Картер обернулся, а Гарри сдвинулся назад на сиденье и начал озираться по сторонам. Балти же просто сидел с закрытыми глазами.

– Ах ты жалкий пиздюк, – обвинил его Картер, не оценив этого тона. Ему не нравились все эти разговоры о СПИДе, за все эти годы он переимел изрядное количество девок, если дела обстоят так, как гласит пропаганда, и окажется, что не только пидорасы и нарки обречены на столь жалкое умирание, то, выходит, и он тоже обречен подцепить эту дрянь. Но думать в таком духе было не в его характере. Надо жить здесь и сейчас. Забить на прошлое и не париться о будущем.

– Ты можешь погибнуть завтра, попав под автобус, или же вон грузовик может занести, и тогда нас всех сотрет в мясо. Сколько людей умирает от рака, от сердечных приступов, от тромбов? И только из-за того, что дело тут в сексе, раздули всю эту чухню. Ебаный свет, парни, живите и наслаждайтесь жизнью, покуда можете. По крайней мере, если умереть во время секса, то это будет стильно. То есть – вот, посмотрите на ту девицу. Не говорите мне, что не станете рисковать жизнью ради того, чтобы присунуть ей между ляжек.

Остальные трое посмотрели на высокую, тонкую блондинку, что шла мимо. Из-за пробок они ехали медленно. Картер опустил окно и высунул голову, пытаясь привлечь ее внимание. Она улыбнулась в его сторону и зашла в магазин.

– Я тут подумал, – сказал Гарри, когда они миновали светофор и снова поехали на нормальной скорости. – Может, стоит попросить Балти написать отчет, такой, как Тэйлор писал о футболе? Описать аспекты безопасности в данной игре и дать определенные рекомендации.

Он увидел, как в зеркале мелькнули глаза Манго, заметил кривую улыбку на лице Картера.

– Так будет лучше для всех тех, кто участвует в игре. Посмотрите на Картера. Он снимает какую-то девку в «Блюзе», идет с ней домой и от души ей присовывает, но главная проблема в том, что для него это – обычное дело, и потому он не предпринимает никаких мер предосторожности. Он подвергает себя риску, не говоря уж о женщине-участнице. Не то чтобы у него была какая-нибудь тропическая болячка или еще какая гадость, но он полагается на случай. И, скажем, в отчете Балти будет такое правило: очки не засчитываются, если персона-участник не использует резинку. И вот, представьте, Картер уже готов трахнуть свою телку, внезапно он понимает, что выпадает из лиги, и делает над собой усилие, говорит женщине, чтобы она подождала секунду, идет в другой конец комнаты, перерывает всю одежду, находит свои сделанные по специальному заказу гондоны – для гномиков, естественно, покрытые всей этой ребристой китайской хуйней, натягивает резинку себе на елдак и приступает к делу. Вот так мы заставим его следить за собой, и пусть он творит свое доброе дело на благо человеческой расы.

– Имеет смысл, – сказал Балти, – но я не понимаю, почему отчет должен писать я. Пусть это сделает Уилл. Он у нас самый здравомыслящий. И ему это понравится. Я дерьмово пишу.

– А еще можно ограничить подвиды телок, – сказал Манго. – Никаких наркоманок и этих, которые ходят с сомнительными парнями. И никаких блядей.

– Эй, но ведь несколько дней назад именно ты хотел начислять очки за проституток, – сказал Картер. - Это идет вразрез со свободой выбора. То есть я готов заявить, что вижу смысл в резинках и во всем этом, может, даже в том, чтобы не связываться с наркоманками, это имеет смысл, но у них же не стоит на лбу печатей, и если девица всего лишь любит поебаться, это не причина, чтобы не засчитывать очки!

– Ты единственный, кто на эту тему парится, потому что из-за этого ты съедешь в самую жопу лиги, - сказал Манго, съезжая с Фулхэм Пэлас Роуд.

– Да ебанись ты. Ты ровняешь с дерьмом какую-то старую шлюху за то, что она трахается со всем, что шевелится, только потому, что она – женщина. Это сексизм. А я, черт возьми, ненавижу сексизм.

Все остальные заржали.

– Боже, бог ты мой, – сказал он. – Да вы посмотрите на эти сиськи.

