ждал, когда же все это найдется… Президент обещал! А уж наш Президент слов на ветер не бросает… Искали-искали, искали-искали… ух, как искали!… Не нашли, только зазря запыхалися.

— Так, может, вы это… плохо искали? А? — допустим, спросил бы обыватель.

— Не-а, мы хорошо… по всем закуткам прошлись. Нету, бля! — ответили бы ему.

— Ну ни хера себе! Может, его и не было?

— Видать, бля, не было… А на нет, братцы, и суда нет. Извиняйте.

Вот так: искали, а не нашли. Что ж, бывает… Особенно если копать не слишком глубоко, не проверять источники инвестиций известных, малоизвестных и вовсе никому не известных западных компаний, не интересоваться, на какие деньги скупались вагоны ваучеров здесь, в России, не задаваться вопросом: на какие деньги акционировались заводы, порты, гостиницы, нефтяные скважины, обогатительные комбинаты, типографии, телевизионные каналы… А на какие деньги проводились избирательные марафоны? А на какие деньги… Да ладно, хватит! Не было золота партии?… Видать, не было, раз уж не нашли.

Николай Иванович Наумов знал, что оно было. Что оно есть. Он знал, где и в каком виде это золото работает. И какие приносит дивиденды. А как же кейсы с алмазами? Были и кейсы.

Конечно, не они составляли основу. Алмазы, живые фунты-марки-доллары — мелочь. Заначка на оперативные расходы. По приблизительным оценкам самого Наумова суммы на этих счетах составляли не более одного процента от всех спрятанных капиталов.

…Николай Иванович слушал доклад Антибиотика с особым вниманием. Ему доводилось сотрудничать с покойным Гончаровым, и он отлично знал существовании резервного счета на шестьдесят миллионов долларов. Договор об открытии этого счета он, как и директор московского агентства «Консультант» полковник Семенов, помнил наизусть. Но, в отличие, от Семенова, Николай Иванович не знал о том, что нашелся владелец… Из довольно длинного и не очень достоверного рассказа Антибиотика Наумов вычленил главное для себя: в Стокгольме проживает вдова Гончарова, которая распоряжается очень солидными деньгами. Питерский криминальный журналист Серегин-Обнорский состоит с этой загадочной дамой в близких отношениях. Вся эта информация требовала проверки, могла оказаться ерундой… Ну а вдруг? А? А вдруг покойничек сумел передать весь капитал или часть его любимой супруге?

Через год с небольшим, в декабре, состоятся выборы в Государственную Думу, прикидывал про себя Наумов. Выборы — это, в первую очередь, деньги. Если у очаровательной Екатерины Дмитриевны есть ключик к швейцарскому счету… о, это слишком хорошо, чтобы быть правдой! Но проверить надо. Надо проверить…

— И что же дальше? — спросил Наумов, когда Палыч иссяк.

— Дальше Кудасов определил меня в Кресты, — почти жалобно сказал Антибиотик. Наумов подумал, что старик все-таки постарел, сдает. На миг в нем проснулось нечто вроде сочувствия. Но тут же он подумал, что по приказу этого седенького, благообразного старичка сегодня утром спокойно расстреляли восемь человек. Нет, даже девять.

— Я вас, Палыч, не про это спрашиваю, — сказал Наумов. — В ваших делах разброд, поступления снизились. Контроль до известной степени утрачен… таковы итоги.

За словами Наумова снова слышалось: не справляешься. Заменим.

Палыч чувствовал, что допустил слабину в разговоре. А этого делать никак нельзя. Никогда. Ни перед кем. Тем более перед Паханом. Лагерный закон учит строго: слабого — нагни. Наумов ни дня не провел на зоне, но… Палыч его боялся. Он мгновенно собрался и решительно сказал:

— Замечания, Николай Иванович, справедливые. Ситуация уже исправлена, все финансовые вопросы решу до конца недели. А контроль… контроль будет восстановлен в кратчайшие сроки. Это я обещаю.

Наумов снова усмехнулся — слова старого зэка звучали как монолог на партсобрании: Благодарю коллектив за оказанное доверие и обязуюсь…

— Ну-ну, — произнес Николай Иванович иронично, — только ты со своими методами не перегни палку. Я сегодня с заместителем начальника ГУВД беседовал… там очень недовольны, Палыч. Смотри. Сядешь второй раз — вытаскивать не буду. Не обессудь.

— В белых перчатках, Николай Иванович, дерьма-то не разгребешь, — сказал Антибиотик, и Наумов отметил, что в его голосе появились жесткие нотки. Крепок еще старик.

— Согласен, — ответил он. — Но и край нужно видеть.

— Нельзя человека к краю толкать. Чтобы дело делалось, придется кого-то убрать с дороги. Иначе никак.

Да, крепок старик, подумал Наумов и спросил:

— Кого же убирать будешь, Палыч? Антиботик секунду помолчал, потом посмотрел на собеседника пристально и ответил негромко:

— Пока Никита-Директор и писарчук газетный со своей оторвой заграничной у меня за спиной стоят… Пока они живые по земле ходят…

— Э, нет, Палыч, — перебил Наумов. — Такой хоккей нам не нужен. Убитый журналист, как и убитый мент, сразу в герои попадает. Мы жертвою пали в борьбе роковой! Такой хоккей нам не нужен.

Антибиотик молчал. Он понимал правоту Наумова, но не мог ее принять. Николай Иваныч продолжил:

— Мы их, конечно, уберем, Палыч. Но сделаем это цивилизованными методами, без лишнего шума.

— А блядь заморскую? Катьку-блудницу? — спросил Антибиотик. В его голосе откровенно звучала ненависть.

— А вот о Екатерине Дмитриевне мы поговорим отдельно, — с расстановкой произнес Наумов.