основополагающий принцип «после этого не значит вследствие этого». И, наконец, в-третьих. То, что вы, не подумавши, сказали, означает, что на Бороевича кто-то навел убийц. Учитывая, что информацию об этом держали в тайне и о ней знал весьма узкий круг людей… давайте, кстати, их перечислим: сам Бороевич и его супруга Милене Гороне, товарищ Медведев, оператор с Центрального телевидения, посол и уважаемый Сергей Сергеевич. Это здесь, в Югославии. В России круг осведомленных лиц тоже весьма узок. В генеральной прокуратуре всего три человека, включая меня. В ведомстве, которое представляет Игорь Георгиевич (кивок в сторону Широкова), тоже… Я прав, Игорь Георгиевич?

— Тоже трое, — сказал Широков. — Директор, его заместитель и я. Впрочем, еще шифровальщик.

— Итого, вместе с вами, Владимир Викторович, четырнадцать человек, — подытожил Зимин. — Согласен, что это довольно много, согласен. Однако мне трудно представить, что посол России, Генеральный прокурор, Директор Службы внешней разведки, их заместители, Игорь Георгиевич, офицер Министерства безопасности РФ, Сергей Сергеевич, вы, уважаемый Владимир Викторович, да и я сам… В общем, мне трудно даже предположить, что кто-нибудь из нас вступил в контакт с преступниками и сообщил им о поступке Бороевича. В то же время я ничего не знаю о вашем коллеге-телевизионщике. Я, разумеется, не хочу бросить на него тень.

— Это проверенный человек, — сказал секретарь посольства.

— Вот видите. Значит, остается только сам Бороевич и его супруга. Но странно было бы думать, что Бороевич или его супруга навели убийц на себя. Впрочем, не зная достаточно хорошо, что они за люди, какой образ жизни ведут, с кем контактируют, я ничего не берусь утверждать.

Некоторое время все молчали. Затем Широков спросил с интересом:

— Какие же выводы следует сделать из сказанного вами, Илья Дмитриевич?

— Неужели не понятно? Всю собранную нами информацию следует официально передать югославской прокуратуре.

Широков посмотрел на Мукусеева. Мукусеев — на Широкова. Зимин посмотрел на них обоих. Посмотрел, слегка усмехнулся и сказал:

— Не собираетесь же вы ехать в Костайницу и искать место захоронения там?

— Именно, — ответил Мукусеев. — Именно это я и собираюсь сделать.

Его пытались отговорить, но он был «упертый, к танк». Так не дипломатично определил поведение Мукусеева первый секретарь посольства Одиноков. Сам посол был в командировке, и Одиноков его замещал.

— Вы, очевидно, не понимаете, Владимир Викторович, — говорил Одиноков, — что там все еще продолжается партизанская война. Там, конечно, сейчас стоят миротворческие силы ООН, но полностью ситуацию они не контролируют. Поля засеяны минами. В таких условиях мы не можем гарантировать вашу безопасность.

— Василий Андреевич, — отвечал Мукусеев, — мы сюда прибыли для проведения расследования. У меня мандат Верховного Совета. Я должен поехать в Костайницу и попытаться найти эти чертовы окопы с телами ребят.

— Вы, Владимир Викторович, упертый, извините, как танк.

— Благодарю вас за комплимент, Василий Андреевич.

— Не за что… Ну, хорошо, давайте думать, чем я могу вам помочь.

Илья Дмитриевич Зимин вышел прогуляться по Белграду. Он отказался от гида, любезно предложенного Сергеем Сергеевичем:

— Я, Сергей Сергеевич, хочу ощутить атмосферу города, его дух. А для этого не нужен гид. Для этого нужно просто бродить по улицам, пить кофе, смотреть на людей… Согласны?

— Согласен, — улыбнулся секретарь посольства. — Но предупреждаю: здесь полно карманников.

Зимин беспечно махнул рукой и ушел. Больше часа он бродил по улицам древнего Белграда, выпил три рюмки ракии в кафе на берегу Савы и поймал такси:

— На почтамт.

