обращаться с лошадьми и нижними чинами, проявляя природный талант командира. В лице командира 1 батареи гауптмана фон Утмана молодой лейтенант нашел опытного наставника и мудрого воспитателя. Для получения лейтенантского патента Кейтель окончил военное училище в Анкламе. Закончил лучше, чем рассчитывал сам. По собственному признанию, он не особенно утруждал себя зубрежкой в пору ученичества, однако результаты неизменно оказывались блестящими. И в дальнейшем, на высших командных должностях, он всегда делал нечто более значительное, чем ожидали от него окружающие, и всегда больше и лучше, чем сам планировал сделать. Он не владел искусством «спрямления углов» и не умел облегчать себе жизнь.
В чине лейтенанта Кейтель был переведен во 2 Брауншвейгскую батарею. Командиром 3 батареи был еще один новоиспеченный лейтенант, Гюнтер Клюге. Несколько позже, когда его отец получил дворянский титул, к фамилии Клюге добавилась приставка «фон», а сам он стал генерал—фельдмаршалом Третьего рейха. Клюге пришел в полк из кадетского корпуса. Уже тогда Кейтель считал его заносчивым выскочкой, сполна обладавшим тем «букетом отрицательных благоприобретенных качеств», которые дают воспитание и образование в закрытом учреждении казарменного типа. В свою очередь, Клюге был крайне невысокого мнения о воинских талантах лейтенанта Кейтеля, называя его «абсолютным нулем». Командование считало Кейтеля прекрасным офицером—строевиком.
Полярные оценки, суждения и мнения сопровождали офицерскую карьеру Кейтеля на протяжении всей жизни. Что можно сказать по этому поводу? По его собственным словам, он не был «тихоней, пронырой или ханжой». Единственным увлечением и страстью всей его жизни стали породистые лошади, анекдоты о лошадях, коннозаводские аукционы, купля, продажа — в общем, все, что было связано с этими благородными животными. Он увлекался охотой, благо поблизости в Хедвигсбурге проживали страстный поклонник «мужского вида спорта», дальний родственник Кейтелей, Фриц фон Кауфман, и его друг Вильгельм Вреде в имении Штайнля под Рингельсхаймом.
Кейтель прекрасно танцевал и всегда открывал балы при дворе принца—регента Альбрехта Прусского в Брауншвейгском дворце. Он не отличался пуританством, мог приударить за понравившейся ему особой, но был непримиримым противником распутства и безалаберности в финансовых делах. Осенью 1906 г. лейтенант Кейтель проводил друга детства Феликса Бюркнера в Военную кавалерийскую академию, выделявшуюся на фоне прочих военных учебных заведений свободой царивших там нравов, со строжайшим напутствием:
«Никаких азартных игр и никаких любовных историй…»
С искренним недоумением и даже брезгливостью он выслушал печальную историю своего приятеля, офицера гусарского полка, и, потрясенный происшедшим, записал в дневнике:
«…Несчастный женился на торговке из Линдена, влез в долги и был вынужден бежать от позора в Америку».
Во время службы Кейтеля в Ганновере разразился «кавалерийский скандал», когда в ходе специального расследования выяснилось, что ровно треть кадетов играла в запрещенные специальным указом азартные игры, офицеры погрязли в долгах… Воинская дисциплина пришла в полный упадок… После вмешательства кайзера все «опозорившие честь мундира» были изгнаны из армии с позором. Такие эксцессы Кейтель просто отказывался понимать. О его болезненной щепетильности ходили анекдоты. В 1934–1935 гг. Кейтель командовал дивизией в Бремене. Отправляясь на официальный прием, он вызывал служебный автомобиль, если же приглашали и его жену, то она добиралась… на трамвае. Кейтель считал некорректным «катать» супругу в командирской машине.
