Когда Бобби услышал о голодовке, он вообразил себя лидером, показывающим пример другим заключенным. Как великий Махатма Ганди в Индии, своей голодовкой Бобби поставит на колени репрессивную власть. Когда через неделю забастовка закончилась, Бобби решил, что не перестанет голодать. Он очень сильно похудел.
Однажды вечером, когда охранник открыл дверь камеры и принес поднос с едой, Бобби швырнул поднос в охранника, забрызгав ему лицо.
Артур и Рейджен согласились, что, хотя фантазии Бобби помогали им выжить долгие месяцы в тюрьме, его голодовка ослабляла тело. Рейджен объявил его «нежелательным».
Томми вышел из комнаты свиданий после встречи с матерью Билли, которая приехала поздравить его с днем рождения – ему исполнился 21 год. Он обернулся, посмотрел в окно и увидел кое-что, незамеченное им раньше: в разных местах комнаты заключенные сидели рядом со своими женщинами, спрятав руки под небольшими квадратными столиками, не разговаривая и даже не глядя друг на друга, а уставившись прямо перед собой невозмутимыми, словно бы стеклянными глазами.
Когда он рассказал об этом Джонси, заключенному из соседней камеры, тот засмеялся:
– Парень, разве ты не знаешь? Черт возьми, сегодня же День святого Валентина. Они занимаются мануальным сексом.
– Я не верю, не может быть.
– Когда у тебя есть женщина, готовая на все ради тебя, она приходит в юбке, а не в брюках, и без трусов. Погоди, в следующий раз покажу тебе голую попку своей подружки.
На следующей неделе он входил в комнату свиданий, где его ждала мать Билли. В это время из комнаты выходил Джонси со своей рыжеволосой красавицей. Джонси подмигнул и быстро поднял подол ее юбки, показывая голый зад. Томми покраснел и отвернулся.
Вечером, на середине письма Томми к Марлен, почерк вдруг изменился. Филип писал: «Если ты меня любишь, в следующий раз приходи в юбке и без нижнего белья».
• 5 •
Наступил март 1976 года. Аллен надеялся, что его условно освободят в июне, но когда комиссия по условному освобождению отложила слушание его дела еще на два месяца, он забеспокоился. Через тюремную систему сообщения – с помощью сигналов – стало известно, что единственный способ обеспечить себе условное освобождение – дать взятку клерку, подающему заявку в центральную контору. Аллен опять принялся за свои махинации. Он рисовал карандашом и углем, продавал рисунки заключенным и охранникам за вещи, которыми потом мог торговать. Он написал Марлен, умоляя ее принести апельсины, начиненные водкой. Один будет для Рейдже-на, а другие пойдут на продажу.
21 июня, через восемь месяцев после первого помещения в изолятор, Томми написал Марлен, что, по его убеждению, отсрочка слушания была своего рода психологической проверкой, «или я, наверное, законченный псих и не понимаю, что делаю». Его перевели в отделение для психических больных в блоке С – десять камер, предназначенных для заключенных с психическими расстройствами. Вскоре после этого Денни поранил себя, и когда он отказался от лечения, его опять перевели в Центральную клинику в Коламбусе, а после краткого пребывания там снова вернули в тюрьму.
Будучи в блоке С, Аллен не переставал посылать тайные письма Уордену Доллману, протестуя против своей оградительной изоляции, которая, как ему сказали, должна быть добровольной. Он писал, что нарушаются его конституционные права и он будет жаловаться в суд. Через несколько недель Артур посоветовал изменить тактику – молчать. Не говорить ни с кем, ни с заключенными, ни с охраной. Он знал, что это их обеспокоит. А маленькие отказались есть.
В августе, после одиннадцати месяцев, проведенных в изоляции, где Миллигана то и дело помещали в отделение для психических больных, ему сказали, что он может вернуться в прежнюю камеру.
– Мы можем дать тебе работу, где будет не так опасно, – сказал Уорден Доллман. Он показал на рисунки карандашом на стене камеры. – Я слышал о твоем таланте художника. Что, если ты будешь работать в художественной студии мистера Рейнерта?
Аллен радостно кивнул.
На следующий день Томми пошел в студию графики. В студии было много народу. Одни занимались шелкографией, другие – тиснением, третьи – фотографией или печатным прессом. Худенький, жилистый мистер Рейнерт первые несколько дней украдкой наблюдал за Томми, которого совсем не интересовало происходящее вокруг него.
– Чем бы ты хотел заняться? – спросил его Рейнерт.
– Я бы хотел рисовать. Я хорошо пишу маслом.
Рейнерт удивленно вскинул голову:
– В тюрьме никто не пишет маслом.
– А я пишу.
– Хорошо, Миллиган, пойдем со мной. Думаю, я знаю, где мы можем достать для тебя материалы.
Томми повезло: в Исправительном учреждении Чилликота занятия изобразительным искусством недавно были прекращены, и все краски, холсты и подрамники переслали в Ливанскую тюрьму. Рейнерт помог ему установить мольберт и сказал, что он может рисовать. Через полчаса Томми принес ему пейзаж. Рейнерт был потрясен:
– Миллиган, я никогда не видел, чтобы кто-нибудь рисовал так быстро. И хорошо нарисовано.
Томми кивнул:
– Я должен был научиться рисовать быстро, чтобы иметь возможность заканчивать свои работы.
Хотя работа маслом не входила в программу занятий графикой, Рейнерт понял, что Миллиган чувствует себя лучше всего, когда у него в руке кисть, поэтому с понедельника по пятницу разрешал рисовать все, что тот захочет. Заключенные, охранники и даже кое-кто из администрации восхищались пейзажами Томми. Он нарисовал несколько незамысловатых картин для бартера, которые подписал «Миллиган». Для себя он рисовал другие картины, и ему разрешали отдавать их Марлен или матери, когда они приходили его
