огромный массив информации и готовили документы по обширнейшей проблематике. А проблем у преданной и ослабевшей России хватало… Зато очень остро не хватало государственного мышления руководителям России.

Днем Директор СВР докладывал президенту. Вопросы докладывались важнейшие, но президент, пребывая в угнетенном похмельном состоянии, проявлял очень мало интереса к докладу. Напоследок Прямиков сообщил о ситуации с пропавшими журналистами.

— И што? — произнес президент.

— Я обязан проинформировать вас о сложившейся ситуации. Если проверка подтвердит факты, то результаты…

— Проверка, — недовольно перебил президент. — Факты! Мне Андрюшка говорил, что там он все вопросы решил, понимаешь.

— Министр иностранных дел — человек, конечно, информированный, — бесстрастно произнес Директор. Президент сверкнул глазами, сказал:

— Я ему доверяю. Он с американцами общий, понимаешь, язык умеет находить.

— Да, — согласился Директор. — С американцами он хорошо умеет.

Президент посмотрел хмуро:

— Ты, Евгений Максимыч, со своими проверками можешь только кризис спровоцировать… Ты лучше проконсультируйся по этому вопросу с Андрюшкой.

После этих слов дальнейший диалог потерял всякий смысл. В папке Директора СВР лежали документы, датированные девяносто первым годом: подборка материалов и донесения агентуры, посвященные визиту в Загреб натовского генерала Р.В. Визит мистера Р.В. имел место 23 августа девяносто первого — за неделю до исчезновения наших телевизионщиков. Среди документов лежала расшифровка одного любопытного радиоперехвата. Перехват был сделан с борта гидрографического судна «Кильдин», принадлежащего разведке ВМФ.

В шифровке, которую резидент германской БНД отправил в Пуллах, а радиоразведка ВМФ перехватила, говорилось:

«В конфиденциальных беседах с хорватскими высокопоставленными чиновниками (агенты ЦРУ „Марко“ и „Кетчуп“) Р.В. несколько раз указал на необходимость обострения конфликта между сербами и хорватами. Подчеркнул при этом, что целью конфликта является показать мировому сообществу сербов с негативной стороны, а также вбить клин между Сербией и СССР».

Никаких подробностей немецкий разведчик не приводил, да их и быть не могло — фигуры такого калибра, как четырехзвездный генерал НАТО, не занимаются конкретным планированием операций. Они ставят политические установки… Тем не менее через неделю после пожеланий, высказанных мистером Р.В., пропали Виктор Ножкин и Геннадий Курнев.

Все это Директор СВР собирался доложить президенту. Но после предложения «проконсультироваться с Андрюшкой» не стал этого делать, справедливо рассудив, что не пристало СВР консультироваться с ЦРУ.

…Прямиков докурил сигарету, вернулся за рабочий стол. Никто не знал, как тяжело ему работалось в СВР. Многие кадровые разведчики восприняли назначение Прямикова на должность начальника ПГУ, преобразованного в СВР, едва ли не как оскорбление… Некоторые, видя, что творит Вадик Б. в Комитете, считали, что Прямиков — такой же разрушитель.

Разведка — дело интимное, построенное в значительной степени на личных отношениях, на доверии. А вот доверия-то как раз и не было. Прямиков ощущал это очень остро. Он отлично понимал, что его назначение в известной степени случайность, кадровая ошибка Ельцина. Но ведь сотрудники этого не знали!

В стане разведчиков образовалась скрытая оппозиция — они не доверяли своему новому шефу. А он, умный и проницательный человек, не знал, на кого может положиться стопроцентно. И даже железный постулат разведки: стопроцентного доверия не бывает никогда, — навряд ли мог служить утешением… Ему было очень трудно, и он мог бы отказаться от этой работы.

Но тогда на должность Директора поставят какого-нибудь Вадика Б. или Андрюшку Козырного. И на российской разведке можно будет смело поставить крест. Допустить этого Прямиков не мог.

