ультиматума пошло!

Лицо рассерженного медведя сменилось циферблатом часов. Они показывали двадцать один тридцать. Гробовая тишина нарушалась тяжелым дыханием Алика. Отчетливо ощущалась атмосфера страха.

— Они этого не сделают, — не очень убежденно сказал Бузуртанов. Он представлял, что чувствуют сейчас в окруженном Бизли отец, мать и четыре брата, не говоря о многочисленных дальних родственниках. Народ проклинает его!

— Никогда не сделают. Это против их законов, против всех правил, — он понимал, что в большей степени успокаивает сам себя.

— Сталин же сделал, — угрюмо произнес чей-то голос.

— Если бы не собирались делать, не говорили бы такое на весь мир, — согласился другой.

На самом деле то, что они прослушали, не произносилось на весь мир. У инсценированной передачи имелся только один адресат — Ильяс Бузуртанов и его «гвардейцы». Но они этого не знали.

На экране вновь появилась симпатичная дикторша.

— Вы слушали выступление Президента России в связи с объявленным бандитами…

Бузуртанов вскинул руку.

«Бац!» — телевизор разлетелся вдребезги. Выстрела никто не услышал — только хлопок ворвавшегося в вакуумную колбу воздуха.

— Надо сразу сдаваться, — сказал Алик. — Пока будем десять часов ждать, наши с ума сойдут…

Бузуртанов снова вскинул руку, и Алик с силой опрокинулся на спину. В полной тишине, что придало убийству особо зловещий эффект.

— Струсили… — Ильяс сдержал оскорбительные слова. — Мы выполняем волю Аллаха и не должны ничего бояться! Иначе потеряем право называться мужчинами! Идите по местам и готовьтесь умереть, как подобает правоверным мусульманам! И заберите эту падаль!

Во враждебном молчании «гвардейцы» стали расходиться.

Подключившись к компьютерам МВД и ФСБ, люди Межуева получили сведения о задержанных и арестованных лицах чеченской национальности, подозреваемых в совершении преступлений или уже осужденных и ожидающих этапирования к месту отбывания наказания. Их оказалось несколько сотен, но интерес представляли лишь трое: двоюродный брат Лемы Терлоева, племянник Арсена Татаева и родной брат Мусы Старшего.

— Слабовато, — сказал Верлинов, просмотрев список. — Будем иметь в виду на всякий случай, но слабовато. Мне нужна зацепка для самого Горца…

Он задумчиво барабанил пальцами по столу и напряженно думал. Чем шире невод, тем больше шансов выловить нужную рыбу. Но иногда и самый большой невод возвращается пустым…

— Транспортную милицию отрабатывали?

Межуев покачал головой.

— Упустили.

— Проверьте и их учеты. Мало ли что. И еще… В институте имелся отдел ментальных исследований…

— Каких? — переспросил Межуев. Он не знал такого слова.

— Ментальных, — терпеливо повторил генерал. — Они изучали возможности воздействия силой мысли на материальные объекты. И один их индуктор достиг в этом деле немалых успехов. Фамилия его Евсеев. Запиши адрес… Он мне нужен срочно. Очень срочно.

Проанализировать ход мыслей генерала и определить его намерения было невозможно, майор это хорошо знал. Поэтому он просто принял поручения к исполнению.

Иса Тепкоев — дядя и наставник Магомета Тепкоева по прозвищу Горец — досиживал третьи сутки в изоляторе временного содержания Рязанского линейного отдела внутренних дел. Попал он сюда из-за любимой тросточки, с которой никогда не расставался. В тросточке хитроумно прятался штык — и не видно, и всегда под рукой. Кто же знал, что в поездах будут так шерстить, что ткнут портативным металле — искателем даже в безобидный старческий посох! Говорят, недавно на станции Рязань была какая-то заваруха, из-за этого и подняли на ноги милицию, да еще курсантов из десантного училища. Такая смешанная группа и повязала дядю Ису.

