выражала свое крайнее огорчение. Марджори сделала глубокий вдох, стараясь успокоить бешено колотившееся сердце. Она могла ошибаться. Это вполне возможно!

– Возможно? – прошептала она про себя. – Может, и так, если б я жила на луне. Ну да ладно.

Она распахнула дверь и вошла в комнату легкой и быстрой походкой.

Здесь теснились какие-то столики, мягкие диваны и многочисленные стулья. Лучи солнца, лившиеся из южных окон, мягко освещали обстановку. Комната казалась живой из-за скользивших по стенам легких теней. Марджори поразил вид миссис Кэмли, необычный даже для этой экстравагантной дамы. Та расположилась в шезлонге, закутавшись в несколько шелковых шалей. На ее воздушную фигуру щедро падали солнечные лучи. В воздухе стоял густой аромат розового масла. Он смешивался с пряным букетом ароматических смесей, изготовленных в домашних условиях. От всего этого отчаянно слезились глаза и постоянно хотелось чихнуть. Марджи подумала, уж не являлась ли эта душная комната источником болезней миссис Кэмли. У нее самой не раз болела голова, когда приходилось долгое время находиться в гостиной. Однако боль тут же проходила после прогулки на свежем воздухе в лесу неподалеку от особнячка.

– Миссис Кэмли, – начала Марджори вежливо, – миссис Бут дала мне понять, что вы хотите видеть меня, чтобы сообщить мне что-то важное.

– Да, – слабым голосом прошептала ее хозяйка. – Я должна исполнить весьма печальный долг. Разумеется, я имею в виду Дафну. Хотя я к ней очень привязана и на нее, без сомнения, приятно смотреть – Сомерсби, я уверена, может это подтвердить, – боюсь, я не могу не уволить…

– Прошу вас, миссис Кэмли, – вмешалась Марджори. Она была очень спокойна, если не считать предательской слабости в ногах. Ее охватило отчаяние, знакомое тем, кто борется за свое существование. – Я знаю, что вы хотите сказать, только, умоляю вас, не торопитесь с этим! Я уверена, что, когда Дафна привыкнет к детям и вашему дому…

– Привыкнет к детям? – воскликнула миссис Кэмли. – Они ее обожают, что очень ухудшает дело! На это я не жалуюсь, хотя я должна сказать, Марджори, что несколько заблуждалась по поводу ее способностей. Я уже начинаю сомневаться, знакомы ли ей все буквы алфавита.

– Конечно, знакомы, – с легким сердцем ответила Марджори. Она всего лишь прошлым летом учила с Дафной алфавит и была уверена, что та теперь сможет повторить его наизусть. Впрочем, она прекрасно понимала, что, собственно, миссис Кэмли имеет в виду. Дафне обычно не удавалось применить свои более чем слабые знания на деле. – Может быть, конечно, она не умеет читать так хорошо, как некоторые…

Кэсси говорит, что ее приходится поправлять через каждое слово. Даже вы должны признать, что когда десятилетний ребенок образованнее своей гувернантки…

– Кэсси невероятно умна. Этим все и объясняется.

– Это только подтверждает мои слова. Марджи, я сожалею, но должна уволить вас и вашу сестру. По правде говоря, я наняла вас обеих только из уважения к… к памяти вашей покойной мамы. Вы, дорогая, и в самом деле были очень полезны. Взять, к примеру, то прекрасное дорожное платье из тафты. Вы сшили его великолепно. Даже леди Брокли просила дать ей адрес магазина в Лондоне, где я приобрела такую элегантную вещь. Хотя, по-моему, с ее стороны было очень невежливо уверять, что мне не идет синий цвет. Можно подумать, она что-нибудь в этом понимает. Но я отклонилась от темы! Мне совершенно не жаль денег, которые я платила вам. Вы ведь знаете, я вовсе не собиралась нанимать компаньонку. Я согласилась лишь потому, что сочла это своим христианским долгом. Кстати, вы привезли рыбу?

Марджори кивнула, думая, что, если хозяйка платила всем своим слугам так же мало, как и компаньонке, вряд ли они лезли ради нее вон из кожи.

– Да, мэм. Но, я прошу вас, дайте Дафне еще хотя бы неделю, чтобы она смогла убедить в своих достоинствах вас и ваших дочерей.

Миссис Кэмли, не отличавшаяся силой воли и характера, стала искать флакон для нюхательной соли среди многочисленных пузырьков и склянок на столике рядом с ней.

– Дело не только в моих девочках, дело… во всем! Мне очень жаль, Марджори, но я твердо решила.

Она наконец нашла маленькую золотую коробочку, в которой лежала маленькая губка, пропитанная так называемым «укрепляющим» ароматом, поспешно раскрыла ее и сделала глубокий вдох. И, разумеется, тут же закашлялась из-за действия вредных паров.

– Мне больше нечего сказать. О, как ужасно я вдруг себя почувствовала! Вы можете остаться до конца недели, а потом кто-нибудь отвезет вас в деревню. А теперь пожалейте мои бедные нервы. Вы знаете, я не люблю скандалов.

Ошеломленная Марджори стояла молча. Должно быть, что-то произошло во время ее поездки в Мендип Кум. Иначе с чего бы так резко изменилось настроение миссис Кэмли.

– Что случилось? – вскрикнула она. – Я вас не понимаю. До конца недели? Но это же не больше трех дней. – Марджори сделала шаг вперед и, закусив губу, наконец собралась с силами, чтобы спросить:

– Прошу вас, скажите, дело в Сомерсби?

Миссис Кэмли застонала. Она вся дрожала, когда торопливо закутывалась в многочисленные шали. Из глубины этого кокона она томно произнесла:

– Вы должны сказать ей, Грегори. Я больше не в силах вымолвить ни слова.

Только тогда Марджори заметила чью-то ногу в пыльном сапоге. Она едва выдавалась из-за кресла, стоявшего спинкой к ней. Вдобавок кресло спряталось в тени драпировок, и его вообще трудно было разглядеть из-за яркого света, который падал на миссис Кэмли.

Похоже, там сидел лорд Сомерсби. Неужели на протяжении всего разговора он находился в комнате и не дал ей знать о своем присутствии? Это показалось Марджори не похожим на доброго молодого виконта, который всегда так приветливо с ней здоровался. Но почему Грегори? Дафна говорила ей, что лорда Сомерсби звали Эван. Какой еще Грегори?

Она в оцепенении смотрела, как его светлость поднимается с места. Только это был вовсе не Сомерсби, а… а тот самый человек из экипажа!

Ишь сколько злости в его улыбке! Доволен, как кот, поймавший хорошенькую полевую мышку.