Старенький, но ухоженный «мерс» через пять минут доставил его на почтамт. Отсюда Зимин позвонил в Москву.

— Петрович, — сказал он, когда абонент в Москве отозвался, — это я… Слушай внимательно, а то у них здесь такие тарифы на международку, что охренеешь. В общем, так: дядюшка Стеван уехал… Навсегда уехал. Ты понял, Петрович?… Молодец. Мы его не застали, разминулись на пол-дня. Так вот, в связи с его неожиданным отъездом, ключик мы не получили. Нет у нас ключа, понял? Есть только видеопривет от дядюшки Стевана. Нехороший, СКАНДАЛЬНЫЙ. Я, конечно, попытался объяснить, что дядюшка был последнее время болен, да и пил сильно. В общем, скорбный стал на головушку и наговорил в своем видеопривете ерунды. Но друзья мои, особенно друг популярный, меня не услышали… Понял, Петрович?… Во, во. Поедем мы, короче, ключик искать там, где его потеряли. А уж как оттуда с тобой связь держать — не знаю. Но Степану передай: что смогу — сделаю. Вот и все, пожалуй… Погода? Отличная, Петрович, погода. Будь здоров, заканчиваю. И так уж на хрен знает сколько миллиардов наговорил, братушка…

Зимин вышел из почтамта и пешком вернулся в посольство.

Одиноков, подводя итоги, сказал:

— Ну что ж, основные вопросы мы обговорили. В местную скупщину в Глине я позвоню завтра. Предупрежу о вашем прибытии и попрошу оказать содействие. Это, конечно, ни к чему их не обязывает. Завтра же получите топографическую карту района. Предупреждаю: карта с грифом ДСП. Попасть в чужие руки не должна. Ее даже видеть посторонние не должны. Получите под расписку, под расписку сдадите. И не дай бог вам ее потерять.

Мукусеев, Широков и Зимин слушали первого секретаря внимательно. Одиноков обвел всех взглядом, закурил.

— И последнее, — сказал он. — Сейчас я познакомлю вас с человеком, который будет обеспечивать вашу безопасность. Человек опытный, неплохо знает тот район, владеет сербским.

— МБ? — спросил Широков.

— Нет, — ответил первый секретарь. — Олег Иванович — сотрудник нашего консульства.

Одиноков нажал кнопку селектора, спросил:

— Ира, Олег Иванович еще не подошел?

— Пришел, Василий Андреич. Ждет.

— Пригласи его, Ира, ко мне.

Через несколько секунд дверь кабинета распахнулась. На пороге остановился мужчина лет сорока. В хорошем костюме, в галстуке. У него были волосы с проседью и азиатчинка в лице.

— Прошу знакомиться, — сказал Одиноков. — Олег Иванович Фролов.

Мукусеев замер. Он не верил своим глазам. Он не верил своим глазам, потому что на пороге стоял Джинн.

Утро было свежим, солнце ярким, а небо голубым. Первого сентября девяносто третьего года от посольства России в Белграде отъехали два автомобиля с дипломатическими номерами. Часы показывали 9:55. Ровно два года назад, с расхождением в н5сколько минут, в свою последнюю поездку двинулись Виктор Ножкин и Геннадий Курнев.

— Какая-то во всем этом есть мистика, — говорил Мукусеев Джинну. Они ехали в первой машине. — Мистика, чертовщина. Я ведь не подгадывал так, чтобы именно первого сентября на место выехать, а вот как получилось… А, Джинн?

— Да, — согласился Джинн, — чертовщина. А уж чертей вокруг!…

— А вчера, когда я тебя увидел, подумал, что схожу с ума. Я ведь слышал от доктора, что ты погиб.

— От дока? Спился док… Жалко, хороший был мужик.

— А с тобой, Джинн, что случилось? — спросил Мукусеев.

— Долго рассказывать, Володя.

— А все же?

Джинн посмотрел на него сбоку:

— Потом как-нибудь. Я ведь тоже не ожидал, что когда-нибудь дороги наши пересекутся… Я вам очень благодарен за то, что вы тогда этого генерала уболтали.

— Да брось ты.