ложился там. Обычно это была ямка под вывороченным бурей деревом или густое сплетение кустов. В таком укрытии он чувствовал себя спокойно. К концу осени зайчонок стал совсем белым, только самые кончики длинных ушей остались черными.

Однажды ночью, когда северный ветер, дувший несколько дней подряд, наконец улегся, послышался легкий шорох. На землю падали крупные сверкающие снежинки. И свершилось чудо! К утру все вокруг стало неузнаваемым: земля, деревья, кусты и камни — все побелело. Снег лежал пышный, сверкающий разноцветными, огоньками в негреющих лучах бледного солнца.

Малышу, лежавшему в уютной ямке под корнями давно упавшего и сгнившего дерева, захотелось вскочить и пробежаться по удивительному лесу, в котором все хотя и знакомо, а выглядит по-новому. Неподалеку от лежки опустились две сороки. Они тотчас заспорили, оглядываясь по сторонам и покачивая длинными аспидными хвостами. Даже зоркие глаза этих беспокойных птиц не заметили белого зайца на белом снегу. Потрещав, сороки взлетели и, обгоняя одна другую, скрылись за верхушками деревьев.

Малыш вскочил и побежал — весело, большими прыжками. За ним потянулась ровная цепочка следов: две большие ямки впереди — от задних лап, две ямки поменьше и почти вместе, позади — от передних. Если бы не черные кончики ушей, белый зверек был бы совсем невиден на снегу. Выдавали его не только кончики ушей, но и темные блестящие глаза. Никто не учил Малыша заячьим хитростям, которые помогают ему уходить от многочисленных врагов, он сам, вдоволь набегавшись по мягкому снегу, перед тем, как залечь, принялся старательно путать следы.

Сначала он сделал несколько «петель», то есть больших кругов, потом «двоек» — сдваивая следы, пробегая по ним в обратном направлении, а затем — «скидок» — больших прыжков со своего следа далеко в сторону, за кустик или бугорок. Сделав последнюю скидку, Малыш улегся в ямке за кустом, опутанным сухой травой. Теперь даже самый хитрый враг не скоро разберется в путанице следов. Зайчонок повернулся мордочкой к своим следам, чтобы вовремя увидеть преследователя, если он появится, и затих. Но день прошел спокойно. В лесу стояла торжественная тишина. А ночью Малыш покинул свое убежище и до утра бегал по мягкому снегу, оставляя новые цепочки следов.

Первый снег вскоре растаял и опять выглянула устланная опавшими листьями земля. Потом снег выпал снова и больше уже не таял. Начались холода. Лес стоял в сверкающем убранстве, безмолвный, словно зачарованный.

Ранним утром, в спящем глубоким сном лесу, появился еще не знакомый и потому вдвойне опасный враг: желтая в черных пятнах собака. Изредка взлаивая, она не спеша бежала среди деревьев, поминутно обнюхивая пни и коряги, зорко поглядывая вокруг.

У накатанной санями дорога собака наткнулась на едва видимые следы Малыша. Но ей и не обязательно было видеть его следы, она их чувствовала по запаху. В темных глазах собаки вспыхнул огонек охотничьего азарта. Залаяв, она помчалась по следу, все убыстряя и убыстряя бег. Теперь она уже лаяла, не умолкая ни на минуту. И этот басовитый, с легкой хрипотцой, лай далеко разносился по заснеженному лесу.

Вскоре на дорогу вышел человек. В руках он держал ружье, а за спиной у него был приторочен уже добытый ранее заяц. Увидев следы Малыша, охотник сбросил рукавицу и сунул два пальца в неглубокую лунку следа.

— Малик еще не остыл, — пробормотал он, — косой где-то близко, — и подбодрил гончую криком:

— Ату его, Трубач, ату!

Трубача не надо было подгонять, но все же пес, услышав ободряющий возглас хозяина, залаял еще азартнее и заливистее, он просто захлебывался лаем. А человек заметался у дороги, выбирая укрытие. Опытный охотник, он прекрасно знал, что заяц, по следу которого бежит гончая собака, обычно ходит кругами. Поднятый лаем с лежки, зверек сначала дает стрекача, а потом бежит спокойнее, огибая по кругу довольно большой участок леса, и обязательно возвращается к своему следу. Вот здесь-то его и подкарауливает охотник, спрятавшийся за деревом или в кустах с ружьем наготове.

