— Что есть имя? — спросила Яаль. — Иначе называют одни и те же сущности разные народы. В старину не отворачивала она своего лика от нас и охотно помогала просившим… И если Хилле осмелился бы попытаться использовать ее…
Вмешался Брок.
— Ты знаешь Хилле, он или считает себя всесильным, или пытается перехитрить соперника. Сейчас он думает. Яаль, мы не должны давать ему время на это!
— Звезды совершили полный оборот, змей готов к броску. Сомневаюсь, чтобы он сумел сегодня что- то придумать. И все же пробил его час.
Они пошли на лестницу, Исмей увязалась следом: ни за что не осталась бы она в этом дьявольском месте без спутников.
Чудовище зашипело, припав к полу, кровавые глаза его были обращены на идущих. Брок поднял руку, и в ней оказался меч, темный, как ночь, ни одной искорки не отражалось от него.
Лезвия не было, красно-бурый клинок словно был вырезан из дерева. Но, увидев его, чудовище дрогнуло. Шипя и отплевываясь, отступало оно. Так пришли они в мастерскую Хилле. Ядовитый и отвратительный дым клубился в воздухе.
В центре в облицованной камнем яме пылал огонь. Над очагом на перекладине висел гигантский котел, в который Хилле что-то швырял горстями с ближайшей скамьи. Он читал нараспев заклинания и не обращал внимания на вошедших.
— Что у него, в голове помутилось? — спросил Брок. — Ведь должен бы знать он, что теперь ничего у него не получится.
— Нет, получится… — Яаль подняла руку. Желтые глаза змеи загорелись, стали расти, расти, слились в огненно-желтый шар, солнцем заблиставший в темной комнате.
Чудовище жалобно забулькало, взвизгнуло…
И бросилось вперед… но не в сторону лестницы, где стояли трое вошедших, а к своему господину. Пламенем полыхал амулет в ладони Исмей, зеленый огонь потек к яме, затопил ее, но пламя не погасло, языки огня взвились к потолку… Пламя стало зеленым.
Голос Хилле прервался, он взвизгнул, увидев рядом чудовище, попытался отбросить его, но, схватившись в отчаянной схватке, оба они пошатнулись и упали в бурлящий котел.
Сразу же огненный шар погас, зеленое пламя потухло. Жидкость в котле поднялась вдруг до самых краев и спокойно застыла, и под ней ничего не было видно.
Светало. Близился новый день. Исмей привалилась к стене звездчатой башни. И надышаться не могла холодным зимним воздухом после всей мерзкой вони и дьявольской злобы, царившей в башне черного мага. Чудом перенесла она эту ночь. На какое-то мгновение эта мысль вытеснила все остальное.
Потом ладонь Яаль легла на ее руку, оба они стояли рядом с Исмей во дворе замка в предутренних сумерках.
— Как печально изменился Квейс, — сказала Яаль. — Таким он никогда не был и не мог быть раньше!
— Он может вновь измениться, — отрывисто сказал Брок. — Сгинул червь, поедавший его сердцевину. Теперь у нас есть будущее.
Что же теперь станет со мной? — подумала Исмей. Я не властительница Квейса и никогда не была ею. Возвращаться опять в Долину к новым, еще большим, унижениям?
— Я была женой Хилле, — медленно проговорила она. — И явилась сюда по своей воле, хоть и не знала, какой Хилле на самом деле, но не противилась я судьбе, приведшей меня сюда.
— Чтобы спасти и нас и себя, — глянул на нее Брок. Сходство его липа с Хилле чем-то глубоко тронуло ее, но чем — она не понимала. Нет… он не был похож на Хилле. Именно таким-то и казался Хилле неопытной девчонке. — И ты не была его женой, — продолжал он, — нет у тебя ничего общего с ним. Если бы это было не так, не смогла бы ты носить змея и встать в эту ночь рядом с нами.
— Не жена Хилле ты, а дочь Ратонны! — словно бы одернула ее Яаль. Причудливы бесчисленные нити судьбы. Мы, люди Квейса, — древний народ, и знания дают нам такие силы, что невежественный люд считает нас полубогами. Но мы во многом остались людьми. Потому-то изредка встречаются среди нас и такие, как Хилле. Увы, одной мы с ним крови. Хилле хотел повелевать силами, с которыми не следует и соприкасаться.
— Не только этого хотел он, — вступил в разговор Брок — Он хотел и…
— Меня? Быть может, но более, чем меня, хотел он того, что думал узнать от меня, и тогда, давно, был он силен, очень силен, пусть и не думали мы, что…
— …как подколодная тварь затаился он? — перебила ее Исмей.
— Почти. Долгим было ожидание наше, дочь Ратонны, пока не пришла сюда ты. Ты говоришь, что не владычица ты в Квейсе, но это не так! Хилле хотел получить от тебя истинный янтарь, на который мог нарастить свой, поддельный, дьявольский! Ведь любая ложь растет из зернышка истины. Он хотел использовать тебя, но не сумел. Радуйся и гордись, дочь Ратонны!
— И добро пожаловать в Квейс, — добавил Брок, — на этот раз истинно добро пожаловать, не сомневайся!
И более не сомневалась в этом Исмей ни тогда, ни потом. Хоть и удивлялась иногда, осталась ли в ней хоть частичка той Исмей из Верхней Долины, в ней, преображенной волей судьбы. Так ли важно было это’’… Ведь тепла в Квейсе теперь хватало и на нее.
Только никогда более не входила она в заброшенную башню, где в глыбе грубого янтаря человек и чудовище сплелись в бесконечном объятии, как в ту страшную ночь.
ЛЯГУШКИ ГИБЛОГО ДОЛА
1
Заиндевевшие сугробы громоздились один на другой. Герта остановилась перевести дыхание. Концом копья, которое служило ей дорожным посохом, она потыкала сугроб впереди. Древко с трудом пробило наст. Герта нахмурилась.
Кроме этого копья, которое она крепко сжимала рукой в рукавице, вооружение девушки составлял висевший на поясе длинный кинжал. В складках одежды спрятан был крохотный узелок с теми немногими вещами, которые Герта забрала с собой, покидая крепость Хорлы. Но главную свою ношу она несла под сердцем, заставляя себя не отступать с намеченного Судьбою пути.
Губы ее плотно сжались. Она вскинула голову — и сплюнула. Воздух с хрипом вырвался из груди. Чего ей стыдиться? Неужели Куно ждал, что она будет ползать перед ним на коленях, умоляя о прощении, чтобы он мог показать своим приспешникам, какой он благородный?
Герта оскалила зубы словно загнанная в угол лисица и снова с силой ткнула копьем в сугроб. Ей нечего стыдиться, она не какая-нибудь распутная девка. Война есть война, никуда не денешься. Куно сам, представься ему такая возможность, не удержался бы от того, чтобы не овладеть женщиной из вражеского поселения.
Все бы ничего, однако добросердечный братец выгнал ее из крепости Хорлы! Выгнал потому, что она отказалась выпить приготовленный его ведьмами-поварихами отвар, который, скорее всего, убил бы и плод и ее саму. Умри она — Куно наверняка, преклонив колена у алтаря Громовержца, сказал бы, что, дескать,