у тебя не пропало желание своими глазами увидеть места, где ты родилась, и попытаться узнать хоть что- то о своих настоящих родителях… Тогда, черт побери, почему бы тебе не отправиться туда вместе со мной? – Майкл вновь со вздохом откинулся назад и засунул руки в карманы брюк. – Мне кажется, это был бы огромный шаг вперед с твоей стороны. Согласна? Конечно, я рассуждаю как эгоист. Мне очень хочется увезти тебя отсюда. Ну как? Ты все еще считаешь меня порядочным и честным?
Роуан оцепенело смотрела в пространство, закусив губу, чтобы не расплакаться.
– Мне очень хочется туда поехать, – с трудом выдавила она.
По щекам покатились слезы.
– Боже мой, Роуан, прости, – поспешно извинился Майкл. – Я не имел права задавать такие вопросы.
Она продолжала глядеть куда-то на воду, словно это было единственной возможностью справиться с эмоциями. Майкл видел, как напряжены ее плечи, как судорожно подергивается горло, сглатывая непослушные слезы. Более одинокого человека, чем Роуан, он еще не встречал. В Калифорнии полно одиноких людей, но она, казалось, вообще существовала отдельно от остального мира. Майклу стало страшно за нее, страшно оставлять ее одну в этом доме – в этом чувстве не было и тени эгоизма, какого- либо проявления его собственных корыстных желаний.
– Послушай, Роуан, мне действительно очень жаль. Я не должен вмешиваться, – сказал он. – Это касается только тебя и Элли. Ты поедешь, когда почувствуешь себя готовой. А сейчас ехать нужно мне, и совсем по иным причинам. Мне придется расстаться с тобой, хотя и чертовски не хочется.
Слезы опять хлынули по ее щекам.
– Роуан…
– Майкл, – прошептала она. – Это мне следует просить у тебя прощения. Это ведь я бросилась в твои объятия. Так что не надо обо мне беспокоиться.
– Не говори так.
Он хотел обнять ее и уже сделал движение, чтобы подняться, но она жестом остановила его порыв, и Майклу не оставалось ничего другого, кроме как тихо добавить:
– Если ты думаешь, что мне не доставляло удовольствия держать тебя в своих объятиях и осушать твои слезы, тогда ты просто не применяешь свой дар. Или совершенно не понимаешь мужчин вроде меня.
Роуан вздрогнула и крепко сцепила руки у груди, пряди волос упали на лицо. В этот момент она казалась такой несчастной, что Майклу нестерпимо захотелось прижать ее к себе и целовать, целовать, целовать…
– Ну скажи, чего ты боишься? – спросил он.
Произнесенный шепотом ответ звучал так тихо, что Майкл едва его расслышал.
– Того, что я плохая, что я действительно обладаю ужасающей способностью творить зло. И та сила, которая во мне заключена – какой бы по сути своей она ни была, – говорит мне именно об этом.
– Роуан, совсем не грешно быть лучше Элли или Грэма. И совсем не грешно ненавидеть их за то, что они обрекли тебя на одиночество, оторвали от родных корней и лишили всех кровных связей.
– Я все это знаю, Майкл.
Она благодарно улыбнулась, но было очевидно, что его слова прозвучали неубедительно. Роуан чувствовала, что ему не удалось постичь нечто очень важное в ее жизни, и Майкл это понял. Он вновь, как и вчера на палубе яхты, потерпел неудачу.
– Роуан, что бы ни произошло в Новом Орлеане, мы с тобой непременно встретимся, причем скоро. Я мог бы тебе поклясться на целой стопке Библий, что вернусь сюда, но, если честно, мне так не кажется. Такое же чувство было у меня, когда я уезжал из своего дома на Либерти-стрит: я твердо знал, что покидаю его навсегда. Но мы увидимся с тобой в другом месте. Если ты не можешь поехать в Новый Орлеан, только скажи – и я примчусь туда, куда ты велишь.
Вот вам, придурки потусторонние, – подумал он, глядя на воду залива, в которой отражалось грязно- голубое калифорнийское небо. Вот вам, неведомые существа. Вы втянули меня во все это и смотались, не пожелав помогать дальше. Ладно, я поеду в Новый Орлеан, раз вы этого хотели. Но то, что существует между мною и этой женщиной, принадлежит только мне.
