Лафитт устроил великолепный стол, а после трапезы пестрая компания заговорщиков долго сидела за портвейном, наслаждаясь последней передышкой перед решающими событиями.
«Революция…»
Для герцога Уэссекского это слово всю его сознательную жизнь означало жестокость, предательство и смерть. Французская Революция унесла его отца, швырнула его самого в кошмар Игры Теней. Она была единственной на свете вещью, которую он хотел бы уничтожить. А теперь, против всех ожиданий, он сам стал революционером, снова поклялся убить человека — на сей раз ради этой кровожадной, всепожирающей богини. Но это в последний раз.
Жан Лафитт сидел во главе стола, полуприкрыв глаза, как дремлющий кот. Уэссекс смотрел на молодого человека, которому предстояло стать королем новой независимой нации, если их заговор удастся, и не мог избавиться от мысли, что Луи совершенно не подготовлен для этого.
— Где она? — в отчаянии спрашивал Луи. Его мучительный вопрос отвлек Уэссекса от размышлений.
— Не знаю, — честно ответил герцог. — Но где бы она ни была, Сара рядом с ней. — И это тоже было правдой, к добру ли, к худу.
— Де Шарантон захватил ее, — сказал Луи, слишком погруженный в свои страхи, чтобы что-то слышать. Хрупкий хрустальный бокал задрожал в его руке, и он отставил его, словно в нем было горькое лекарство.
— Нет, — ответил Уэссекс. В этом он был уверен. — Корде его личный секретарь и, насколько я понимаю, весьма доверенное лицо. Если ваша — или моя — жена оказалась бы в руках де Шарантона, Корде обязательно сообщил бы об этом.
— И никто из Братства их не захватывал, — сказал Лафитт, кладя руку на плечо Луи каким-то доверительным жестом, который показался Уэссексу на диво убедительным. Мало на свете есть людей, которые могут так убедительно разыгрывать сострадание, если хотят побольнее кольнуть человека. — Я бы услышал об этом, уж поверьте мне,
Король Баратарии встал и откланялся.
От трудов Лафитта зависел успех всего предприятия. Если капитаны его буйного флота не смогут задержать корабли адмирала Бонапарта и дадут им подойти к городу, восстание захлебнется.
— Королева, — Луи вздрогнул от этого слова, словно даже и не думал сейчас о том, что ему предстоит стать королем. Помотал головой. — Она должна быть в безопасности. Нельзя было разрешать ей следовать за мной. Какой же я дурак…
«Если ты дурак, Луи, то и я тоже», — сказал себе Уэссекс.
Казалось, Уэссекс только-только заснул, как стук в дверь разбудил его. Он мгновенно сел на постели. Часы на камине показывали десять — слишком рано для отправления. Он вскочил, схватил рапиру и подбежал к двери.
— Уэссекс! — послышался голос Костюшко. Герцог отодвинул задвижку. Его напарник, такой же растрепанный и полуодетый, как и он сам, стоял в дверях босиком, кутаясь в роскошный халат.
— В чем дело? — спросил Уэссекс. Снизу доносился какой-то шум, но по нему нельзя было понять, почему Костюшко так взбудоражен.
— Роби вернулся. Корде арестован. Вот тебе и хорошие новости.
— Город минируют.
Роби лежал на кушетке в гостиной. Лицо его посерело от боли и усталости. Луи и Жан Лафитт стояли над ним, Лафитт разрезал синий кафтан Роби. Когда его сняли, показалась кровь.
— Да перестань ты, — раздраженно проговорил Роби. — Это все пустяки.
— Ты можешь отправиться на тот свет прежде, чем успеешь нам все рассказать, — ласково ответил Лафитт. — Выпей-ка немножко бренди.
— Я, видать, загнал кобылу. Прости, Жан. Но надо было добраться как можно скорее. Дело худо. Очень худо. — Роби взял кружку здоровой рукой и отхлебнул.
