обули два молодых подонка. А потом сам вычислил их и основательно отметелил. Больше они на Невском не появлялись… Тот же Леха-Нос ухаживал за своей парализованной матерью и больше всего на свете боялся сесть. В этом случае мать оставалась одна. Даже хуже — с сестрой-алкоголичкой, которая тащила из дому все подряд. Опера двадцать седьмого Леху знали, никогда не прихватывали. Случалось даже выпивали вместе… Так что отношения полицейские и воры не укладывались в какие-то стандартные рамки.
Характеры и явления Невского проспекта! Их было здесь великое разнообразие, но все-таки и Леха-Нос, и Сенатор, и еще пяток-десяток похожих жуликов были исключением, а не правилом. Благородные разбойники потягивали эль в Шервудском лесу, а в кабаках и притонах Ленинграда гуляли ребятишки другой закалки, вернее — закваски. Какие-либо представления о морали, нравственности, совести у них отсутствовали напрочь. Это был изначально грязный, омерзительный мир, и даже представления о так называемой блатной романтике здесь отсутствовали. Их ценности были примитивны. Убоги. Пещерны. Здесь думали только о деньгах. Деньги, в свою очередь, мгновенно превращались в водку, анашу и животный, грубый секс. Многие из них, в сущности, и не отличались от животных: мозг, постоянно отравленный алкоголем и наркотиками, отказывался нормально работать. Оперативникам, ежедневно сталкивающимся с этими отбросами, порой самим становилось тошно. Тупость, жестокость и бессмысленность существования человекоподобных ублюдков способна поразить воображение… Рано или поздно любой опер хватается за голову и задает себе вопрос: Господи, да что же это? Что делается, Господи? ОТКУДА ВСЕ ЭТО?
Опер испытывает мощнейший хронический стресс. И сегодня, и завтра, и послезавтра он обречен общаться с обворованными, ограбленными, избитыми людьми. Он обречен разговаривать с родственниками искалеченных и убитых, униженных и изнасилованных… И еще с насильниками, убийцами, хулиганами… Он чувствует, что у него начинает ехать крыша. Он видит во сне изнасилованную и задушенную девочку. И труп бомжа, забитого насмерть пьяными подростками. И разорванные уши старой учительницы, у которой наркоман вырвал трехрублевые серьги… Да что это делается-то, Господи?… После работы опер достает из сейфа бутылку водки и наливает стакан. Вы беретесь его за это осудить?… Что ж, наверно, у вас есть на это право. Так же, как есть право прочитать разоблачительную статью в газетке о жестокости ментовской, обсудить ее на работе в обеденный перерыв и дружно возмутиться. Теперь, слава Богу и ЦК КПСС, гласность! Теперь-то мы знаем, что там в этой ментовке творится!
Но когда у гражданина снимут шапку на улице, или отберут кошелек в подъезде, или просто изобьют его детишки, он бежит в проклятую ментовку. К лягавым, к мусорам, к фашистам… И говорит: Найдите! Таких сволочей нужно сажать без суда! Расстреливать! Вешать! И я сам, своими руками готов… О, наш гражданин добр. Он терпим и высоконравственен. Не то, что озверевшие менты!
После работы опер открывает сейф. И наливает себе стакан водки. А потом едет домой в опустевшем к вечеру трамвае. И, может быть, найдет в себе силы поговорить с женой… если, конечно, у него есть жена. Но скорее всего, он буркнет что-то, поковыряется вилкой в пельменях и ляжет на диван. Завтра он снова будет ловить воров, хулиганов, грабителей, получать втык от начальства и ломать голову, как бы спихнуть заявителя с заведомым глухарем. Он либо сумеет душой зачерстветь и научится цинично шутить над трупами, либо… Либо он не на своем месте. Опер — это не профессия, это судьба.
Сашка Зверев шел по Невскому. Он лжет во всякое время, этот Невский проспект… Ах, как прав Николай Васильевич Гоголь. И опер Зверев с классиком абсолютно согласен, слишком много он знает о тайной жизни Невского и его постоянных обитателей.
Опер идет по проспекту… автоматически всматривается в лица. Шевелит волосы легкий ветерок- сквознячок, текут мимо беспечные люди. Зверев вспомнил, как три года назад он так же шел по Невскому. Тогда ноги сами привели его к двадцать седьмому отделению. Тогда он обращал внимание только на симпатичных женщин… давно это было.
На углу Садовой Сашка разминулся с Лебедевым. Резидент спешил куда-то с озабоченным видом. И снова вспомнился эпизод из самого начала оперской карьеры. Звереву нужен был по какой-то надобности (теперь и не сообразить, зачем именно) Сухоручко. Сашка заглянул в кабинет и спросил у Галкина:
— Семен, а Дмитрий Михалыча не видал?
