похороны. Зимние месяцы становились все длиннее, и Альберт был уверен, что температура понижается с каждым годом. Возможно, наступит новая ледяная эра. Он хотел бы снова стать молодым. Он хотел бы снова сидеть с братом в пабе, пить и смеяться, как они делали это в молодости. Но его брат мертв. Все были мертвы. Только он остался в живых. Он жив и должен извлечь все возможное из этого. Дела могли быть еще хуже. А у него есть отложенные три сотни фунтов. Они не могут забрать их у него. Он заплатит за свои собственные похороны сам.Альберт Мосс не был попрошайкой. Ему не нужна благотворительность. У него есть самоуважение. Он добрался до угла, а затем его остановил управляющий домом. Он почувствовал, как вода высыхает на его руке. Не оставил ли он кран открытым, когда уходил, запер ли на все ключи наружную дверь, не произойдет ли утечка газа и не разрушит ли она его дом? Он опаздывал на встречу в соцслужбу, a ему нужна была дополнительная пятерка, которую он пытался получить на оплату отопления, по нужно вернуться и проверить. Он сделает это быстро. Он быстро вернется в квартиру, последний раз пробежится по ней. Если он сделает все быстро, тогда все будет нормально и все будут счастливы. Только этого он и хотел.Мишель Уотсон была энергичной, искренней и работала на правительство. Альберт Мосс не пришел на вчерашнюю встречу. Она знала достаточно об этом пенсионере что, скорее всего, состояние его здоровья не позволило ему прийти на встречу, а не что-либо другое. Такое случалось и раньше. Как преданный социалист Мишель ужасалась тому, в какие условия были поставлены пенсионеры из рабочего класса. Условия, вынуждающие их считать положенную им финансовую помощь благотворительностью. Концепция меняется, но такое не должно вообще происходить. Она напишет ему, так как у него нет телефона, и назначит другую дату.Временами Мишель приходила в отчаяние от людей из рабочего класса, с которыми ей приходилось ежедневно иметь дело, особенно от молодежной прослойки своего района. Они не имели представления, что свой гнев и агрессию они должны направлять туда, куда призывает их классовая солидарность. Предпочитая напиваться до состояния, близкого к коме, а затем драться друг с другом из-за пустяков. Никакой логики не было в этом саморазрушении, когда люди, которые сделали их жизнь невыносимой посредством несправедливых законов и угнетающей пропагандой, находятся совсем рядом в здании парламента. Молодые мужчины пьют и режут друг друга, когда их выставляют из пабов после закрытия, или в клубах, или когда их подрезают на светофоре. Тем не менее, они позволяют слабым, безвольным мужчинам в строгих костюмах грабить их как слепых и указывать им, кого они должны ненавидеть.Если угонщики машин и потребители экстази проснутся и поглядят вокруг, то они смогут найти лучшие способы использования своей энергии. Мишель не могла найти логики в том, чтобы зашириваться по уши и игнорировать реальности жизни. Все, что происходит в обществе, носит политический характер. Те футбольные хулиганы, о которых она читала, избегали этих проблем, калеча друг друга ради спорта. В это было трудно поверить. Спорт стал еще одним моральным преступлением капиталистического общества, ведь фундаментом спорта является разжигание конкуренции, бессмысленная трата ресурсов, увод энергии и людей от классовой борьбы и трата ее на глупые игры. Как же много из этих молодых мужчин стали хулиганьем самого правого толка. И она готова была поверить, что девяносто пять процентов из них были близки к членству в экстремистских организациях* Она никогда сама не была ни на одном футбольном матче, хотя и прислушивалась к грязным разговорам в своем местном пабе, но считала себя достаточно квалифицированной, чтобы иметь собственное суждение.Величайшей надеждой Мишель как радикальной социалистки, выросшей в самой глубинке Хемпшира, но живущей и борющейся сейчас в Лондоне, было черное население. Подавляемые на протяжении веков, они были шансом на спасение раздавленного человечества. С помощью образованных белых левых взглядов, таких как она сама, черные постепенно пробьют себе дорогу вверх по социальной лестнице, и черная молодежь, ушедшая с улиц, будет потенциальной базой политических кадров – способных молодых мужчин, готовых преодолеть барьеры угнетения расистского капитализма белых. Она слушала гангстерский рэп первых пионеров жанра, таких групп как NWA и Public Enemy, хотя их сексистские тексты, призывающие к насилию, не совсем продуктивны с точки зрения осознанной политической борьбы. Но ничего, ведь в них говорилось о жизни на улицах Лос- Анджелеса и Нью-Йорка – такой, как она была в реальности и, следовательно, маленькие недостатки можно было простить.Она переложила бумаги на своем столе и открыла следующий файл. Билли Брайт. Покалеченный неонацист, судя по снимку, на котором он стоит, держа в здоровой руке лотерейный билет. Он коротко пострижен, на нем военная куртка, такие она видела в репортажах ТВ об активности фашистов в Брик Лейн. И внешность, хотя и бывает обманчива, скорее всего соответствует содержанию в подобного рода праворадикальных случаях. Она изучала его файл, заставляя его ждать. Его случай был именно такого рода, против которого должен выступать социализм Его уволили в связи с сокращением, и он обратился к государству за помощью в полной уверенности своего права на это.Мистер Фаррелл стал садовником после войны. Он любил растения и цветы и был достаточно удачлив, получив работу с помощью местной комиссии по управлению парками. Осень сменяла лето, весна зиму а так как мистер Фаррелл работал на воздухе, он мог видеть перемены. Работа помогала ему оставаться здоровым, и сейчас, когда он уже был на пенсии, всё ещё наслаждался радостями, которое доставляет относительно доброе здравие. Он много ходил пешком для того, чтобы- поток энергии, циркулирующей в его теле, поддерживался на должном уровне, а также потому, что ценил возможность свободы передвижения, предоставляемую демократическим обществом. Он постучал в обитую кожей дверь и подождал.