Он сидел за столом, вспоминал слова президента, разпушившего Советский Союз: ты своими проверками можешь только кризис спровоцировать…

Директор снял трубку внутреннего телефона и попросил вызвать полковника Широкова. Необходимо было провести консультации перед командировкой полковника в Югославию.

…А с Андрюшкой пусть друг Билл консультируется.

До Белграда ехали поездом. Три дня. Если бы полетели самолетом, то все могло бы сложиться по-другому. Но Белградский аэропорт был закрыт и трое суток специальная комиссия Верховного Совета слушала стук колес… Эти-то три дня и оказались роковыми. Но они ничего не подозревали до того, как приехали в посольство и встретились с помощником посла.

Помощник — высокий, подтянутый, по-европейски холеный — был сдержанно-приветлив и энергичен.

— Сейчас, — говорил он, — мы разместим вас в гостевых апартаментах, вы отдохнете с дороги, примете душ…

— Извините, Сергей Сергеевич, — перебил его Мукусеев, — отдохнуть, конечно, надо. Но хотелось бы сразу определиться: когда мы сможем встретиться со Стеваном Бороевичем?

— Мне кажется, Владимир Викторович, что все-таки вам лучше сначала отдохнуть, — ответил посольский после паузы. — Спешить уже особо некуда.

— Простите?… — произнес Мукусеев. Он смотрел на Сергея Сергеевича и не заметил, как напряглись Широков и Зимин, сотрудник Генпрокуратуры. — Простите, а что значит — «уже особо некуда»?

— Не хотел вас сразу огорчать, но… Позавчера Стевана Бороевича убили.

Мукусееву показалось, что его очень сильно ударили под ребра.

Ему показалось, что ударили под ребра. Расчетливо и жестоко. Сначала он даже не поверил тому, что услышал, а слова Сергея Сергеевича падали как будто из темноты… на пороге дома… выстрелом в голову… нам сообщила его жена…

— Очень жаль, — сказал Сергей Сергеевич. — Вы опоздали всего на два дня.

Мукусеев почти с ненавистью посмотрел на прокурорского — именно из-за него с выездом задержались на двое суток. А вот если бы выехали на два дня раньше, то…

— Он указал место захоронения тел? — быстро спросил Широков.

— Нет, — ответил Сергей Сергеевич. — Он должен был указать место после получения денег.

— Каких денег?

— Бороевич помогал нам не совсем бескорыстно. Он хотел получить в качестве премии пять тысяч дойчмарок. Сразу заплатить мы не могли… И только три дня назад решение было принято. Я позвонил Бороевичу в Нови Град с предложением приехать и получить деньги. Позавчера приехала его жена. Деньги она получила, а когда вернулась домой, нашла мужа мертвым…

— Так в чем же дело? — спросил Мукусеев. — Почему в обмен на эти дойчмарки вы не потребовали координаты места захоронения?

— Потому что Бороевич мог точно привязаться к местности только на натуре, — сдержанно ответил помощник посла.

Все явно летело к черту. То, что в России представлялось относительно простым и понятным (приехали, связались с Бороевичем и местными властями, выехали в Костайницу и официально произвели вскрытие захоронения), оказалось ничем… Мукусеев снова неприязненно посмотрел на прокурорского. Но что это могло изменить?

Они отдохнули… хотя какой, к черту, мог быть отдых после известия об убийстве главного и, возможно, единственного свидетеля?… отдохнули, поужинали и около полуночи в сопровождении Сергея Сергеевича вошли в комнату для ведения секретных переговоров.

Комнатушка, расположенная в недрах здания посольства, была площадью метров двенадцать. В ней стоял стол, шесть стульев и тумбочка с видеодвойкой «самсунг». Монотонно гудели «глушилки», и было прохладно. Выпускник института Бонч-Бруевича определил на слух, что аппаратура глушения работает на