на Белом море, который большую часть года был скован льдами, да и путь сюда из Западной Европы был значительно длиннее, чем через Балтику. Это что касается торговли; но присоединение южных территорий с богатыми почвами и устойчивым климатом было очень важным еще и потому, что позволило бы решить вечный русский вопрос – продовольственный.
Поэтому, действительно, движение страны на юг было самым важным и, казалось бы, Голицын сделал правильно, что предпочел южное направление западному. Однако Турция в то время по своей мощи значительно превосходила все страны мира, и Россия могла тягаться с нею, только перевооружив свою экономику и армию, а для этого надо было сначала прорваться к Западной Европе, наладить международную торговлю, заполучить новые технологии.
Но Голицын схватился за решение сиюминутной задачи. Приняв начальство над войсками, он дважды ходил на Крым (1687–1689), и оба похода оказались неудачными (чего и следовало ожидать), что возбудило ропот войска и вызвало со стороны Петра обвинение в нерадении. Но правительство Софьи торжествовало переход через степи к Перекопу как победу и осыпало Голицына наградами.
Впрочем, эти неудачные походы послужили полезным примером: Петр начал свою военную политику с западного направления, предварительно озаботившись созданием регулярной армии по западному образцу, и даже обогнал Европу, впервые введя рекрутский набор. Даже в Прутский поход он был вынужден идти потому, что шведский король, сидя в Турции, подталкивал ее к войне с Россией, а его азовская эскапада вызвана необходимостью закончить войну, начатую Голицыным.
Прожекты и деяния князя-оберегателя очень ярко описал французский посол при Московском дворе де ла Невилль. По его рассказу, князь вызвал из Греции 20 ученых, выписал много книг; убеждал дворян отдавать детей в латинские училища в Польшу или советовал нанимать для детей польских гувернеров. Польша была ближайшей к России и наиболее понятной для нее страной Европы; естественно, ее образованности и культуре стремились подражать.
Де ла Невилль пишет:
«Иностранцам он (Голицын. –
… Он хотел заселить пустыни, обогатить нищих, из дикарей делать людей, превратить трусов в добрых солдат, хижины в чертоги… все эти предприятия погибли в Московии с его падением». (См. «Россия XV– XVII вв. глазами иностранцев». С. 516–517.)
Великие планы великого человека, – к сожалению, в своей совокупности тогда они были несбыточными ни с ним, ни без него. Каждый из пунктов требует вложения средств, а где ж их взять? Только с внешней торговли, но торговать-то было нечем, и выхода на рынки не было. Нефть еще не стала товаром, больше 90 % населения сидело «на земле», то есть кормили они в основном сами себя, на обустройство государства и выполнение прожектов ничего и не оставалось.
Рассмотрим интересный эпизод из записок де ла Невилля:
«Намерением Голицына было поставить Московию на одну ступень с другими государствами. Он собрал точные сведения о состоянии европейских держав и их управлений и хотел начать с освобождения крестьян, предоставив им земли, которые они в настоящее время обрабатывают в пользу царя, с тем, чтобы они платили ежегодный налог… То же самое он хотел ввести по отношению к кабакам и разным предметам торговли, полагая, что таким путем сделает народ трудолюбивым и промышленным…» (там же, выделено нами. –
Мы здесь видим, прежде всего, что у европейцев и проевропейски настроенных россиян из числа элиты уже в XVII веке сложилось мнение о русских, как о людях ленивых и не трудолюбивых. Возникла эта совершенно неверная посылка оттого, что сравнивали не условия, в которых проживают те или иные народы, а уровень их жизни, – как сказано, «сведения о состоянии европейских держав и их управлений». Между тем всё это зависит как раз от природных условий! В Европе нет таких лютых зим, как в России. В Европе выше урожайность сельскохозяйственных культур, длиннее период сельхозработ. В Европе нет нужды тратить столько труда, как у нас, на заготовку дров, производство теплой одежды и прочее.
Вот и получается, что в России мужику, чтобы произвести и сохранить продовольствие, да к тому же самому живому остаться, приходилось работать не меньше, а БОЛЬШЕ, интенсивнее, чем такому же селянину в Европе. Но мало этого! Не только земля давала ему меньший продукт на единицу затрат труда, но и государство ВЫНУЖДЕННО брало более высокую, нежели в иных странах, долю на свое содержание! Ведь государство – это совсем не князь Голицын или граф Уваров, занимающие какие-то должности. Это – общественная
Страна, живущая в таких исключительно суровых условиях, могла встать вровень с другими, только собирая все доступные средства с как можно большей территории. И мы, глядя в наше прошлое, не можем не поражаться, что при прочих не равных, и не в нашу пользу условиях, Россия находила силы, чтобы прирастать новыми землями (находящимися зачастую в еще более тяжелых условиях), увеличивать, так сказать, «налогоблагаемую базу»!
Надо бы вспомнить историю реорганизации сельского хозяйства в 1930-е годы. У крестьянства взяли и средства для индустриализации, и работников. То есть при создании новой экономики понадобилось одновременно решить задачу привлечения из села кадров и сохранения производства продовольствия, – что отнюдь не так просто.
«Использование сельского хозяйства для обеспечения роста промышленности не имеет аналогов в истории Запада, где оно никогда не являлось существенным источником капиталов. Такая политика, вероятнее всего, должна вести к истощению сельского хозяйства без соответствующего подъема городов. В сельскохозяйственной стране может быть и неизбежное обременение села ради содержания государственного аппарата и подкормки городов, но это бремя, скорее всего, замедлит, а не ускорит экономический рост». (См. Н. Розенберг, Л. Е. Бирдцелл. Как Запад стал богатым. Экономическое преобразование индустриального мира, Новосибирск, Экор, 1995.)
Так вот, И. В. Сталин сумел вывести страну в ранг индустриальных именно этим способом. И надо бы развеять стандартный миф, что им было загублено сельское хозяйство и что оно стало «черной дырой». До революции селяне составляли 80 % населения, а в результате реформ их численность сократилась в разы, – то есть оставшиеся крестьяне увеличили свою производительность в те же разы, а на самом деле в большее число раз, так как обеспеченность страны продуктами питания постоянно росла. То есть от крестьян не просто забирали, но их эффективно энерговооружали.
А при князе Голицыне?… Издать декрет о свободе крестьянства – это не проблема. А затем что делать? Ведь задача страны была не в том, чтобы кому-то дать свободу и внешне выглядеть, «как все». Задача была в создании новой экономики, в развитии промышленности и науки, повышении образованности, усилении обороноспособности. Само по себе это все не появилось бы. Нужны были западные технологии, выход к рынкам, подготовленные кадры. Ничего этого не было, и только Петр приступил к решению некоторых задач. Но крестьян Петр, в противоположность планам В. В. Голицына, не освободил, а закрепостил в еще большей степени.
Московские великие князья закрепощали сначала дворян, а лишь потом – крестьян, чтобы дворяне могли иметь содержание для выполнения своих государственных обязанностей. И освобождать надо было, действительно, сначала крестьян, а потом уже дворян. Доведи Голицын до конца свою идею освобождения крестьян, оставив за дворянством обязанности службы, последствия могли быть просто поразительными, – если бы эта реформа сопровождалась соответствующими переменами в других структурах. Но, к сожалению,
