было не подавился ветчиной. Глотнув вина, чтобы прочистить горло, он наклонился к Кэт и прошептал:

— Что за вздор ты несешь? А впрочем, я знаю, зачем ты это делаешь!

— Правда? — спросила неприятно удивленная Кэт. Осуществляя свой план, она старалась действовать как можно тоньше, чтобы раньше времени не выдать своих намерений. Но если догадался Кит, то другие догадались и подавно! Как ни любила Кэт своего добродушного увальня-друга, она не могла не признать, что особым умом бедняга не отличался.

Однако Кит тут же развеял ее опасения. Икнув, он самодовольно улыбнулся и сказал:

— Тебя бесит, что все носятся с этой Джулией Мортон, а на тебя не обращают внимания. Вот ты и стала одеваться как леди и заводить разговоры про кружева с акварелями, чтобы ее обставить!

Он бросил недобрый взгляд на сидевшую возле поэта первую красавицу, и его круглое веснушчатое лицо помрачнело. Бедняге было за что сердиться на Джулию: она целый месяц напропалую кокетничала с ним, но после того, как Эммет Эбринг публично назвал ее жестокосердой кокеткой, которая играет чувствами простодушных юношей, Кит познал всю горечь неразделенной любви, потому что Джулия перестала его замечать.

А что, если подыграть Киту? Тогда, возможно, кумушки не будут судачить о ее стремлении завоевать сердце лорда Эшвелла. Прекрасная идея!

— Ты прав. Кит, — сказала Кэт негромко. — Кстати, у моей неприязни к Джулии есть еще одна причина: прошлым летом она чуть не порвала моей Диане губу мундштуком. О, умоляю, об этом никому ни слова!

Довольная своей хитростью, Кэт потянулась к бокалу с мадерой и вдруг почувствовала на себе пристальный взгляд. Она подняла глаза — на нее, укоризненно качая головой, смотрел Бакленд. О ужас, неужели он слышал ее разговор с Китом? Похоже, что так, и, судя по хитрому блеску в глазах Бакленда, он что-то задумал!

Упрямо выпятив подбородок, Кэт с вызовом посмотрела на молодого человека, потом пригубила вина и, повернувшись к сэру Уильяму, принялась расспрашивать его о видах на урожай.

Когда после общей беседы и музицирования хозяйка пригласила гостей к чаю, Джеймс подошел к Кэт и предложил ей свою руку. Мысленно молясь, чтобы новая атака на его сердце увенчалась успехом, Кэт позволила отвести ее в гостиную и усадить на любимое канапе леди Чалфорд, обитое бархатом ржаво- красного цвета. Поэт уселся рядом, и Кэт принялась неторопливо обмахиваться изящным веером, изогнув губы в тонкой светской улыбке, какую не раз замечала у Джулии. Ах, как ей хотелось быть такой же благовоспитанной и женственной, как ее милая подруга Мэри!

Гости расселись группками по всей длинной красно-золотой комнате. Прихлебывая чай, Кэт разглядывала тонкое одухотворенное лицо поэта. Его бледные щеки окрасились румянцем, когда он принялся с увлечением рассказывать о путешествии в Грецию. По его словам, он вдоль и поперек объездил эту страну вместе со своим другом Баклендом. Несколько раз Кэт задавала вопросы о жизни современной Греции, но Эшвелл, как, должно быть, и положено поэту, больше внимания уделял древности — Парфенону, Акрополю. Вглядываясь в его худое лицо с глубокими карими глазами, Кэт вспоминала любимые стихи. Поэзия Эшвелла изобиловала ссылками на классические сюжеты, упоминаниями античных богов и героев, но все это воспринималось лишь как дополнение к захватывающей фабуле. А в жизни Эшвелл, судя по всему, ценил именно античность. Странное, неожиданное несоответствие! Кэт окинула поэта оценивающим взглядом — загадочная бледность, чувственный рот и вдумчивые карие глаза делали его очень привлекательным. «Но он, пожалуй, слишком худ — подумала Кэт. — Уж не питается ли Эшвелл одним картофелем с уксусом, как лорд Байрон?» Взгляд ее машинально скользнул на Бакленда, и она поразилась несходству двух друзей. Благодаря манере довольно бесцеремонно рассматривать женщин Бакленд сразу обращал на себя внимание, но при этом он отнюдь не казался грубым. Напротив, непринужденно расхаживая между гостями леди Чалфорд и даже шутливо заигрывая с миссис Барнсли, матерью Стивена и Кита, слывшей весьма недалекой женщиной, он был сама любезность и доброжелательность. Высокая статная фигура с широкими плечами выдавала в нем большого любителя спорта.

