станет предметом кулуарного обсуждения и сделанные из него выводы окажутся не в пользу Павлицкого.

Первым заслушали начальника управления исправительных дел о массовых беспорядках в шестой колонии, затем докладывал Мишуев. На этот раз главное внимание он сосредоточил на Алексее Сивухине как перспективном фигуранте для дальнейшей разработки, про кусок ракушечника и поиск карьера упомянул вскользь, зато рассказал об отработке автовокзалов, которой занимается Сизов.

Сообщение прозвучало весомо, даже Крутилин к концу перестал презрительно кривиться. Генерал задал несколько вопросов о Сивухине, Мишуев толково ответил.

— Есть предложение одобрить проводимую отделом работу и предложить активизировать линию розыска использованного преступниками автомата, — подвел итог Павлицкий.

Возражений не было. Мишуев сел на место и перевел дух. Сивухин, конечно, пузырь, который рано или поздно лопнет. Но сегодня он удержал его на плаву, а это очень важно — не утонуть сейчас, сию секунду, потому что завтра будет уже другая ситуация, другие доказательства, другая обстановка.

Подполковник вполуха слушал выступление начальника УБХСС, совсем не слушал зама по хозяйственной работе, который возмущался нерациональным использованием автотранспорта, и насторожился, когда слово взял Крутилин.

— Я согласен с предыдущим выступлением. — Полковник навис над столом, упираясь в деревянную поверхность побелевшими пальцами. — Машины должны использоваться для раскрытия преступлений, расследования и выполнения других конкретных задач службы. На работу и домой можно ездить общественным транспортом. Поэтому я свою машину отдаю в пользование оперативного состава управления и призываю других сделать то же самое. Это раз!

Полковники, подполковники и один майор недовольно зашевелились.

— Второе, — не обращая внимания на возникший шумок, невозмутимо продолжал Крутилин. — Отмечаю низкий уровень исполнительской дисциплины руководства уголовного розыска. Я работаю полтора месяца, за это время Силантьев не выходил на работу по болезни, Игнатов самоустранился от руководства службой в связи с тем, что готовится к уходу на пенсию. Предлагаю на следующем оперативном совещании заслушать Игнатова и решить вопрос о его служебном соответствии. При отрицательном решении изменить основание увольнения с соответствующим уменьшением пенсионного содержания…

Присутствующие загудели. Пенсия, выслуженная за двадцать пять лет, — самое святое, что есть у увольняемого офицера. Замахиваться на нее не принято. Тем более что каждый может легко представить себя на месте обиженного.

— Третье, — полковник повысил голос. — При таком положении вещей совершенно не продумано направление в академию Мишуева. Учиться, конечно, надо, и, если он возьмет «сицилийцев» или хотя бы выйдет на них, можно будет его отпустить, но не оголяя руководства уголовным розыском! Значит, надо производить омоложение аппарата, особенно начальников отделов и управлений…

Дальше Мишуев не слушал. «… Или хотя бы выйдет на них…» Значит, не все потеряно…

Крутилин сел, глядя прямо перед собой. Получалось, что он смотрит на генерала.

— Вы закончили, товарищ полковник? — очень вежливо спросил Павлицкий.

— Закончил.

— Подведем итог, — не вставая, сказал генерал. — По первому пункту вы приняли решение, полностью входящее в вашу компетенцию. Отказ от использования личной машины можно приветствовать. Надеюсь, другие руководители последуют вашему примеру… А если нет, возможно, я сам издам соответствующий приказ…

Недовольный шумок снова всколыхнулся над длинным полированным столом.

— Может, действительно всем целесообразно пересесть на городской транспорт? Тем более мне известно, что вы задерживаете в нем карманников. На вашем счету четырнадцать задержаний по месту прежней службы и восемь — в московском метро, во время учебы. Я не ошибаюсь?

Крутилин очень внимательно посмотрел на генерала. В комнате стало тихо.

— Нет, товарищ генерал, не ошибаетесь. Все точно.

— Вот и хорошо, — кивнул Павлицкий. — Может быть, на транспорте установится порядок. Хотя лично я считаю, что руководители областной милиции имеют возможность более эффективными методами бороться с преступностью.

Крутилин, набычившись, не сводил с генерала внимательного взгляда.

— По второму и третьему пунктам, — монотонно говорил генерал. — Вы являетесь куратором оперативных служб и отвечаете за работу уголовного розыска. Поэтому для вас открыто широкое поле деятельности. Действуйте!

Принимайте решения в пределах своей компетенции, вносите предложения, если вопрос выходит за ее пределы. Кого увольнять, кого посылать на учебу, кого назначать на должность — это, извините, буду решать я. Снижать пенсию я никому не собираюсь, надо быть людьми и понимать: существуют болезни, усталость, нервные стрессы. Отбирать за это то, что пожилой человек зарабатывал всю жизнь, просто несправедливо…

— Правильно, Семен Павлович! — от души выкрикнул начальник УИД, и все одобрительно зашумели, бросая косые взгляды на Крутилина. Тот еще больше набычился, как боксер, прячущий подбородок от нокаутирующего удара.

— И последнее. Существует порядок, субординация, дисциплина. Я настоятельно прошу вас приходить к начальнику управления в форменной одежде.

Генерал выдержал паузу и, добродушно улыбнувшись, добавил:

— А в трамвае можете ездить в штатском. Что поделаешь, если у вас такое хобби!

Одиннадцать офицеров расхохотались. Мишуев улыбнулся одной половиной рта — той, что была обращена к генералу. Лицо Крутилина осталось невозмутимым.

— Все свободны, — объявил Павлицкий и встал.

Загремели стулья. У широкой двери, в которой открывалась только одна створка, на мгновение возникла давка.

— Ну и выдрал Семен Павлович этого петуха, — не особо снижая голос, говорил начальник информационного центра. — Насухую выдрал… Причем культурно…

Руководители курируемых Крутилиным служб открыто высказываться избегали, но перешептывались с улыбками. Поражение «варяга» было наглядным для всех, кроме него самого.

— Доложился неплохо, — буркнул он Мишуеву на ходу. — Лучше, чем у меня в кабинете. Жми на этого типа, он, видно, еще не полностью лопнул. И скажи своим: пусть дурака не валяют, шкуру спущу!

В коридорах управления было людно: сегодня давали зарплату, поэтому к концу работы все сходились на службу. К этому дню планировалось и возвращение из командировок.

Идя к себе, Мишуев покосился на дверь с цифрой 78, хотел было зайти, но передумал. Пусть сам, невелик барин.

За дверью семьдесят восьмого кабинета Губарев и Сизов доедали красногорскую колбасу, пили чай и вели тихую беседу.

— Я, говорит, вообще отошел, связи растерял, дайте жить спокойно, — пересказывал Губарев.

Сизов хмыкнул:

— Ну-ну…

— А этот, последний: «С дорогой бы душой и всем почтением, но нет ничего такого на примете, даже краем уха не слыхал…»

Старик доел бутерброд.

— Значит, один наган зацепил? Ну-ну… Нам-то он ни к чему, напиши рапорт да отдай в Прибрежный райотдел, пусть занимаются.

Губарев приготовил лист бумаги и тут же, чертыхнувшись, поднял его со стола — в нижней части расплывался мокрый полукруг.

— Стакан не вытер. Сегодня в Центральном дежурный на готовый протокол кофе пролил. Да, кстати, там Фоменко вертелся. Меня увидел — хотел спрятаться, спросил, что делает, — не ответил… Странно как- то.

Сизов молча поднял телефонную трубку, набрал четыре цифры внутреннего номера.