Роланд сошел с дороги и пошел, не оглядываясь, по высокой траве. Остальные помедлили только мгновение и направились следом за ним.
До встречи со стариками в Речном Перекрестке Сюзанна воспринимала Роланда как героя «вестерновских» шоу, которые она изредка смотрела по «ящику»: «Чейенн», например, или «Человек с винтовкой», или венец творений подобного рода – «Дым от выстрела». Последнюю передачу они частенько слушали с папой по радио до того еще, как она появилась на телевидении (она подумала, что для Эдди и Джейка сама идея радиопостановки показалась бы странной по меньшей мере, и улыбнулась – не только мир Роланда сдвинулся с места). Она до сих пор еще помнила те слова, которыми начиналась каждая передача: «Человек становится наблюдательным… и чуточку одиноким».
До того, как они побывали в Речном Перекрестке, она считала, что личность Роланда вполне можно определить одной этой фразой. Роланд был не таким «амбалом», как Маршал Диллон, и заметно проигрывал ему в росте, и лицо его напоминало скорее лицо утомленного жизнью поэта, а не разбитного ковбоя, но все же Сюзанна воспринимала его в качестве этакого экзистенциального воплощения вымышленного шерифа из Канзаса, чья единственная цель в жизни (не считая периодических выпивок в баре «Длинная Ветка» с друзьями Доком и Китти) – Очистить Город от Этой Мрази.
Теперь же она поняла, что Роланд – не просто упертый коп, объезжающий на верном своем коне вверенный ему участок где-нибудь на краю света. По крайней мере, когда-то он был другим. Был дипломатом. Мыслителем. Может быть, даже наставником. Но, самое главное, он был солдатом, воином «света», как называют его эти люди. «Свет», как она догадалась, это свет цивилизации, добрые силы, которые не дают людям поубивать друг друга и поддерживают мир в стране, причем достаточно долго, чтобы за это время мог быть достигнут какой-то прогресс. В свое время Роланд был скорее рыцарем – странствующим рыцарем, – нежели охотником – санитаром, истребляющим вредных животных, каким он представлялся Сюзанне. Но почему – «в свое время»? Его время еще не прошло. Во всяком случае, старики в Речном Перекрестке в этом ни капельки не сомневались. Иначе с чего бы им плюхаться на колени в пыли и принимать его благословение?
Только теперь, в свете нового своего понимания, Сюзанна увидела, как умело и умно манипулировал ими стрелок после того кошмарного утра в кругу говорящих камней. Каждый раз, когда в разговоре, пусть даже вскользь, возникала какая-то тема, которая могла привести их к тому, чтобы начать сравнивать пережитое – и это было бы только естественно, если учесть, что каждый из них на себе испытал необъяснимое с точки зрения привычного опыта «извлечение» из того мира в этот, – Роланд тут же вступал в беседу и переводил ее на другие темы, причем так гладко и так умело, что никто из троих (даже сама Сюзанна, при том, что целых четыре года она принимала самое деятельное участие в движении за гражданские права) этого не замечал.
Сюзанна, кажется, поняла, почему он так делал: Роланд хотел дать Джейку время прийти в себя. Но и теперь, понимая причины, она все равно не могла подавить своих чувств – изумления, досады и даже обиды за то, как умело и ловко он ими манипулировал. Незадолго до того, как Роланд перетащил ее в этот мир, Эндрю, ее шофер, сказал одну фразу, которую Сюзанна вспомнила теперь. Что-то насчет того, что президент Кеннеди был последним стрелком в этом западном мире. Тогда она посмеялась над ним, но теперь, кажется, поняла. В Роланде было много от Кеннеди. Гораздо больше, чем от Мэтта Диллона. Вряд ли стрелок обладал таким развитым и богатым воображением, как Кеннеди, но когда дело касалось романтики… самоотверженности… обаяния…
«И еще хитрости, – осадила она себя. – Не забывай про хитрость».