Манго припарковался, подождал, когда парни выберутся из машины. Он мельком взглянул на пассажирское сиденье. Он раздумывал, что делать с этим пятном: вычистить самому или вызвать ребят из химчистки. Весь этот разговор о смерти и заболеваниях отбил у него желание звонить и приглашать девочку по вызову, хотя, если честно, его нервы не выдержали бы, если бы кто-то чужой оказался в его собственной квартире. Он устал. Его настолько все достало, что ему уже не нужны эти снотворные. Он мечтал о том, чтобы свернуться в постели, как ребенок, снова замереть в позе эмбриона, заперев все двери и занавесив окна, -именно об этом он мечтал больше, чем о чем-либо еще.

– Приезжай после игры в Уайт Харт, – сказал Картер, – тогда ты сможешь подкинуть нас обратно. Можешь даже переночевать сегодня у меня, если вернешься в «Юнити». Мы все там будем ошиваться часов до семи.

Манго закрыл двери, а Картер прыгнул в лужу и обрызгал Гарри, Гарри сказал ему, что тот – ебучий осел, и попытался его схватить, но секс-машина оказался шустрее, отбежал на десять ярдов вниз по улице и так и продолжал держаться на расстоянии, пока не решил, что Гарри забыл, что на нем мокрые джинсы. Они повернули к стадиону, готовые дернуть по пинте для рывка перед началом игры.

Между выступлениями двух команд был перерыв, ди-джей на сцене выдавал звуковые спецэффекты. Уилл заказал две пинты «Укуса змеи» и пробирался сквозь толпу к Карен. Ее лицо и руки покрывала тонкая пленка пота, красный кардиган обвязан вокруг талии, черная тушь слегка размазалась. Выпить «Укус змеи» было ее идеей. Уилл уже много лет не прикладывался к нормальному коктейлю. Во многих пабах просто перестали их готовить, хотя клуб «Вербал», казалось бы, не особенно был обеспокоен тем, чтобы нормально запастись темным пивом и сидром: горячительными напитками для своих клиентов. Впрочем, в клубе тусовалось мирное, совершенно анархическое сборище. Он передал Карен пластмассовый стакан и уселся рядом на лестнице, возвращаясь к их разговору, она сложила экземпляр Two Sevens, который читала.

– Сегодня три года с тех пор, как умерла моя мама, – сказала Карен.

Уилл заметил, как затуманились ее глаза.

– У нее была тяжелая жизнь, видишь ли. У всех женщин ее поколения была тяжелая жизнь. Говорят, что теперь стало по-другому, я и думаю, что в каком-то смысле так оно и есть, но все равно – мы живем в мире, который создан мужчинами и для мужчин. Моей маме приходилось вкалывать чуть ли не до самого дня смерти. Хотя у нее была вера, которая никогда ее не покидала. Она воспитывалась в католичестве. Верила в Бога, и в рай, и в лучшую жизнь после смерти, все терпела, принимала как неизбежность. Как будто любящий всех нас Бог мог придумать такую жестокую штуку, как рак.

Уилл кивнул. Он не мог с ней не согласиться, впрочем, он не считал, что мужчинам в этой стране приходится легче. Он думал, что больше тут важно социальное происхождение, сексизм – вот очередной элемент в стратегии «Разделяй и властвуй». Но он не хотел спорить. Уилл любил женщин. Может, он даже любил Карен.

– Возьмем мужчину. Если у него был секс с кучей разных женщин, то считается, что он очень крут и потому пользуется популярностью, но если ты встретишь женщину, которая делает то же самое, то она оказывается шлюхой. Где же здравый смысл во всем этом? Почему женщина не может пойти и заняться сексом с кем хочет и когда хочет?

Уилл согласился. Это, конечно, абсурд, но он попытался понять, и по этому поводу у него в голове даже появились какие-то мысли. Он слышал, что все дело тут в мужских врожденных биологических функциях, потребности сохранять свои гены в последующих поколениях. Это как компьютерная микросхема. Основной инстинкт, битва за выживание. Зацикленная, глубоко спрятанная генетическая программа, никакие попытки объяснить это логически, никакое самоотвращение никогда не смогут стереть ее окончательно. Может, в этой теории и есть доля правды. Откуда Уиллу это знать? Но об этом стоит поразмыслить. У женщины всегда есть уверенность, что ребенок в ее чреве – ее собственный, но какие тогда гарантии у мужчины? Он смутно помнил ту газетную шумиху, последовавшую за свадьбой столетия – Принца Чарльза и Леди Ди, все эти сплетни про королевскую проверку девственности будущей принцессы. В древние тяжкие времена о подобных вещах заявлялось открыто. Будущие жены королей подлежали проверке, чтобы после ни у кого не возникло и малейших сомнений в королевском отцовстве, когда детям придет время заступать на трон,