было на самом деле.

– Спасибо, что приехали. Входите же, мистер Хенсон.

Хенсон переступил порог маленькой комнаты, и Ванда закрыла за ним дверь.

То, что он увидел внутри, было не лучше того, что он видел снаружи. Ванда, вероятно, приложила немало усилий, чтобы сделать комнату более уютной, но она не могла поменять мебель, которая была старой и изношенной.

Она произнесла дрожащими губами:

– Не хотите ли присесть?

Хенсон устроился на жестком диване.

– Спасибо.

– Не хотите ли выпить?

– Охотно.

Ванда достала бутылку дешевого виски, которая была на три четверти пуста, и подала два стакана.

– Очень сожалею, но ни льда, ни содовой у меня нет.

– В этом нет необходимости.

Пока она разливала виски в стаканы, он рассматривал лицо девушки. У нее явно были большие неприятности. Глаза ее распухли от слез, а в уголке губ застыла капелька крови.

– Благодарю, – произнес он, беря стакан с виски. – А теперь расскажите мне, что же все-таки произошло.

Ванда села возле него в расшатанное кресло.

– Боже! Что вы теперь обо мне подумаете? Без сомнения, я потеряю свое место.

– Позвольте мне самому судить обо всем. Вас избили?

– Да.

– Кто?

Ванда задрала кверху свою кофточку, чтобы показать ссадины на животе. Ее жест не был провокационным. Она просто хотела убедиться, что следы ударов не исчезли. Ванда немного потерла кожу и опустила кофточку на место.

– У меня всюду такие синяки, – сказала она, покраснев. – Почти всюду...

– Кто вас бил?

– Том. Том Коннорс.

Хенсону было незнакомо это имя. Он сделал глоток виски.

– А что, если мы начнем с самого начала? Кто он такой?

– Это парень, с которым я гуляла в Де-Мейне, – Ванда поправилась. – Человек, с которым я ходила. Он только что вышел из тюрьмы, где просидел четыре года, не знаю за что. Сегодня около десяти часов вечера я услышала стук в дверь. Это был Том. Не знаю, как ему удалось разыскать меня, но факт тот, что он пришел.

– Вы писали ему в тюрьму?

– Нет.

– И что же он хотел?

– Меня.

– Вы были его подружкой?

Ванда опустила голову и принялась теребить юбку.

– В течение нескольких месяцев. Как раз перед его арестом и приговором. Это было дурно с моей стороны, я знаю. Но мне было всего семнадцать лет, и я была служанкой в маленькой закусочной. У него было полно денег, и он устроил мне шикарную жизнь, насколько это можно сделать в Де-Мейне...

– Продолжайте.

– И лишь после его ареста и осуждения я поняла, как плохо себя вела. А после... после я приехала в Чикаго и стала работать подавальщицей в ресторане, а потом продавщицей в большом магазине, чтобы заработать на жизнь и окончить курсы в коммерческой школе. Меня научили печатать на машинке, вести корреспонденцию и немного стенографировать...

Вспомнив об орфографии своей секретарши, Хенсон с трудом удержался от улыбки, а вслух проговорил:

– Давайте вернемся от воспоминаний к сегодняшнему вечеру. Вы сказали, что он пришел сюда. Что дальше?

Слезы снова потекли по лицу Ванды.

– Он был пьян, и это было ужасно. Сейчас мы допиваем остатки той бутылки, которую он принес. Он стал упрекать меня, что я подло бросила его и что ни одна девушка на свете никогда бы так с ним не поступила. Он сказал, что я должна вернуться к нему или он пойдет к моему начальнику и расскажет, что я за человек. И компания выбросит меня на улицу, а потом я все равно буду вынуждена уехать с ним...