Неожиданно для себя самой она громко расхохоталась.
Роланд, который сидел на земле, скрестив по-турецки ноги, повернулся к ней и вопросительно поднял брови:
– Что-то смешное?
– Ужасно смешное. Слушай, ответь-ка мне на вопрос: ты много знаешь языков?
Стрелок на мгновение задумался.
– Пять, – сказал он наконец. – Когда-то я говорил еще на селлианском, но теперь я его подзабыл. Все, кроме мата.
Сюзанна опять рассмеялась веселым и легким смехом:
– Ах ты старый пройдоха Роланд.
Джейк проявил неожиданный интерес.
– А вы могли бы сейчас ругнуться на стреллианском?
– На селлианском, – поправил его Роланд. Он на мгновение задумался, а потом быстро и плавно произнес непонятную фразу, как будто прополоскал горло какой-то густой вязкой жидкостью. Например, кофем недельной давности. Во всяком случае, Эдди воспринял это именно так.
Роланд умолк и усмехнулся.
Джейк улыбнулся тоже.
– И что вы сказали?
Роланлд приобнял мальчика за плечи.
– Что нам надо о многом поговорить.
– Что да, то да, – согласился Эдди.
– Мы четверо – это ка-тет, – начал Роланд, – то есть, группа людей, связанных общей судьбой. Философы у меня в стране утверждали, что разрушить ка-тет может лишь смерть и предательство. А мой великий учитель, Корт, говорил, что поскольку и смерть, и предательство – тоже спицы в большом колесе ка, эти узы вообще невозможно порвать. Сейчас, по прошествии стольких лет, когда я многое понял и много узнал, постепенно склоняюсь к его точке зрения.
– Каждый участник ка-тета, он как отдельный кусочек в головоломке, сам по себе непонятный и даже загадочный… но если сложить их все вместе, они образуют картинку… или какую-то часть картинки. Иногда для того, чтобы ее завершить, нужно немало ка-тетов. Так что вы не удивляйтесь, если сейчас обнаружится, что ваши жизни соприкасались уже и не раз, причем вы, наверное, даже об этом и не подозревали. Одно только то, что каждый из вас троих может читать мысли другого…
– Чего?! – изумился Эдди.
– Я говорил уже: не удивляйтесь. Это все происходит у вас так естественно, что вы ничего даже не замечаете. Но тем не менее, это правда. Мне виднее со стороны, я, потому что, не полноправный участник вашего ка-тета – может быть, это из-за того, что я из другого мира, – и мне не дано читать ваши мысли. Но передавать я могу. Сюзанна… ты помнишь, что было в круге камней?
– Да. Ты велел, чтобы я отпустила демона, но только когда ты мне скажешь. Но вслух ты этого не произносил.
– Эдди… помнишь, как на медвежьей поляне на тебя налетела эта механическая штуковина в виде летучей мыши?
– Да, ты мне еще крикнул: «Ложись!»
– Он и рта не раскрыл, – заметила Сюзанна.
– А как же тогда? Ты же крикнул мне! Я тебя слышал!
– Да, я кричал тебе. Но кричал мысленно. – Стрелок повернулся к Джейку. – А ты помнишь? В том доме?
– Когда доска, за которую завалился ключ, не отрывалась, ты мне сказал, чтобы я отодрал другую. Но если вы не читаете мои мысли, Роланд, то как вы узнали, что именно у меня там стряслось?
– Я видел. Не слышал, но видел… самую малость, как через грязное стекло. – Он обвел всех троих пристальным взглядом. – Эта близость людей и их способность читать мысли друг друга называется «кхеф». Слово это в исконном наречии древнего мира имеет множество значений. Вода, рождение, жизненная сила – вот только некоторые из них. Я хочу, чтобы вы знали об этом. И чтобы вы поняли. У меня пока все.
– А как понять то, во что ты не веришь? – спросил его Эдди.
Роланд улыбнулся.