В дневниках Кейтеля подробно описана жизнь гарнизонного лейтенанта — казарма, учебные стрельбы, маневры, офицерские скачки с препятствиями и, конечно, осенняя верховая охота. Удивительно другое: на фоне тщательно выписанных картинок зарегламентированного солдатского быта нет даже и намека на существование каких—либо увлечений и пристрастий, выходящих за рамки сугубо служебных обязанностей. Трудно судить и о круге чтения молодого человека, поскольку, кроме программной методической литературы по военному делу, в его записках даже не упоминаются популярные в то время литературные произведения. Рассуждения о политике впервые появляются на страницах дневника в 1913 г. — в последний предвоенный год. По всей видимости, дело не только в том, что записи представляли собой своего рода эскизный план будущих мемуаров фельдмаршала, написанных потом, в плену, в 1945 г., по его собственным словам, «чтобы отвлечься от мрачных мыслей и убить время…». Скорее всего, эти проблемы его действительно мало занимали. Он «горел» на службе, а еще оставались лошади, охота, сельскохозяйственные выставки в Ганновере и Хельмшероде. И в этом смысле он ничем не отличался от многих офицеров, выходцев из «почвеннической» среды.
Между тем служба шла своим чередом, и вскоре командование обратило внимание на исполнительного и способного молодого командира. В 1904–1905 гг. Кейтель с успехом окончил годичные курсы артиллерийско—стрелкового училища в Ютербоге. В порядке поощрения академических успехов руководство учебного заведения ходатайствовало о переводе лейтенанта Кейтеля в числе лучших выпускников курса в учебный полк артиллерийского училища, и ему пришлось приложить немало усилий, чтобы остаться в Вольфенбюттеле и не потерять связь с отцом и имением.
В 1908 г. после тяжелейшей травмы (двойного перелома таза), полученной во время офицерских соревнований по верховой езде, — при преодолении препятствия лошадь упала прямо на него — встал вопрос о переводе Кейтеля в инспекторат военных училищ. Единственным предварительным условием было отсутствие семьи у претендента. Кейтель доложил командиру полка оберсту[5] Штольценбергу, что помолвлен и собирается вступить в законный брак. Оберст Штольценберг, великолепный офицер, жесткий и требовательный командир, назначил лейтенанта полковым адъютантом. Любопытно, что буквально за несколько дней до этого назначения, во время учебных полковых стрельб, взбешенный постоянными придирками командира, Кейтель демонстративно швырнул полевой бинокль под ноги Штольценберга, давая понять, что отказывается впредь видеть что—либо еще. Возможно, оберст понимал такой тон лучше, чем беспрекословное повиновение.
До этого назначения с такой строгостью и взыскательностью командования Кейтелю сталкиваться не приходилось. Впервые в жизни ему пришлось заниматься делопроизводством и проводить столько времени за письменным столом. В круг служебных обязанностей полкового адъютанта входили работа с личными делами рядового и офицерского составов, контроль над проведением мобилизационных мероприятий и многое другое.
18 апреля 1909 г. состоялась церемония бракосочетания лейтенанта Кейтеля и Лизы Фонтен, дочери промышленника и землевладельца Арманда Фонтена. Тесть, хозяин поместья Вюльфель, вошедшего впоследствии в городскую черту Ганновера, владелец пивоваренного завода, был намного богаче своего зятя. Однако вряд ли он мог даже и мечтать о лучшей партии для своей дочери, нечистокровной немки, породнившись с «прусским» лейтенантом. Фонтен, галантный кавалер, страстный охотник и великолепный стрелок, был счастлив вдвойне, обнаружив родственную душу в зяте—офицере. Кейтель знал толк в хорошем табаке и был не прочь осушить бокал—другой старого доброго вина…
В записках Кейтель подробно рассказывает о том, как познакомился с будущей невестой и супругой в доме своего родственника Виссеринга в Ганновере; как долго сомневался в том, будет ли его избранница непринужденно чувствовать себя в убогой сельской обстановке; сумеет ли он соответствовать уровню Лизы и удовлетворить ее богатые духовные запросы…
Лиза Фонтен, иконописная красавица с идеальными пропорциями лица и фигуры, как будто сошедшая с полотен старых флорентийских мастеров, получила блестящее домашнее образование, увлекалась литературой, музыкой, живописью, театром… Внешне холодная и надменная, она была более сдержанной и менее сентиментальной натурой, чем Вильгельм Кейтель. В определенном смысле Лиза была полной противоположностью своему супругу. Как правило, в таких браках спутники жизни дополняют друг друга — не стала исключением и чета Кейтелей. Рука об руку прошли они через все бури и невзгоды века, а в послевоенной Германии все были потрясены внутренним достоинством и гордостью, с которыми вдова несла свой тяжкий жизненный крест.