лиц, которые спешили во двор с бледными, искаженными от страха лицами.
– Он отказал! – кричали они. – Он объявляет войну церкви божьей!
– О, друзья мои, – говорил один из посланцев – архидьякон, едва переводя дыхание, – мы спаслись, словно птицы из силков птицелова. Тиран заставил нас ждать два часа перед воротами своего дворца, а потом выслал к нам солдат с веревками и топорами и приказал сказать, что это единственный его ответ разбойникам и мятежникам.
– Назад, к патриарху!
Вся толпа повалила обратно, и Филимон остался один, один на всем свете…
– Куда теперь идти? Что делать?
Он прошел сотни две шагов, прежде чем задать себе этот вопрос, на который не было ответа.
Его несло по течению, его выбросило из гавани в открытое море. Земля и небо скрылись у него из глаз. Он был одинок, и гнев душил его.
Он долго шел, прежде чем очутился в аллее, которая ему показалась знакомой.
Не виднеются ли там вдали ворота Солнца?
Филимон беззаботно шел все дальше и дальше и, наконец, очутился на большой площади, куда дня три тому назад привел его маленький носильщик.
Итак, значит, он был вблизи музея, около дома Ипатии. Юноша не знал, в котором из домов жила Ипатия, но дверь музея он помнил отлично. Усевшись возле ограды сада, освеженный прохладой ночи, очарованный тишиной и ароматом неведомых цветов, Филимон тщетно ждал, не появится ли существо, ради которого он пришел сюда.
Он осмотрелся и увидел, что одно окно было открыто и из него лился яркий свет лампы… Юноша встал и сделал несколько шагов, чтобы заглянуть вовнутрь освещенной комнаты. Хотя окно находилось высоко, ему все же удалось различить полки с книгами и картины, развешенные по стенам. Затем он услышал чей-то голос. Голос был женский.
Ипатия громко читала стихи, – он явственно различил в ночной тишине отдельные звуки и замер от восторга, точно прикованный неведомыми чарами.
Но вот голос умолк; женская фигура подошла к окну и остановилась, глядя на чистое звездное небо и словно упиваясь великолепием, безмолвием и одурманивающими ароматами.
Она ли это?
Сердце юноши сильно и порывисто забилось…
Филимон не мог разглядеть лица Ипатии, но яркий свет месяца озарял ее лоб, поднятый кверху и окаймленный золотистыми прядями волос, падавшими на ее плечи.
– Что она делает? Что? Молится? Творит свои ночные заклинания?
Сердце юноши так сильно билось и стучало, что ему казалось, что она непременно должна услышать это шумное биение.
Но Ипатия ничего не слышала. Словно изящное изваяние из слоновой кости, она продолжала стоять неподвижно, созерцая небо. А позади нее, в ярко освещенном покое было множество картин и книг – целый мир неведомого знания и красоты…
Ипатия, жрица всего прекрасного в мире, пригласила его учиться и стать мудрым! Искушение! Мгновениями Филимону хотелось бежать. «Я безумец – быть может это вовсе и не она!» – подумал юноша. И он сделал неосторожное движение. Ипатия глянула вниз из окна, увидела чью-то фигуру, быстро затворила ставни, исчезла и больше не появлялась.
Глава X
БЕСЕДА
На следующее утро, еще задолго до восхода солнца, Филимона разбудили служители, пришедшие убирать аудиторию. Грустный и голодный, начал он блуждать по улицам, с нетерпением ожидая, когда пройдут, наконец, эти долгие часы, отделяющие его от желанной минуты. Он не знал, как раздобыть себе кусок хлеба, но, обладая здоровыми руками, надеялся хоть немного заработать переноской тяжестей. Филимон спустился к набережной, но работы не нашел. Он сел возле парапета и, глядя в воду, стал наблюдать за ожесточенной борьбой двух больших крабов. Ухватившись клешнями за морскую траву, каждый из них тянул к себе мертвую рыбу. Неожиданно борьба закончилась: рыба разорвалась на две части, и крабы со своей добычей быстро скрылись в глубине моря. Филимон невольно расхохотался.
– В чем дело? – спросил юношу хорошо знакомый голос, раздавшийся позади него. Монах обернулся и увидел маленького носильщика, несшего на голове большую корзину с финиками, виноградом и арбузами.
– Почему ты не в церкви, юный друг? Посмотри – уже все набожные люди спешат в Цесареум.
Филимон пробормотал что-то невнятное. 0.
– Хо, хо! Никак ты уж повздорил с преемниками апостолов?
Филимон рассказал маленькому человечку все случившееся вчера и закончил свой рассказ просьбой научить его, как заработать немного денег на завтрак.
– Заработать на завтрак! Неужели любимец богов, гость Ипатии, станет зарабатывать себе кусок хлеба тяжелым трудом, когда у меня есть обед и я готов разделить его тобой. Унизительная мысль! Юноша, прости меня: я был несправедлив к тебе. Вчера утром, совсем не по-философски, я позволил чувству зависти завладеть своим рассудком. Теперь мы товарищи и братья, так как оба ненавидим монахов!
– Но я вовсе их не ненавижу! – возразил Филимон. – Я ненавижу только дикарей из Нитрии!
– Но они-то и есть самые настоящие представители монашества, и ты их ненавидишь. Большее заключает в себе меньшее, а следовательно вместе с ними ты ненавидишь и остальных монахов. Я не без