Ничего не подозревавший Малыш спокойно дремал в своей ямке за кустами. Если бы он знал, какая опасность надвигается на него... Но вот чуткие уши уловили собачий лай и беспокойно задвигались. Этот звук не был знаком зайцу, но смутная тревога сразу охватила его. Он приподнялся и напружинился, готовый каждую секунду вскочить и бежать без оглядки.

Трубач быстро приближался. Он был породистой гончей, имел крепкие ноги и хорошо знал свое собачье дело. Его лай слышался все громче в тихом зимнем лесу. Прошло совсем немного времени, как на конце заснеженной поляны показалась и сама собака. Желто-черный зверь был отчетливо виден на голубоватом снегу. Чем-то гончая напоминала Малышу ту лисицу, которая лунной, ночью незаметно подкралась к беззаботно резвившимся зайцам, схватила и унесла одного из них. И Малыш не выдержал. Словно подброшенный невидимой пружиной, он поднялся с лежки и помчался по лесу, петляя среди деревьев. Только снежная пыль засверкала в морозном воздухе. Свой родной лес зайчонок знал лучше Трубача, а потому выбирал такие места, где мог легко проскочить и где собаке было труднее его настичь.

Сделав большой круг, Малыш повернул к дороге. Он делал все по заячьим правилам, но не мог знать, что там, у дороги, его нетерпеливо поджидает охотник. По лаю Трубача человек безошибочно следил за направлением гона, умело выбрал место за пушистой елкой и стоял, прижав к плечу приклад ружья. Малыш не увидел нового врага. Внезапно из-за елки сверкнули вспышки огня, показался дым и громкий звук выстрела разорвал тишину.

— Tax! Tax!

Сноп дроби хлестнул по кочке, за которой на какой-то миг укрылся зайчонок. Это и спасло ему жизнь. Но все-таки одна или две дробинки слегка царапнули по боку. От неожиданности Малыш круто затормозил бег, присел на задние лапы и проехал на них, как на лыжах. Потом перекувыркнулся через голову, огромным прыжком перемахнул кусты шиповника и понесся к оврагу. Вслед ему неслись крики раздосадованного промахом охотника и лай Трубача.

Так быстро зайчонок, наверное, еще не бегал за всю свою короткую жизнь. Достигнув оврага, он кубарем скатился по обрывистой стенке на его дно, неподалеку от занесенной снегом норы знакомца- барсука, перебежал по замерзшему ручью и выскочил на противоположный склон.

Усыпанные снегом ели стояли сплошной стеной, почти касаясь нижними широкими ветками земли. Малыш побежал вдоль оврага, надеясь найти просвет между деревьями, куда бы можно юркнуть и спрятаться. Но всюду ели стояли плотно. Зайчонок повернул обратно и вихрем промчался мимо того места, где выскочил из оврага. Вскоре дорогу ему преградила старая береза. Она росла на самом склоне. Вешние воды подмыли ее корни, а ветры раскачали и свалили к земле. Дерево склонилось над оврагом, и будь оно немного длиннее, образовало бы настоящий мост.

Не раздумывая, Малыш прыгнул на ствол березы, осторожно прошел по нему к вершине, где на ветках сохранилось немало засохшей листвы, и затаился в них, совершенно слившись с белой корой и снегом на дереве. Если враг заметит его, отсюда можно хорошим прыжком преодолеть оставшуюся часть оврага, А там кусты, они надежно упрячут зайчонка.

Опять послышался заливистый лай Трубача. Гончая бежала вдоль оврага. Вот она остановилась, очевидно, потеряв след в том месте, где зайчонок скатился к ручью. Тут внимание собаки привлекла нора барсука. Она кинулась к занесенному снегом входу и залаяла на иной лад: отрывисто и зло. Трубач, почувствовав запах другого зверя, забыл о заячьих следах.

Затаившийся на березе Малыш хорошо видел своего врага. Собака остервенело разбрасывала лапами снег, скребла когтями мерзлую землю и продолжала лаять, призывая хозяина. Скоро появился и он сам. Увидев барсучью нору, охотник в сердцах сплюнул и сердито сказал:

— Ну, чего ты, дурила, разошелся? Барсука нам не добыть, сейчас он глубоко под землей. А вот косого-то, видать, упустили. Ну, да ладно, пойдем другого искать.