— Да он куда-то с рюкзаком полетел, — рассеянно ответил Галкин.
— А чего это он о рюкзаком? — удивился Сашка.
Галкин поднял глаза и, усмехнувшись, ответил:
— Не знаю. Может, за картошкой пошел… Тогда Зверев ничего не понял. Да и не мог понять. Он просто не знал, что рюкзаком опера называют между собой резидента[3]. Впрочем, он еще даже и не подозревал о существовании такой штатной единицы в милиции. Резидент ассоциировался с чем-то шпионским. Сашка вспомнил, улыбнулся. А резидент Лебедев, невзрачный пожилой дядька в сером поношенном плаще, уже исчез.
Зверев почти ничего не знал о нем. Кроме, пожалуй, того, что Лебедев всю жизнь проработал опером.
Зверев пошел дальше. Всего через сотню метров он снова встретил знакомого. Даже двоих… Из Елисеевского навстречу Сашке вышли два жулика. Доктор и Жора Кент. Были они веселы, возбуждены и нагружены покупками. Закуской и выпивкой. Даже при беглом взгляде было очевидно, что подельники собирались хорошо погулять.
— Здорово, орлы, — сказал, подходя поближе, Зверев.
— О, Саша, — весело приветствовал Доктор. — Какими судьбами?
— Живу я здесь, Доктор. Разве не слыхал?
— Здрасьте, гражданин начальник, — шутливо раскланялся Кент.
— Здорово-здорово…
Зверев оценил горлышки коньячных бутылок, выглядывающих из пакета Доктора, и наполненный закуской пакет в руках Кента. Совершенно очевидно, что набрали подельники не на одну сотню рублей. Да еще и переплатили — брали-то, наверняка, из-под прилавка. Дефицит!
— Хорошо гуляем, — сказал Сашка, — Круто. Никак рэкетнули кого? Или праздник нынче?
— Конечно праздник, Саша, — отозвался Доктор. — Мы сегодня ночью Босого опустили на шесть тонн в очко.
Босой был наркоман. Шесть тысяч рублей у Босого? Да в руках он не держал таких денег. В том, что подельники кого-то обыграли в карты, ничего мудреного не было — поигрывали. Не как профессиональные каталы, но играли… А вот шесть тысяч у Босого? Сомнительно…
Сашка Доктору с Кентом так и сказал: А мне сдается, братаны, рэкетнули вы какого-то кооператора, а?… Нет, — ответили братаны, ты же, Саша, нас знаешь… чего нам волну гнать?… Ну-ну, гуляйте пока.
На этом и разошлись. Доктор и Кент сели в ожидающую их шестерку (Зверев автоматически засек номер) и с ветерком укатили… А у Сашки в голове засела мысль: ну откуда у наркомана Босого шесть тысяч? Это, практически, стоимость автомобиля. Зверев закурил сигарету и взялся обдумывать эту ситуацию: Босой и проигрыш «Жигулей». Что-то здесь не так. А ведь был когда-то у Славы Бусыгина угон, был… так-так-так. А если снова? Возможно это? Вполне, вполне возможно. Вот только на угнанной тачке шесть тонн трудно заработать — они за полцены идут, а то и за треть, за четверть. Разве что «Волга». А ну-ка проверим, решил Зверев. Резко изменил курс и направился в отделение. Первым делом он позвонил в 8-ой отдел УУР, который занимался угонами, и выяснил у статистика, что угонов «Волг» в последнее время не было. А когда было? Да считай месяц назад, ответил гаишник.
Месяц назад… нет, это не подходит. У наркомана деньги долго не задерживаются. Теоретически нельзя исключить, что «Волгу», угнанную месяц назад, держали в отстое, ожидая покупателя. Но это маловероятно. Такие тачки, как правило, угоняют под заказ. И долго не держат — опасно.
Тогда что? — думал Зверев. — Тогда возможен кидок покупателя автомобиля. А машины продают только на Энергетиков, в Красном Селе и в Апрашке… Ну, давай посмотрим. Сашка спустился в дежурную часть и попросил у дежурного городскую сводку. Его интересовали два района: Красногвардейский и Красносельский за последние три-четыре дня. Апраксин двор можно не проверять — если бы там что-то произошло, он бы обязательно знал, земля-то своя…
Сашка быстро просматривал широкую, порезанную на куски формата А4 телетайпную ленту сводки. Кража, кража, кража… грабеж… бытовое убийство… кража… кража… задержан пэтэушник с гранатой… кража… мошенничество… смерть подростка в результате отравления парами клея «Момент»… кража, кража, кража… самоубийство… разбой в Калининском районе… Ага! Вот оно!
