ночь тихую, когда сияют звезды, подобно блесткам на спине форели.

Незнакомец выражался несколько путано и туманно, но он явно питал склонность к поэзии, и Миц, обожавшая песнопения и заклинания, слушала его как завороженная.

— Кто вы? — спросила она, когда он завершил свою пышную тираду.

— Вопрос исполнен разума. Мое названье Стиганд. Сти-ганд, — отчетливо повторил он во избежание ошибки. — Неподалеку здесь имею кров свой и семейство. Ветер ночи задул мне в уши горький плач. Взгляни же — все дышит миром и покоем, безмолвье нагоняет сон. Зачем же гонишь тишину ты криком, тем более что говорит он о тоске, а не о радости душевной? Могу узнать я, каково твое названье?

Миц растерянно покачала головой. От фразы к фразе речь незнакомца становилась все более высокопарной и запутанной. Все слова вроде бы были знакомы и понятны, но Стиганд так накручивал их одно на другое, что лисичка лишь недоуменно мигала.

— Названье? Ах имя. Меня зовут Миц.

— Я замечаю, не покинула еще ты сладостную пору детства?

— Да, я... Я как раз собиралась расстаться с родителями и жить самостоятельно. До того, как, — и она испустила горький вздох, — до того, как люди поймали меня.

— Как видно, в горе ты. И это послужило причиной моего сюда явленья. Сона, жена, с которой кров делю, тебя просила успокоить. И вот предпринял путь я по чистым водам нашего ручья, чтоб сообщить: зря мнишь себя в несчастье. Скажи, но неужель собака тебе поведать не успела, что нет угроз и люди зла не замышляют?

— Да, она говорила, что я в безопасности... Но разве можно верить собакам? Я, по крайней мере, им не доверяю.

— Да, если вспомнить горькие уроки, что жизнь преподает, то истинно твое неверие, — изрек Стиганд. — Но собака Бетси подобна владельцам здешних мест. Мягка до самой сердцевины души своей, как глина летом. Знаю, поверить тяжело, что люди и собаки бывают столь проникнуты добром. Однако пища, которой щедро потчуют они, так убедительна, и поневоле...

— Так, значит, я могу доверять им всем? — перебила Миц.

— Всенепременно. Заслуживает веры пес. И люди вкупе с ним. Теперь нашла ты ясность, что зря отчаянье тебя поймало?

— Да... вроде бы... — пробормотала лисичка.

— Превосходно.

Стиганд уже собирался уходить, но вдруг, словно вспомнив что-то, повернулся и спросил:

— Как ты нашла мой лисий разговор? Достаточно богат он выраженьем?

— Да, ты говоришь очень хорошо, — поспешно заверила Миц. — Вот только...

— Что «только»? — переспросил Стиганд. В воздухе повисло напряжение.

— Только... Только жаль, что не все звери так хорошо говорят на чужих языках. Было бы здорово, если бы мы все понимали друг друга.

Стиганд удовлетворенно кивнул:

— Такие думы думаю порой и сам. Но только выдрам, нам, дарован дар сильнейший чужие языки постигнуть. Прощай, дитя.

— Прощай, Стиганд.

Разговор со Стигандом немного успокоил Миц, и, оставшись одна, она погрузилась в созерцание мира, раскинувшегося за пределами клетки. До нее доносилось уханье совы, шуршание мелких зверюшек в траве. Перед рассветом легкий туман окутал кусты и деревья. День разгорался, паутинки на ветвях трепетали, и капли росы поблескивали в солнечных лучах. Запасай подул сильнее, и семена одуванчиков взмыли вверх на своих белых парашютах и разлетелись по траве, в которой тут и там виднелись спелые фрукты, упавшие с деревьев. В ручье играли и плескались рыбы.

Поутру, когда дом начал оживать, утомленная лисичка уснула. Во сне она видела родной дом, мать и отца, но тревога не оставляла ее.

Миц проснулась, лишь когда человек открыл ее клетку. Он принес своей пленнице воду и еду и, примостившись в углу клетки, долго смотрел, как Миц ест и пьет. При этом он беспрестанно издавал тихие протяжные звуки и, постепенно приближаясь к лисичке все ближе и ближе, пару раз осторожно коснулся ее.