Вел он себя спокойно и степенно, как и подобает мужчине. Мог бы отпереться от всего: мол, купил тросточку или нашел, откуда знаю, что там внутри! Но не стал ронять достоинства и дураком прикидываться при седой-то голове. Так и сказал на допросе: хожу, никого не трогаю, но если кто меня тронет — должен отпор дать, в горах так положено. Для того и ношу штык вот уже лет тридцать, если не больше.

Следователь записал правдивые слова в протокол и запер его в камеру. Дядя Иса рассудил по-простому, с житейской мудростью, замешенной на повседневном опыте: парню деньги нужны, вот и взял его в залог. Родственники обязательно приедут и выкупят. Так дело и уладится. Сидел он терпеливо, стоически давил вшей, в разговоры с сокамерниками не вступал, перебирал четки, которые следователь разрешил взять с собой, проявив доброе отношение и тем намекнув на еще более доброе в дальнейшем. Магомета дядя Иса решил не беспокоить — тот и так занят, ему большое дело предстоит: войну остановить. Следователь дал телеграмму в Гехи, по месту прописки, кто-нибудь приедет, привезет деньги и заберет его отсюда. В глубине души он надеялся и тросточку выручить — привык к ней за столько-то лет…

На третий день приехал Руслан — младший брат, с сыном Адамом. Как он и предполагал, дело сразу на лад пошло — следователь дал им поговорить, потом протянул новый протокол, а там уже написано совсем другое: что трость неизвестно чья, лежала на полке сама по себе, он взял ее и поставил рядом, трость как трость, ничего особенного, на оружие совсем не похожа… Это уже не он выкручивается и отпирается, это следователь сам его выгораживает, а значит — можно подписывать. И он поставил свой кривоватый крестик. На самом-то деле он грамотный, и писать и читать умеет, но темному человеку доверия больше, и общаться с темным приятнее, потому что тогда свою ученость выпуклей чувствуешь… Ну и пусть парнишка порадуется: и бакшиш свой законный получил, и образованность лишний раз ощутил — добрей будет, может, и тросточку отдаст…

Осталось ему пару часов всего просидеть, пока парнишка документы оформит, но вдруг он бежит, спотыкается:

— Ты что там натворил в Москве?! — а у самого глаза круглые и губы белые, да и все лицо будто в известке. — Шифрограмма чуть ли не от Президента пришла — велят тебя охранять как особо опасного рецидивиста, а из Москвы за тобой уже едут!

Дядя Иса только плечами пожал. Что он там натворил? Ничего. Конечно, понял, что дело с племянником связано, однако слово между ним и Магометом сказанное тут же и умерло. Значит, ничего и не было.

— Смотри, не проговорись, я все отдал, сделать ничего не могу, вот протокол подпиши…

И сует дрожащей рукой бумажку, а в ней опять написано как первый раз. Но дядя Иса бумажку отстранил.

— Слушай, парень, если ты себя не уважаешь, почему думаешь, что и я такой? Сколько переписывать, подписывать, зачеркивать? Хватит уже!

И отвернулся. А через час четыре здоровых лба с автоматами посадили его в машину и повезли обратно в Москву, да еще одна машина впереди шла и одна сзади. Значит, уважают. Или боятся. Что, в общемто, одно и то же.

Перед вылетом Карпенко на полчаса заехал к Наталье. Поднимаясь по лестнице, он словно воочию увидел, как одетые в белые халаты бойцы группы зачистки спускают вниз носилки с пристегнутым трупом. Раненый бандит плакал, раскаивался и сулил золотые горы. Он быстро допросил его в ванной и, выяснив мотивы нападения, махнул Клевцову рукой. Через несколько минут в санитарный фургон погрузили второй труп.

Квартира выглядела как до налета: на двери вместо перекушенной висела целехонькая цепочка, в прихожей отражало обычный уют новое зеркало, негромко лопотал телевизор… Совершенно незаметно починена «хельга», вместо залитого кровью подобран точно такой же палас. Бригада Клевцова, как всегда, оказалась на высоте: все следы происшествия перестали существовать. Правда, это касалось только материальных следов…

— Я не сплю ночами, — Наталья заметно осунулась, под глазами появились черные круги, к тому же она постоянно озиралась. — Днем напьюсь седуксена и проваливаюсь в черноту, но облегчение не приходит…