд. Трудно было предположить, что этот человек почти неделю находился между жизнью и смертью. Он был так красив, что у нее защемило сердце, а внизу живота зашелестели крылышками тысячи бабочек. Достаточно было одной его улыбки, чтобы она бросилась ему в объятия.

Со своей обычной вежливостью он подал ей руку, помогая спуститься со ступенек.

– Ты чувствуешь запах дождя? – спросил он, втягивая воздух. Эмма посмотрела на оловянное небо.

– По-моему, ты водишь меня за нос: никакого дождя не предвидится. Когда он наконец прольется, будет уже слишком поздно. Все вокруг либо уже умерло, либо находится при смерти.

– Ошибаешься, Эмма. Вот увидишь, как возродится жизнь, стоит пройти первому дождю. Появятся гусеницы размером со змею и мотыльки под стать орлам…

– Не преувеличивай.

– Посмотрим. От одних насекомых не будет отбоя, а твое жалкое бунгало мигом проглотят джунгли.

– Жду не дождусь, чтобы это случилось. Меня уже тошнит от жары и засухи.

Всю остальную дорогу до розового дома они проехали молча. Не успела она войти, как Сикандер потащил ее в приемную, где стояли письменный стол в британском стиле и кресло, превращавшие комнату в кабинет. Посередине стола лежала стопка бумаг.

Сикандер предложил Эмме сесть и как ни в чем не бывало подал ей бумаги, опершись о край стола. Она просмотрела бумаги, удивленно подняла на него глаза, снова прочла написанное, но уже гораздо внимательнее. Указывая на верхний лист, она проговорила:

– Это как будто документ на весь Парадайз-Вью, включая Уайлдвуд…