написали на стенах. Однажды я спросил Артура, почему его так интересовала эта груда треугольных камней. Он сказал мне, что его не очень интересует то, что внутри гробницы, но это может дать ключ к тому, как эта гробница попала туда. Он что-то сказал о том, что все это противоречит закону физики и он хотел бы получить ответ. Он даже сделал маленькие пирамидки из картона, но Дэвид сломал их.
В это время в клинике, по словам Билли, было много агрессии, санитары избивали пациентов, но из всех личностей, кроме Рейджена, лишь Кевин восстал против санитаров. В знак признания Артур вычеркнул его из списка «нежелательных».
Кевин написал мне 28 марта 1980 года:
Произошло что-то плохое, но я не знаю что. Полный распад – лишь дело времени, и Билли уснет навсегда. Артур говорит, что в Билли еще остался вкус к сознательной жизни, но, к сожалению, вкус этот горький. Здесь он день за днем все больше слабеет. Не может понять ненависти и ревности начальников этого учреждения. Они подначивали других пациентов бить его и заставляли Рейджена драться, но Билли не мог отозвать Рейджена… уже не мог. Врачи плохо о нас говорят, и ведь они правы, вот что больно…
Мы, я – уроды, недоразумение, ошибка природы. Мы ненавидим это место, но только здесь нам и жить. Нас не очень-то хорошо приняли, верно?
Рейджен все прекратил навсегда. Ему пришлось это сделать. Он сказал, если не говоришь, то никому не причиняешь вреда – ни внутри, ни снаружи. Никто ни в чем не сможет нас обвинить. Рейджен выключил слух. Внимание будет обращено внутрь, и это приведет к полной блокировке.
Отгородившись от реального мира, мы сможем мирно жить в своем собственном мире.
Мы знаем, что мир без боли – это мир без чувств… но ведь мир без чувств – это мир без боли.
В октябре 1980 года Департамент штата по проблемам психического здоровья сообщил, что клиника в Лиме больше не будет считаться государственной клиникой для психически больных преступников и станет тюрьмой, подведомственной Департаменту исправительных учреждений.
В газетах опять появились заголовки, гадающие, куда именно переведут Миллигана. Возможность того, что его могут перевести обратно в Афины или в другое учреждение с минимально строгим режимом, заставила прокурора Джима О'Грейди потребовать, чтобы, согласно новому закону, Билли перевели в Коламбус для пересмотра приговора о его безумии. Судья Флауэрс согласился провести слушание.
Сначала намеченное на 31 октября 1980 года, слушание было отложено по взаимному соглашению на 7 ноября, после дня выборов. Все согласились, что политики и пресса не должны сделать из этого слушания политическое событие.
Но чиновники Департамента по проблемам психического здоровья использовали перенос дела, чтобы предпринять некоторые шаги. Они информировали прокурора О'Грейди о том, что принято решение послать Миллигана в Центр судебной медицины в Дейтоне, который открылся в апреле. Это новое учреждение с максимально строгим режимом было окружено двойным забором с натянутой поверх него спиралью из острой ленточной проволоки, внутри которой проходила колючая проволока. Система безопасности была самая надежная, более жесткая, чем в большинстве тюрем. Прокуратура отложила это требование до проведения слушания.
19 ноября 1980 года Билли Миллигана привезли в Дейтонский центр судебной медицины. Артур и Рейджен, чувствуя отчаяние Билли-Н и боясь, что он может попытаться убить себя, снова усыпили его.
Когда Миллиган не находился в комнате для свиданий, он читал, писал или делал эскизы. Рисовать красками ему не разрешали. Его посещала Мэри, молодая девушка, пациентка на амбулаторном лечении, с которой он познакомился в первые месяцы пребывания в Афинах. Она переехала в Дейтон, чтобы каждый день приходить к нему. Билли вел себя хорошо. Он сказал мне (автору этой книги), что с нетерпением ждет, когда пройдут 180 дней и состоится слушание. Возможно, судья Флауэрс решит, что ему не требуется максимально строгий режим, и отошлет его в Афины. Он знал, что доктор Кол мог вылечить его, снова сделать его цельным человеком и вернуть Учителя. При спящем Билли-Н, сказал он, дела обстояли так, как все было перед тем, как доктор Корнелия Уилбур разбудила его.
Я видел, что Миллиган распадается. Несколько раз во время моих посещений он говорил мне, что не знает, кто он. При частичном слиянии он стал человеком без имени. Он сообщил, что Рейджен потерял способность говорить по-английски. Личности перестали разговаривать друг с другом. Я предложил вести ежедневные записи, чтобы тот, кто занимал пятно, мог писать сообщения, письма. Некоторое время так и было, но интерес пропадал, и записи делались все реже и реже.
3 апреля 1981 года прошел 180-дневный срок, и было проведено слушание. Из четырех психиатров и двух специалистов в области психического здоровья, которые дали показания, только доктор Льюис Линднер из Лимы, который не видел его пять месяцев, показал, что Билли следует держать в условиях максимально строгого режима.
Прокурор представил суду письмо. В нем Миллиган, очевидно, излагал свою реакцию на известие, что другой пациент в Лиме планирует убить доктора Линднера: «Твоя тактика абсолютно неправильна… Думал ли ты о том, что не многие доктора согласились бы лечить тебя, зная, что могут пострадать, если скажут что-то не то? Но фактически, если Линднер нанес тебе непоправимый ущерб и если ты чувствуешь, что твоя жизнь закончена, потому что ты собираешься провести остаток жизни за решеткой, я благословляю тебя».
Когда вызвали Миллигана для дачи показаний и попросили назвать под присягой свое имя, он сказал: «Томми».
Томми объяснил, что письмо написал Аллен, пытаясь отговорить другого пациента от убийства доктора Линднера: «Неправильно убивать людей только потому, что они выступают против тебя на суде. Сегодня доктор Линднер выступил против меня, но я же не убью его за это».
Судья Флауэрс отложил свое решение. Газеты разразились статьями против перевода Миллигана в Афины.
В ожидании решения своей судьбы Аллен проводил большую часть времени в Дейтоне, работая над обложкой для этой книги. Он хотел послать редактору несколько набросков на выбор, но однажды утром проснулся и обнаружил, что, пока он спал, вышел кто-то из детей и разрисовал наброски оранжевым мелком. Утром, в последний день срока, Аллен работал без отдыха и вовремя закончил картину.
21 апреля 1981 года районный апелляционный суд четвертой инстанции штата Огайо рассмотрел
