под проводами и реле, сидела здесь уже пятнадцать лет. Его звали Джерри, ему было 24 года, и он даже не поднял головы, когда Андертон подошел к нему. Пустые мутные глаза были слепы к физической реальности этого мира, но видели миры, которые еще не существуют, а может, и никогда не будут существовать.

Изначально младенец был диагностирован, как идиот гидроцефалического типа, но когда ему исполнилось шесть лет, психологи, проводящие обязательные тесты, обнаружили у Джерри талант провидца, погребенный в глубине искалеченного мозга. Мальчика направили в специальную правительственную школу, и к тому времени, когда ему исполнилось девять, его латентный талант путем настойчивых тренировок развился до полезного обществу уровня. Но Джерри так и остался идиотом, поскольку сверхразвитый дар целиком поглотил и растворил в себе его зачаточную личность.

Присев на корточки, Андертон начал разбирать щитки, которые защищали бобины с пленкой, хранящиеся в аналитической машинерии. Прозвонив схемы в обратном порядке, от финальных интегрирующих компьютеров до индивидуального оборудования, подключенного к мутанту, он определил, где находится личный банк данных Джерри.

Еще через несколько минут он вынул оттуда дрожащими руками две получасовых катушки с пленкой: это были записи недавно отвергнутой информации, полученной от Джерри и не совпадающей с РБ. Консультируясь с перечнем линейных кодов, Андертон в конце концов отыскал сегмент звукозаписи, имеющий непосредственное отношение к его проклятой инфокарте.

Затаив дыхание, он вставил пленку в ближайший считывающий сканер, запрограммировал его на нужный сегмент, нажал кнопку воспроизведения и начал слушать. Андертону хватило нескольких секунд: с первого же пункта рапорта ему стало ясно, что случилось… Он получил то, что искал, больше ему ничего не было нужно.

Видение Джерри оказалось не в фазе. Дар предвидения от природы неустойчив, поэтому Джерри исследовал немного другую версию будущего, отличную от версии двух других мутантов. Для него информация о том, что комиссар должен совершить убийство, изначально являлась частью исходных данных. Это утверждение и реакция на него Андертона составляли ядро “особого мнения”.

Очевидно, что рапорт Джерри полностью отменял рапорт большинства: узнав о том, что ему предстоит совершить убийство, Андертон сделал все, чтобы этого не произошло. Знание о будущем убийстве предотвратило само убийство! Профилактика состояла просто в предупреждении потенциального преступника, и этого было достаточно, чтобы создать новую версию будущего. Однако рапорт Джерри, при перевесе двух голосов над одним, был автоматически признан неверным…

Дрожа от нетерпения, Андертон перемотал пленку назад, сделал для себя моментальную копию рапорта и вернул оригинал на место. Теперь он держал в руках несомненное доказательство своей невиновности. Надо срочно показать эту копию Уитверу, чтобы тот официально объявил обвинительную инфокарту недействительной…

И тут Андертон поразился своей собственной наивности. Уитвер, конечно же, видел эту пленку, что не помешало ему присвоить должность комиссара полиции и пустить по следам Андертона группы захвата. Уитвер не собирался отступать, а виновен Андертон или не виновен, его ничуть не заботило.

Что теперь делать? К кому обратиться за помощью?

– Боже, какой ты все-таки кретин! – раздался позади него взволнованный женский голос.

Он быстро обернулся: у двери в своей безупречной полицейской форме стояла его жена и смотрела на него в ужасном смятении.

– Не беспокойся, – сказал он кратко, показывая ей катушку с пленкой, – я уже ухожу.

Губы ее дрогнули, лицо исказилось, и Лиза отчаянно бросилась к нему.

– Пейдж сказал, что ты здесь, но я не поверила! Он не должен был пускать тебя сюда. Он просто не понимает, кто ты такой!

– Кто я такой? – саркастически переспросил Андертон. – А ты послушай эту запись и тогда узнаешь.

– Не желаю я слушать твою запись! Я просто хочу, чтобы ты убрался отсюда! Эд Уитвер знает, что в “обезьяннике” кто-то есть. Пейдж старается его задержать, но… – Лиза замолчала и прислушалась к звукам за дверью. – Он уже здесь! И запертые двери его не остановят.

– Разве ты не способна повлиять на Уитвера? Попробуй с ним пофлиртовать, может, он и позабудет обо мне. Лиза взглянула на мужа с горьким упреком.

– На крыше стоит полицейская “лодка”. Если пожелаешь удрать…

– Ее голос жалко дрогнул, и Лиза замолчала. А потом сказала сухим тоном:

– Я вылетаю через минуту. Если хочешь, возьму тебя с собой.

– Хочу, – кивнул Андертон. В конце концов, у него не было выбора.

Доказательство своей невиновности он получил, это правда, но не составил никакого плана для срочной ретирады в случае необходимости. Поэтому Андертон с готовностью последовал за стройной фигуркой своей жены, которая вывела его из “обезьянника” через запасный выход и плохо освещенный коридор, предназначенный для доставки грузов. Ее каблучки гулко постукивали в полутемном безлюдном помещении.

– Это очень быстрая “лодка”, – сказала Лиза, обернувшись к нему на ходу. – Она заправлена по полной программе и готова к полету. Я как раз собиралась проинспектировать группу захвата.

Сидя за рулем высокоскоростной крейсерской “лодки” полицейского управления, Андертон вкратце обрисовал жене суть рапорта Джерри, записанного на пленке, которую он скопировал. Лиза выслушала его молча, с напряженным лицом. Руки ее праздно лежали на коленях, она то сжимала, то разжимала нервно сцепленные пальцы.

Под ними, как рельефная карта, проплывала скудная сельская местность, израненная войной. Безлюдные регионы, протянувшиеся между городами, испещряли дырочки кратеров, оставшихся от авиационных бомб, и холмики руин, оставшихся от крупных ферм и мелких промышленных предприятий.

– Хотелось бы знать, – сказала Лиза, когда Андертон замолчал, – сколько раз такое уже происходило.