Роуан хотела отвезти его в аэропорт, но он настоял на вызове такси. Путь неблизкий, а она слишком устала и должна выспаться.
Майкл принял душ и побрился. Уже почти двенадцать часов он не притрагивался к выпивке. Удивительно, ничего не скажешь.
Когда он спустился вниз, Роуан вновь сидела на каменной плите перед камином, скрестив ноги. В белых шерстяных рейтузах и в длинном свитере крупной вязки она была очень красивой и грациозной как лань. От нее исходил слабый аромат каких-то духов – Майкл забыл их название, хотя этот запах всегда ему нравился.
Он крепко прижал ее к себе, поцеловал в щеку и долго не отпускал. Скользя губами по гладкой, упругой коже, он вдруг с болью вспомнил о том, что их с Роуан разделяет восемнадцатилетняя, если не больше, разница в возрасте.
Потом Майкл написал на бумажке название отеля – «Пон-шатрен» – и телефонный номер.
– Могу я позвонить тебе в клинику? – спросил он, протягивая ей листок. – Или не стоит?
– Позвони обязательно. На работе я периодически прослушиваю сообщения с автоответчика. – Роуан подошла к кухонному столу и на вырванном из блокнота листке написала свои номера. – Вот, держи. И если возникнут проблемы, скажи, что я жду твоего звонка. – Она встала чуть поодаль, засунула руки в карманы и тихо попросила: – Только не пей больше.
– Слушаюсь, доктор, – засмеялся он. – Я бы мог встать на одно колено и дать тебе торжественную клятву, но… А вдруг в один прекрасный момент стюардесса подойдет и предложит…
– Майкл, не пей в самолете и, когда прилетишь туда, тоже. Тебя захлестнут воспоминания. А рядом не будет никого.
– Вы правы, доктор, – кивнул он. – Я буду осмотрителен и постараюсь вести себя хорошо.
Майкл раскрыл чемодан и достал из бокового кармана плеер фирмы «Сони». Потом проверил, на месте ли приготовленная в дорогу книга.
– Вивальди, – пояснил он, запихивая в карман куртки плеер и маленькие наушники. – А вот мой Диккенс. В полете я без них просто свихнусь. Клянусь, это лучше, чем водка и транквилизатор.
Роуан рассмеялась.
– Подумать только! Вивальди и Диккенс…
– У всех есть свои слабости, – пожал плечами Майкл. – Боже, ну почему я уезжаю отсюда? Наверное, я действительно сошел с ума.
– Если ты не позвонишь мне вечером…
– Я позвоню тебе раньше и буду звонить чаще, чем ты думаешь.
– А вот и такси.
Майкл тоже услышал сигнал машины.
Он обнял Роуан, поцеловал, порывисто прижал к себе и надолго застыл, не в силах сдвинуться с места. Ему вновь вспомнилось ее предположение, что во всем случившемся виноваты те самые таинственные существа и они же могли вызвать у него потерю памяти. Майкл почувствовал, как по спине пополз холодок, и ощутил нечто похожее на безотчетный страх. А что, если все-таки остаться здесь, с нею, и навсегда выбросить их из головы? Пока у него еще есть такая возможность, последний шанс…
– Мне кажется, я люблю тебя, Роуан Мэйфейр, – прошептал он.
– Я слышу тебя, Майкл Карри, – ответила она. – И полагаю, что это чувство взаимно.
На лице Роуан вновь засияла ослепительная улыбка, а в глазах ее Майкл увидел ту же силу, что так будоражила его в течение нескольких последних часов, и одновременно великую нежность. И грусть.
До самого аэропорта Майкл, закрыв глаза, слушал Вивальди. Но это не помогало. Теснившиеся в голове мысли не давали покоя и попеременно то уносили его в Новый Орлеан, то вновь возвращали к Роуан – туда-сюда, словно маятник… Казалось бы, она не сказала ничего особенного, но ее слова потрясли Майкла, перевернули душу. Все это время он цеплялся за идею о некой величественной картине событий, о стоявшей перед ним высокой цели. Но стоило Роуан задать ему несколько элементарных, но вполне логичных вопросов – и вера его улетучилась, рассыпалась в прах.