— Что случилось? — Уэссекс успел кое-как привести себя в порядок и надеть сапоги. Он влетел в комнату с рапирой в ножнах. Костюшко тем временем пошел взглянуть, нельзя ли помочь лошади, на которой Роби вернулся. Как парень и сказал, она была на последнем издыхании. — Кто в тебя стрелял?
— Солдаты у ворот. Они закрыли город. Еще можно пробраться туда через кладбище, но военные ворота закрыты, и на эспланаде тоже.
Лафитт дал раненому еще воды и бренди, и снова Роби стал жадно пить, пытаясь возместить потерю крови.
— Ты говоришь, Корде арестован? — это была худшая новость, какую только можно было себе представить. Де Шарантон способен заставить даже статую святого богохульствовать, а Корде и так его боялся. Если он сумеет выдержать хотя бы день, им очень повезет, но этого слишком мало.
— Пусти… Ради Бога, прекрати, Жан! — взвыл Роби. Лафитт разрезал рукав камзола и рубаху, и стало видно рану. Пуля прошла под лопаткой. Дурная рана. То, что парень проскакал после этого еще тридцать миль, было просто чудом.
— Боюсь, мне это не под силу. Придется лекаря звать, — Лафитт нахмурился. Баратария не то место, где можно было отыскать членов медицинского Королевского общества.
— Если бы нашлись инструменты, я бы мог попробовать, — внезапно вмешался Луи. — Аббат кое-чему научил меня. Надеюсь, моих знаний хватит. — Луи был бледен, но решителен. Ему придется прощупать рану зондом, чтобы найти и извлечь пулю, а от этой процедуры умирали не реже, чем от самой пули.
— Хорошо, что я тебя не прирезал, когда случай подвернулся, — с трудом улыбаясь, проговорил Роби. — Дай сначала рассказать все до конца, а потом делай что хочешь.
Слабым голосом Роби поведал обо всем, что увидел в Новом Орлеане этим утром, — как закрывали магазины и лавки, как горожан загоняли в их дома, как он услышал вести об аресте Корде и о том, что его сожгут завтра вечером.
— Я всегда говорил ему, что он кончит плохо, — бесстрастно сказал Лафитт.
— Солдаты всюду ходят с бочонками пороха. Думаю… думаю, они минируют город. Хотят его взорвать? Меня чуть не сцапали, но я взял лошадь в конюшне на Филиппа Святого. В кузнице не было никого — я первый пришел… — последние слова он пробормотал уже заплетающимся языком. Голова его упала, и он потерял сознание.
Лафитт посмотрел в глаза Уэссексу.
— Вот как. Выбора нет. Придется ставить все на карту,
— Де Шарантон хочет уничтожить весь город. Сжечь вместе с жителями, — не смея поверить собственным словам, произнес Уэссекс.
— Весь город? — переспросил, входя с террасы, Костюшко. На руках его виднелась кровь. И вид у поляка был мрачный. Уэссекс решил не спрашивать о судьбе лошади, на которой прискакал Роби.
— Похоже, это как раз тот самый черный ритуал, о котором говорил Корде, — предположил Уэссекс.
— Чушь какая, — сердито ответил Костюшко. — Корде сказал, что де Шарантон хочет устроить себе бракосочетание с землей, чтобы подчинить ее себе. Но он не может сделать это, перебив всех в городе, — магическое Искусство не подействует.
— Люди-то все равно погибнут, — мрачно высказался Лафитт. — И тогда ты будешь королем без народа, Луи.
— Нет, если мы сумеем остановить его, — сказал Луи, посмотрев на Уэссекса.
— Мы с Ильей тотчас же отправляемся в Новый Орлеан. Может, сумеем отыскать Корде и выручить его. Думаю, что и де Шарантона я найду, — угрюмо добавил герцог.
— Солдаты на улице пристрелят вас, — предупредил Лафитт.
