— Погоди, Коля, — произнес Обнорский. Не раздеваясь, он опустился на табуретку в кухне. — Погоди, дай оклемаюсь маленько… Смудаковал я, ребята. Есть такое дело.
— Да что случилось? На тебе лица нет… куртка порвана…
Андрей достал из кармана таблетку, вылущил одну из блестящей фольги, жестом попросил воды. Родион налил ему стакан минералки… Андрей запил таблетку. Родя и Коля сидели напротив него с напряженными лицами. Они ждали объяснений, но тактично давали Обнорскому возможность оклематься. Андрей ценил их такт. Он понимал, что ребята встревожены. Ведь с момента контрольного звонка, который он обязан был сделать, но не сделал, прошло больше двух часов.
С сотрудниками «Золотой пули» уже не раз случались… как бы это помягче?… нештатные ситуации. Иногда очень серьезные. В Агентстве была выработана практика: отправляясь на задание, которое может иметь «последствия», сотрудник обязательно ставил об этом в известность руководство и обязательно отзванивался через загодя оговоренное время. Эти нехитрые меры иногда позволяли избегать неприятностей… Андрей в контрольное время не отзвонился, и теперь ему было неудобно перед подчиненными.
— Может, чайку? — спросил Коля.
— Конечно, — сказал Андрей. Он бодро улыбнулся и закричал: — Я пошел в туалет!
…Он умыл лицо и присел на край ванны. Закурил. Глядя на себя в зеркало, подумал, что обязан извиниться перед ребятами и еще раз напомнить о праве выбора — присяги они не давали и рисковать жизнью не обязаны. Игра, которая шла до сих пор в обычных, в общем-то, рамках, пошла на грани фола, и не исключено, что может перейти эту грань.
Из ванной Обнорский вышел, когда таблетка уже начала действовать и голову отпустило. Чайник вскипел, вкусно пахло лимоном, в кухне царил домашний уют, и почти не верилось, что всего три часа назад он уходил от погони… от погони в центре Киева. Но все-таки это было: темная, заснеженная лестница, спускающаяся к Днепру… загонщики за спиной… ледяной ветер… блеск битого стекла в прическе университетской дамы… «беседа» с Полковником и Милашкой. И обо всем этом надо рассказать Коле с Родькой.
— Может, коньячку, шеф? — спросил Родион.
— Две капли, — сказал Андрей.
Родя быстренько налил стопку янтарной жидкости, но Обнорский к ней не притронулся. Он сделал глоток горячего, крепкого чаю… Зазвонил телефон.
— Это Соболев, — сказал Коля.
— Почему Соболев? — спросил Андрей.
— Пока ты был в ванной, я сообщил, что ты нашелся, — ответил Коля.
Андрей взял трубку, покачал головой. «Я сообщил, что ты нашелся», означало, что сперва Повзло сообщил Соболеву, что Андрей пропал.
— Нормально, — сказал Обнорский Коле и — в трубку: — Алло.
— Ну слава Богу, — услышал он голос премьера. — Что случилось, Андрей?
— Не телефонный разговор, Сергей Василич, — ответил Андрей. — Вы завтра прилетите в Киев — тогда все и расскажу.
— Кое-что я и так уже знаю, — сказал Соболев.
— Каким образом?
— После звонка Николая Степаныча я связался кое с кем из киевского руководства… Им, правда, сейчас ни до чего. Все стоят на ушах из-за заявления Стужи… Но десять минут назад мне позвонили и намекнули, что некий журналист попал в неприятную историю на киевском фуникулере. Это так?
— В общих чертах — так.
— Немедленно прекращай расследование, Андрей.
— Почему, Сергей Васильевич?
— Я приглашал вас поработать. Но не под пулями. Немедленно прекращай расследование… Я не хочу иметь на совести ваши трупы.
— Давайте, Сергей Васильевич, мы все это обсудим завтра.
— И обсуждать нечего, Андрей Викторович. Расследование закончено.
Обнорский положил трубку, выпил глоток коньяку… Но снова зазвонил телефон. Он вздохнул и взял трубку.
— Алло?
— Господи, Андрей, — сказала Галина. — Где ты пропадаешь? Я звоню тебе на мобильный, я звоню сюда… Твои орлы темнят, путаются… Что у тебя случилось?
— Все в полном ажуре…
— А где ты был?
— Это ревность?
— Может быть, и ревность… Я же чувствую, что Повзло мне врет.
— Он не врет. Он просто проявляет мужскую солидарность.
— Ах, даже так? Ладно, разберемся… Ты придешь сегодня?
— Извини, но сегодня не могу. Я очень устал.
— Ну вот! А я тебя жду.
— Завтра, Галя, завтра. Ты извини, — Обнорский положил трубку, посмотрел на коллег.
— Ну-с, господа инвестигейторы, слухайте сюды.
Рассказ Обнорского был сух, полностью лишен эмоций, лаконичен. Он излагал только факты и не давал никаких комментариев. Напоследок сказал:
— Соболев считает, что расследование необходимо прекратить.
— … твою! — сказал Коля.
— Спокойно, Коля. Все оценки и решения будем принимать завтра. Сейчас есть более насущная задача.
— Какая? — спросил Родион.
— Возле Филармонии брошен автомобиль. Нужно его пригнать.
— Сейчас мы сгоняем за ним, — кивнул Родя.
— Вместе пойдем, — ответил Андрей.
— Да ладно, ты-то отдыхай.
— Рад бы, но не могу. Потому что хочу посмотреть все на месте. Я уронил там телефон… Не исключено, что дружбаны мои — загонщики — тоже что-нибудь обронили. Надо поискать.
— Это лучше утром, — возразил Коля. — Что мы в темноте найдем?
— Нет, — возразил Коле Родя, — откладывать не гоже. Те, что гоняли Андрюху, могут нас опередить… Если уже не опередили.
— Тогда поехали.
Машина никуда не делась. Стояла там, где Обнорский ее оставил. Нетронутый, чистый снег вокруг подтверждал, что никто к ней не подходил. Дотошный Каширин все-таки долго всматривался сквозь заиндевевшие окна внутрь салона, подсвечивал себе фонариком- карандашом.
— Что ты там хочешь найти, полярный волк? — спросил Повзло.
— Голову Горделадзе, — огрызнулся Каширин. Потом лег на снег и заглянул под машину. — Вроде чисто, — сказал, поднимаясь. — Открывай, шеф.
Обнорский нажал кнопку брелока сигнализации, «девятка» мигнула «габаритами», щелкнул центральный замок. Втроем сели в машину, пустили движок.
— Значит, так, — сказал Обнорский. — Мы с Родей идем на лестницу, осматриваем место, где я спрыгнул, авось найдем хотя бы мой телефон. А ты, Коля, постоянно находишься в машине. Сидишь с включенным движком, готовый нас подхватить при шухере… Давай определим точки, где ты подберешь нас, ежели что.
Обнорский набросал от руки схемку, на которой обозначил треугольник, образованный Владимирским спуском, набережной и лестницей от спуска до набережной.
— Вот так. Точки для экстренной эвакуации по вершинам треугольника. Номер один — верх, начало