Она, оцепенев, с опаской наблюдала за его рукой, но не сделала попытки пустить в ход зубы. Прикосновения его были легки и бережны, но отнюдь не робки, и Миц подумала: уж если ей суждено терпеть близость людей, лучше, пожалуй, оставаться у этого, с меховой мордой. Судя по всему, у него на уме нет ничего худого.

Немного позднее в сад явилась Бетси. Хозяин, заметив, что сенбернар и лисичка настроены по отношению друг к другу миролюбиво, позволил собаке подойти к клетке.

— Как спалось на новом месте? — любезно осведомилась Бетси.

— Плохо, как же еще? Думаешь, приятно сидеть в клетке?

— Думаю, нет. Но не сомневайся, тебе не долго здесь оставаться. Скорее всего хозяин выпустит тебя уже завтра.

Ни одна новость не могла бы обрадовать Миц больше, чем эта.

— Ты уверена? Откуда ты знаешь? — затараторила она.

— Он никогда не держит лис больше двух дней.

Миц вздохнула с облегчением.

— Я тебе верю, — сообщила она. — Ночью ко мне приходил один зверь, выдра, и...

— О, выдра? Кто, Сона или Стиганд?

— Стиганд. Малость чудной, но видно, что добрый. Он сказал, тебе можно доверять. Я решила, уж ему-то незачем меня обманывать. Разве только он хотел, чтобы я перестала скулить и не мешала ему спать. Но думаю, он говорил правду. Знаешь, мои родители ни за что не поверят, что я подружилась с собакой. Они у меня неплохие, но, ясно, с предрассудками. Откровенно говоря, все старшее поколение...

— Не стоит упрекать их, — перебила Бетси. — По-своему они правы. Ненависть между собаками и лисами длится веками, с тех пор, как человек стал использовать собак для охоты. К счастью, сейчас все меняется. У многих людей сама мысль об охоте вызывает отвращение, и, узнав, что кто-то занимается этой мерзкой забавой, они всячески стараются помешать. Конечно, среди людей есть и такие, кто по-прежнему считает диких животных своими врагами и хочет истребить их. И все же мир на глазах становится иным.

— А я считала — люди перестали охотиться в наших краях потому, что здесь построили город. Теперь людям негде мчаться на лошадях — повсюду дома и улицы. Мне и в голову не приходило, что люди могут возненавидеть охоту.

— Отчасти ты права. И все же многие люди сейчас ненавидят охоту. Мне случалось разговаривать с собаками охотников. Они рассказывали, как им не удалось взять след. Люди, противники охоты, распылили по земле вонючую жидкость, которая перебила все запахи.

В этот момент хозяин взял Бетси за ошейник и потянул прочь от клетки. Хотя собака и лисичка дружески беседовали уже несколько минут, человек, который не мог понять их разговора, боялся, что они переругиваются.

В течение всего дня люди только и делали, что старались завоевать расположение Миц. В конце концов лисичка выяснила, что у них есть своя цель. Поглаживая и лаская Миц, они незаметно надели на нее ошейник. Лисичка была вне себя от гнева к обиды. Что они задумали? Ошейники носят только домашние животные — собаки да изредка кошки. Зачем ей, дикой, свободной лисице, этот позорный знак рабства? Она яростно скребла ошейник задними лапами, но стащить его ей не удалось. Это был необычный ошейник, он не походил на те простые, кожаные, что Миц видела на собаках, на нем были какие-то странные выпуклости, а по бокам — тоненькие железные пластинки. К клетке вновь подошла Бетси.

— Отлично, — заметила она, оглядев лисичкину обновку. — Тебе очень идет.

— Что замышляют твои хозяева? — прорычала Миц. — Хотят превратить меня в собаку, да? Ну, если они только попробуют прикрепить к этой штуковине поводок...

— Никто не собирается сажать тебя на поводок, — успокоила ее Бетси. — Видишь сама, это не просто ошейник. У моего хозяина есть устройство, которое как-то связано с этим ошейником. Люди ведь мастера на