заглядывал ей под платье. Наглец, как ему только не стыдно!

Девушка перевела взгляд на Джеймса, стараясь понять, что он думает о ней после ее неожиданного ухода со званого вечера, да еще застав на дереве. Но на лице поэта не было заметно ни малейшего признака неудовольствия. Кэт приободрилась.

— Вас, конечно, шокировал мой поступок, — заговорила она с жеманной интонацией Джулии Мортон, — но я просто обожаю смотреть на птенчиков! Вы должны извинить мне эту слабость. К тому же обычно залезть к гнезду мне помогает мистер Барнсли.

Кэт мысленно пожурила себя за ложь, но не могла же она в самом деле признаться, что разыскивала молодую, пригодную для натаскивания на дичь пустельгу, которую недавно заметила в здешних местах.

Тем временем Эшвелл, подобравшись к Кэт совсем близко, потянулся и взял ее руку в свою.

— Вот я и настиг спрятавшуюся в дубовых ветвях лесную фею, — сказал он негромко, пристально глядя девушке в глаза.

— Вы так добры… — пробормотала она.

— О, непревзойденная красота природы! — послышался снизу звучный баритон Бакленда. — Как изыскан нежно-голубой цвет яиц в гнезде малиновки, как очаровательны полупрозрачные лепестки февральских подснежников, как изящна юная лань в лесу, длинноногая и грациозная!

Кэт очень хотелось убить проклятого насмешника, но он, к несчастью, находился вне ее досягаемости.

— Пожалуйста, помогите мне, лорд Эшвелл, — проговорила она. — Я действительно попала в глупое положение.

Вдвоем они начали осторожно спускаться вниз. Девушка с сожалением подумала, что после этого маленького приключения выглядит уже не так хорошо, как утром. Перед прогулкой она надела новенькое платье, еще одно прелестное изделие мадам Бомари — из голубого муслина, со скромным, отделанным белыми кружевами вырезом, рукавами-фонариками и несколькими рядами пышных оборок по подолу, — и водрузила на голову изящную соломенную шляпку с загнутыми по бокам полями, всю в цветах и лентах. Теперь эта шляпка лежала под деревом, а локоны Кэт, еще недавно аккуратно и со вкусом уложенные, беспорядочно разметались по плечам.

Первым ступив на землю, Джеймс тотчас поднял шляпку подал ее хозяйке. Она уже собиралась надеть ее, когда Бакленд остановил ее, попросив разрешения снять несколько приставших к волосам листьев. Кэт заметила сердитый блеск в глазах Эшвелла, но явное недовольство друга не остановило Бакленда. Он подошел к ней вплотную, с самым серьезным видом выбрал из ее волос несколько листиков и веточек и сам надел ей шляпку. При этом он наклонился так близко, что она почувствовала на щеке его дыхание. Ах, не будь рядом Джеймса, он бы наверняка ее поцеловал, и она бы нисколько не возражала!

Кэт заглянула в его серьезные глаза. Неужели и другие женщины, познавшие вкус его поцелуев, чувствовали такое же страстное желание прильнуть к его широкой груди и раствориться в его объятиях? У нее тоскливо сжалось сердце. Господи, это надо прекратить, пока не поздно! Она поспешно опустила взгляд и вдруг заметила, что в галстуке Бакленда сверкнул бриллиант. Странно, ведь Бакленд беден, откуда же у него бриллиантовая булавка для галстука? Наверное, досталась по наследству…

Когда молодой человек наконец отошел от нее, Кэт увидела, что Джеймс бросил на него мрачный взгляд, а лицо Бакленда превратилось в непроницаемую маску. Сначала девушка подумала, что поэт ревнует, но интуиция подсказывала, что дело не просто в соперничестве из-за провинциальной барышни.

Озадаченная неожиданным открытием, Кэт расправила платье, гадая, не проболтался ли Бакленд Джеймсу о первой встрече с ней в лесу. Нет, непохоже. Если бы Джеймс узнал скандальные подробности той встречи, он вел бы себя с ней вежливо, но холодно. Однако он сама любезность — значит, Бакленд не проболтался. Тогда что же происходит между ним и Эшвеллом? В чем причина их внезапного охлаждения друг к другу? Какой-то давний, неразрешенный спор? Впрочем, неважно. Главное, что это можно использовать в своих интересах! Придя к такому выводу, Кэт с очаровательной улыбкой попросила молодых людей проводить ее домой. Захватив стоявшие тут же плетеные корзинки с только что собранной ежевикой, все трое — Кэт в середине, знаменитый поэт по правую руку, мужественный красавец мистер Бакленд по левую — направились в усадьбу Дрейкоттов.

