Был июнь. Сухим жаром несло от асфальта, стен домов. Раскаленным зноем был напоен воздух. Я шла в художественную школу и вдруг на большой многолюдной улице, в центре города, увидела вороненка. До занятий ли тут стало? Птенец сидел у стены дома, нахохлившись и раскрыв от жары клюв. Он слабо каркнул, когда я поднесла к нему руку, убегать и сопротивляться у него не было сил.

Мама встретила ворону восторженно: «Какая прелесть! Чудо!» — и тут же назвала ее Ларой. Отец поморщился. Он, наверное, уже сразу представил, во что ворона превратит нашу комнату.

Лара успокоилась и задремала в ящике, который пришлось быстро соорудить для нее. Когда отец, окончив труды и немного полюбовавшись на произведение своего плотничьего искусства, захотел погладить ворону, она больно ущипнула его руку.

— Ну вот, — сказал он, — так и знал. Вместо благодарности.

Настроение у него испортилось совсем.

Есть самостоятельно ворона не умела. Пришлось насильно втолкнуть ей в глотку кусок мяса. Тут Лара, наверное, вспомнила, что так же ее кормили родители, и сначала робко, а потом все сильнее замахала крыльями и закричала. Теперь мы с сестрой еле успевали засовывать куски мяса в ее жадную пасть. Уже до отказа набив свою глотку пищей, Лара продолжала кричать охрипшим голосом. От жадности она царапала руки острыми когтями, била крыльями по пальцам, словно требуя, чтобы мы непрерывно кормили и развлекали ее. Когда пришлось ненадолго пойти по делам, ворона подняла такой отчаянный крик, что соседи удивленно оглядывали наш дом: что случилось, почему такой шум в саду?

Успокоить ворону можно было только едой. Пожирала же она буквально все: от колбасы до обрывков бумаги. Увидев в тот день впервые яйцо, Лара сначала испугалась, но потом вдруг ударила по нему клювом, пробила скорлупу и начала жадно пить.

Проходили недели, и Лару все больше стали интересовать окружающие вещи, мы же с каждым днем все чаще стали ощущать, что в доме поселился хулиган. Ворона разорвала да мелкие кусочки все газеты, находящиеся в ее владениях. Банка с водой тут же ею опрокидывалась. Вода ручьем текла по полу. Книги на этажерке она выбирала самые толстые. Вытащив их с полки, она открывала их и начинала рвать одну страницу за другой. Однажды такой же участи подверглись рукописи отца и черновик диссертации мамы.

Определенные отношения сложились у вороны и с нашей кошкой. Увидев ее в первый раз, Лара пришла в дикий восторг. Она принялась скакать вокруг нее, точно приплясывая, наклоняя голову то на один бок, то на другой: видимо, решала, опасна кошка или нет, а потом вдруг стала дергать ее за хвост и щипать за уши. Пушистый хвост Шаян нервно заметался, а зеленые глаза злобно смотрели на ворону.

Как-то вдруг Лара научилась пробираться в другие комнаты дома и, конечно, сразу же наводила там свой порядок. Когда я прогоняла ее, она обижалась и долго не давалась в руки. Перья на затылке у нее топорщились, она шипела на меня и старалась как можно больнее ущипнуть за палец. Но обида проходила, и Лара залезала ко мне на голову, ласково что-то бормотала, пощипывала клювом ухо и нежно перебирала волосы. Когда же я гладила ее, она от блаженства закрывала глаза и распускала крылья.

Часто она скакала следом за мной по дорожкам сада, роясь в кустиках и отыскивая спелые ягоды. Была у нее и лужа, где она каждый день купалась. Старательно окуная в воду голову, она так хлопала крыльями и хвостом, что брызги летели далеко вокруг. Насквозь промокшая, ворона взлетала на ветку яблони и начинала чистить свои перья, любовно и тщательно перебирая клювом буквально каждое перышко. Но едва раздавался мой голос, как она мгновенно прилетала, опускаясь мне на голову. Чистить перья можно было и там.

Вскоре Лара начала линять. За два дня она превратилась в невообразимую уродину. На лысой голове словно иглы торчали трубочки будущих перьев. Клюв стал огромным. Сквозь розовую прозрачную кожу, казалось, просвечивали все ее внутренности. К счастью, перья росли быстро, и уже через неделю новое густое оперенье покрыло Лару. Теперь она стала похожа на взрослую птицу. Крылья ее стали длинными и сильными, и она с шумом летала по всему саду. А иногда подолгу сидела на коньке крыши, с интересом глядя на пролетающих ворон.

Однажды, заигравшись, Лара улетела... Я долго смотрела в тот день на небо, часто выходила из сада, блуждая в поисках вороны по соседним улицам.

— Ну, теперь можешь радоваться — больше грязи и беспорядка не будет! — сказала я отцу.

— Ну да. Конечно, — грустно отозвался он.

— А я так привыкла к ней, — сказала мама.

— Она запомнила наш дом. Она прилетит, — заявила младшая сестра.

Но прошел месяц, и мы потеряли всякую надежду найти ее.

И вдруг произошло чудо. На берегу Волги я увидела ворону, сидящую на столбе. По привычке, скорее машинально, я позвала ее, но даже не оглянулась. Вдруг кто-то цепкими лапами охватил мою голову и заскрипел над ухом.

Это была Лара. Она вспомнила свое имя и голос человека, вырастившего ее.

— Лара! Лара! — взволнованно говорила я.

Радости нашей не было границ.

Даже папа ходил довольный, хотя и «старался этого не показывать, мама же сияла.

За время своего отсутствия Лара повзрослела. Серые глаза ее стали темно-коричневыми, красная пасть почернела. До самого вечера в тот день она летала по саду, изливая на нас свою любовь и радость. Мы с сестрой привязали к ее лапе тоненькую, ленточку. Лети на свободу, вольная птица! Но о свободе ворона и не думала. Она скакала по обеденному столу, потом влетела в мою комнату и стала наводить там свой порядок. В несколько минут прибранная после нее комната превратилась в скопище мусора и хлама. Вечером она залезла в свой ящик и заснула.

На рассвете, часа в четыре, Лара громко застучала по ящику: она будила нас. Я проснулась, и она сразу же взлетела ко мне на колени и что-то забормотала: требовала, чтобы я ее погладила. Потом стала