– Привет, Альберт, – сказал мистер Фаррелл, когда его друг открыл дверь.Альберт Мосс отступил назад, и мистер Фаррелл вошел. Квартира была идеально чистой, и мастер Фаррелл восхищался порядком и контролем в жизни Альберта. Он вылизывал ее каждую неделю и держал оборудование и обстановку в идеальном состоянии. Он прошел через прихожую в гостиную и увидел, что Альберт подготовил все к его приходу; На столе стоял красивый заварной чайник, и два легких кресла были передвинуты из своей обычной позиции так, что они стояли теперь под углом друг к другу.- Выпьешь чаю? – спросил Альберт, глядя на мистера Фаррелла, зная, что он всегда приносит е собой бисквиты.- Выпью чашку. На улице сегодня хорошо, но немножко холодает.Мужчины сели в кресла и начали дуть на чай, чтобы охладить его. Говорили они не много и съели упаковку бисквитов. Мистер Фаррелл наслаждался спокойной атмосферой, ему нравилась квартира Альберта.Его друг не поленился вставить старые фотографии в рамки и расположить их стратегически по всей комнате. Большая часть их была черно-белыми, и они хорошо смотрелись на белых стенах. Хотя мистер Фаррелл иногда задумывался, как бы выглядела золотая пагода в Рангуне, если бы была сфотографирована в цвете. Альберт снял ее во время войны, когда служил в Бирме и говорил, что оригинал по-прежнему в его памяти и никогда не забудется. На стене выделялся цветной рисунок. Подарок прихожанина Спири-туалистской церкви, которую он посещал. Он изображал его ауру. Мистер Фаррелл не совсем понимал, что это значит, но находил этот рисунок интересным, вроде произведений абстрактной живописи.- Ты готов? Можем начать?Занавеси были задвинуты, и двое мужчин погрузились в молчание. Глаза были закрыты. После небольшой паузы Альберт начал говорить, и мистер Фаррелл установил что-то вроде контакта с теми, кого он любил, но они ушли в другой мир. Альберт стремился провести предварительную релаксацию и дать возможность духам прийти к нему. О текущих кранах он уже не думал.Номер сорок шесть изучал женщину, от которой зависело его дело. Она сидела перед ним, изучая его бумаги. Она выглядела достаточно привлекательно, но он в этот момент не жаждал женского общества. Он был без гроша, уволен по сокращению капитанами промышленности, которые тратили свое время, блея о патриотизме, а затем инвестировали британские средства за границей. Он чувствовал эту ненависть глубоко внутри. Она двигалась мощно вниз по глотке и оставалась гнить и расползаться внутри живота. Женщина выглядела как настоящий троцкист со своими очками и чистой кожей, распущенными длинными волосами и чернильными пятнами на пальцах тип бабы, которая ничего не знает о реальном мире, которая приходит в его халупу и практикует так называемую позитивную дискриминацию для каждого меньшинства которое существует на земле. Такие люди толкуют о рабочем классе, но не имеют ни малейшего представления о нем. Может быть, он ошибается, но вряд ли. Все они выглядят одинаково. Лесбиянки и теоретики марксизма с закладными и университетскими дипломами в рамочках рядом с камином.Однако он ничего не сказал, потому что он не испытывал вражды к этой женщине и ему нужно было немного наличных, чтобы продержаться, пока он не найдет работу. Пидоры-боссы его фирмы перебрасывали средства туда-сюда, чтобы сэкономить несколько фунтов, а в итоге тридцать человек оказались на пособии. Администрация внутри фирмы вознаградила себя за сэкономленные средства крупным повышением зарплаты. Фашизм был привлекательной доктриной. Послушай ораторов в местных пабах на тайных собраниях и их призывы вешать педофилов, насильников и отбросов в консервативной партии – и можно найти в них много смысла. Ребята с такими же самыми взглядами соединялись, а социальные