Кэт снова обернулась к Эшвеллу. Конечно, худой и узкоплечий поэт внешне проигрывал Бакленду. Но его глаза светились пониманием и добротой, тогда как голубые глаза Бакленда можно было назвать какими угодно — оценивающими, насмешливыми, дерзкими, обольстительными, но уж никак не добрыми.

— А каково ваше мнение, мисс Дрейкотт? — услышала она голос Эшвелла.

Кэт бросила на поэта смущенный взгляд, потому что не слышала ни слова из того, что он говорил.

— О Греции? — спросила она, запинаясь. Он усмехнулся и, опустив глаза, стал рассматривать собственную руку в белой перчатке.

— Я так и думал! Мой рассказ вас слишком утомил…

Кэт никак не могла придумать, что сказать в свое оправдание. Не признаваться же, что она пропустила мимо ушей его рассказ, думая о другом мужчине? И как она собирается завоевать его сердце, если не в состоянии даже вникнуть в то, что он ей говорит? Женщина, желающая обратить на себя внимание мужчины, должна хотя бы его слушать!

— Прошу прощения, лорд Эшвелл, — наконец выдавила Кэт — я чертовски… — Увидев на его лице удивление, она сконфузилась и, прикрыв рот рукой, воскликнула: — О, простите мне мой гадкий язык, милорд!

Однако Эшвелл, как ни странно, уже не слушал ее, устремив взгляд на оживленную группу джентльменов у камина. Судя по веселому смеху и возбужденным восклицаниям, они обменивались излюбленными охотничьими историями. В центре стоял Бакленд и, судя по всему, прекрасно себя чувствовал. Поэт поднял изящный серебряный монокль и внимательно посмотрел на людей у камина, как будто хотел раз глядеть что-то важное.

— Скажите мне, мисс Дрейкотт, что так привлекает вас, женщин, в этом человеке?

— Но я…

Он жестом остановил ее и проговорил с улыбкой:

— Не отрицайте, я все видел! Вы не только не сводили с моего друга глаз, но и, судя по мечтательному выражению вашего лица, все это время думали о нем. Поверьте, вы не первая женщина, попавшая во власть его обаяния.

— О, я допустила возмутительную бестактность! — пробормотала Кэт, краснея. — Пожалуйста, извините меня…

Джеймс с сожалением посмотрел на прелестную соседку и нахмурился. Подумать только, Бакленд даже словом не успел с ней обмолвиться, а она не сводит с него восхищенных глаз! Не заметить восторга, которым светилось прекрасное лицо мисс Дрейкотт, мог бы только слепец! Джеймс судорожно стиснул в руке монокль. У него появилось ощущение, что его предали. Проклятие! Но на этот раз он не позволит Бакленду взять верх! Пока Кэт обдумывала, как бы исправить положение, джентльмены у камина о чем-то громко заспорили, привлекая всеобщее внимание.

— Клянусь вам, мистер Бакленд, Кэт прошлым летом застрелила медведя! Если не верите, спросите ее сами, — услышала девушка голос Стивена Барнсли, такого же болвана, как его младший брат Кит.

Вся группа, в которую, кроме этого несносного Бакленда, входили ее друзья, завзятые любители охоты и самые завидные женихи Стинчфилда, решительно двинулась к Кэт и обступила ее.

— Ну-ка, Кэт, — обратился к ней Стивен с азартным блеском в карих глазах, — расскажи, как ты с тридцати шагов уложила медведя, а то мистер Бакленд мне не верит!

— Да-да, расскажи, — поддержал друга белокурый и голубоглазый кузен Кэт Роджер Уайтсхилл, который обычно в силу юного возраста очень робел в присутствии дам. — Знаете сэр, когда медведь выскочил прямо перед Кэт, она совершенно не испугалась! Просто подняла ружье, прицелилась в его жуткую морду и нажала на курок. Пуля угодила ему прямо в глаз.

— О господи! — прошептал Эшвелл.

Кэт готова была провалиться сквозь землю. Она действительно убила медведя, его выдубленная шкура лежала у нее в спальне, и в теплые летние вечера Кэт любила поваляться на ней с томиком Эшвелла. И вот — о ужас! — этот изумительный поэт сидит рядом с ней, до глубины души шокированный описанием ее охотничьих подвигов! Она окончательно пала духом.

— Да-да, Кэт, вспомни, как это было! — вступил в разговор Эммет Эбринг, еще один участник памятной охоты. Кэт любила этого славного малого с серьезными зелено-карими глазами, но сейчас с удовольствием влепила бы ему затрещину, чтобы заставить замолчать. — Мы шли по следу оленя вдоль ручья Элдгроув за