О суетность и тщеславие человеческой натуры! Как жалела Кэт, что ненавистная Джулия Мортон не видит ее в эту минуту!

Подходя к Черингскому ручью, Кэт остановилась. Ее удивило, что на полях возле деревни было гораздо меньше работников, чем обычно.

— Почему вы так побледнели? — обеспокоенно спросил Джеймс. — Что случилось?

— Не знаю, — ответила Кэт, — но на полях гораздо меньше людей, чем должно быть. Вы не представляете, до чего трудно живется здешним крестьянам в последнее время! После принятия законов о зерне они голодают, да и хлеба родится гораздо меньше, чем мы надеялись. К тому же в прошлом месяце в наших местах побывал мистер Хант, который взбудоражил крестьян своими речами.

— Да, этот человек принес много вреда! — заметил Джеймс. Кэт пристально посмотрела на него.

— Вреда? — переспросила она сердито. — Разве он сказал хоть слово лжи?

Бакленд кашлянул, и Кэт резко повернулась к нему, готовая дать бой, но по выражению его лица она поняла, что он просто призывает ее не ввязываться в спор с поэтом. Спохватившись, что этот спор и впрямь может повредить ее отношениям с Эшвеллом, Кэт снова двинулась в путь. Поэт пошел рядом. Несколько минут они шагали молча.

— Прощу прощения за резкость, милорд, — кашлянув, начала она, — иногда я бываю чересчур вспыльчива. Но вы должны меня понять… Здесь, в Стинчфилде, живется нелегко. Мы ждем лета, дрожа от страха, потому что оно может быть и слишком сырым, и слишком сухим, а ведь и то и другое губительно для урожая пшеницы и ячменя. Вся наша жизнь проходит под этим дамокловым мечом!

— Извините и вы меня за излишне поспешное суждение. Я не имел в виду ничего дурного. Просто мистер Хант, хотя он и руководствуется самыми лучшими побуждениями, вряд что ли сможет предложить достаточно эффективное решение этой проблемы.

— Вы ведь живете по большей части в Лондоне, не так ли? Скажите, вы тоже голосовали за законы о зерне?

Джеймс искоса взглянул на Бакленда, тот кивнул, и поэт ответил:

— Рискуя вызвать ваше неудовольствие, мисс Дрейкотт, я все же вынужден сказать: да, я голосовал за них. И сделал бы это снова, возникни такая необходимость.

Кэт тяжело вздохнула. Какая досада, что великий поэт голосовал за эти проклятые законы о зерне! Ведь они сделали простой хлеб недосягаемой роскошью для бедняков в долгие холодные зимние месяцы, когда крошечные деревенские домишки утопают в снегу…

Несколько мгновений они шли по тропинке, не говоря ни слова. Молчание нарушил Бакленд:

— Не кажется ли вам, что, если бы мы не защитили английское зерно высокими пошлинами, наши фермеры и землевладельцы понесли бы невосполнимые потери?

— Для меня ваш аргумент не нов, я слышу его изо дня в день, мистер Бакленд! — сухо ответила Кэт. — На первый взгляд он кажется достаточно убедительным. Но поживите-ка добрую часть зимы в деревне, посмотрите на исхудавшие лица крестьянских детей, и вы поймете, что правосудие опять выступает на стороне тех, кто и без того защищен!

— Мне кажется, мисс Дрейкотт права, Джордж, — заметил Эшвелл, глядя на ее пылавшее справедливым негодованием лицо, и Кэт ответила ему благодарным взглядом.

— А какой выход из положения предлагаете вы, мисс Дрейкотт? — начал ответное наступление Бакленд, перекладывая корзинку с ягодами в другую руку. — Вообще не облагать пошлиной привозное зерно? Я вам скажу, что тогда будет: подавляющее большинство фермеров-арендаторов во всей стране разорятся. Одним ударом мы уничтожим целый класс, который к тому же обеспечивает существование землевладельцев! Думаю, ваш отец получает весьма неплохой доход от фермы, которую мы только что миновали.

Кэт открыла было рот, но не смогла произнести и слова. Бакленд был прав!

— Это очень непростой вопрос, — уже более мягко заметил Бакленд.

— Но разве его нельзя решить так, чтобы не страдали самые бедные и беззащитные? Разве нельзя