Климушкина хищно оскалился и начал делать энергичные пассы палочкой-выручалочкой. Водитель Кости мигнул в полном соответствии с правилами приветствия оперативников на дорогах, однако гаишник то ли оказался слаб зрением, то ли просто не был обучен семафорной азбуке и остался стоять на проезжей части, ожидая, когда потенциальная жертва смиренно к нему приблизится. Эта оплошность едва не стоила ему расплющенных пальцев ног – «девятка», которая и не думала тормозить, просвистела в каких-то миллиметрах от милицейских ботинок, обдав гаишника смрадным холодом реально светившей ему больничной палаты. Гаишник ошалело плюхнулся на пятую точку и весом своего служебного положения, удвоенным собственными килограммами, раздавил дорогостоящий аналитический прибор. Именно в такой позе минуту спустя его мельком разглядела промчавшаяся здесь же смена Арефьева.
Такие обиды, понятное дело, не прощаются, и по тревожному зову гаишника на дыбы и на уши были подняты все экипажи ДПС, барражировавшие в районе Синопской набережной. «Грузчики» Климушкина были обречены, и в районе Смольного под угрозой изрешечения казенного автомобиля автоматными очередями они вынуждены были остановиться. А что делать? Жизнь «грузчиков» – она, конечно, бесплатная, но Матроскин из оперативного гаража за машину голову оторвет. Экипаж Арефьева в эти «разборки в малом Токио», естественно, вмешиваться не собирался (лишний раз светиться перед гласниками было ни к чему), однако «задержание» происходило с особым шиком (суббота – скучно!), а посему сопровождалось временной блокировкой набережной в обоих направлениях. В любом другом случае Геннадий Петрович попытался бы предпринять обходной маневр, но раз уж заказчик самолично дал добро на утерю объекта, то особо напрягаться смысла не было. Так Дронову удалось уйти, хотя сам он об этом не знал – хвоста за собой он так и не обнаружил, а посему лишь уверился в своих подозрениях относительно Ташкента. С набережной он снова подался в центр, минут за десять доехал до Лиговки и, припарковавшись, решительно набрал номер Ташкента.
– Ну, здравствуй, что ли, еще раз.
– Ага, давненько не слышались. Ты где?
– А ты-то сам как думаешь?
– Я думаю, что ты сейчас сорвал джек-пот в Гостином Дворе и спешишь поделиться со мной этой радостью.
– А я думаю, что ты сейчас прекрасно видишь, где я, и мучительно придумываешь для себя новую отмазку. Надеюсь, она будет оригинальнее, чем предыдущая, поскольку ни СОБРа, ни хренобра я в округе что-то не наблюдаю. А они ребята пунктуальные.
– Я тебе уже сказал сегодня, что ты – идиот, но ты не захотел меня услышать. Здесь менты, за тобой хвост, но ты все равно прешься, как баран, потому что бабки затмили тебе остатки разума. Тебе – но не мне. Должен же ведь кто-то из нас двоих быть умнее.
– Перестань меня грузить, Ташкент. Если ты такой умный, то покажи мне здесь хотя бы одного мента. Хотя бы одного!
– В двадцати метрах от тебя возле киоска стоит парень в «найковской» куртке. Видишь?
– Ну?
– Посмотрел? Вот и славно. А теперь сваливай отсюда и не распугивай мирных граждан своей распальцовкой. Ты сейчас очень напоминаешь покойного Анджея[88] – тот тоже любил быковать по поводу и без. Потому и кончил рано. А главное – плохо.
Издевательски-насмешливый тон Ташкента, а также сравнение с действительно безбашенным покойником Анджеем привели и так с трудом сдерживающего себя Дронова в состояние бешенства. Он отключил трубу и в открытую попер на Пашу Козырева, на ходу вытаскивая из лопатника свои водительские права.
– Давай-ка, брат, отойдем в сторонку, – начал Дрон безо всяких прелюдий.
– Зачем? – воззрился на него Паша, пришедший в легкое замешательство от внезапного появления человека, фотографию которого на днях ему показывал Нестеров.
– Поговорить надо, – ответил Дрон таким тоном, что Павлу ничего не оставалось, как подчиниться. Они отошли к витрине «Титаника», на которой пестрели обложками видеокассеты. С одной из них в упор на Козырева смотрел Джеймс Бонд, оптимистично призывающий: «Умри, но не сейчас».
– Меня зовут Дронов Владимир Витальевич. Вот мои права. Посмотри – все верно?
– Да, – Павел невольно скосил глаза на пластиковый прямоугольник с фотографией.
– А теперь представься ты. Представься и покажи свои документы. Что там у тебя есть? Студенческий билет? Паспорт? Инвалидная книжка? Может быть, ксива ментовская?…
– Не буду я вам ничего показывать. С какой стати?
– А с такой, что я тебе сейчас глаз на жопу натяну. Понял?… Ну, слышь, ты, комсомолец, соображай быстрее. – Дронов попытался резко схватить Павла за предплечье, однако Козырев оттолкнул его и сделал шаг назад, наткнувшись спиной на витрину. Дальше отступать было некуда. Козырев приготовился к худшему, но в этот момент к ним подскочил Лямка.
– Чего у вас тут?
– Пшел отсюда, – даже не оборачиваясь, через плечо бросил ему в ответ Дронов.
– Паша, что происходит?
– Кореш твой? Или коллега по работе? – неожиданно хохотнул Дрон, достал из поясной сумочки мобильник и снова набрал Ташкента.
– …Слушай, их тут уже двое. Видишь?… А второй что – тоже мент?
– Да, – почти заорал Ташкент.
– Значит, говоришь, тоже мент, – как ни в чем не бывало продолжал Дрон. – Этот, который белобрысенький, наверное, его начальник. Ишь как строго зыркает! А если я этому «начальнику» сейчас нос сломаю, первый чего доброго еще и огонь откроет? На поражение? Как считаешь? Но с другой стороны, ты же знаешь: мент – это клад, который следует держать в земле. Кажется, так говорят, а, Ташкент?
– Ты мне надоел, Дрон. Я сделал все, чтобы тебе помочь, но ты меня достал. Выпутывайся, как знаешь. И больше мне не звони – когда будет нужно, я сам тебя найду. Понял?
– Да пошел ты. Тоже мне – деляга с пердиловки.[89]
Дронов раздраженно убрал телефон и обвел глазами «грузчиков».
– Значит, так, пацаны. Давайте-ка оба быстренько сдристнули с глаз моих, и чтоб я вас больше никогда не видел… Да, и передайте своим мамашам, что сегодня у вас был второй день рождения.
– Вы сейчас пойдете с нами, Дронов, – твердо сказал Паша. – И не вздумайте снова делать резких движений – микрорайон оцеплен, за нами наблюдают. В ваших же интересах вести себя спокойно.
– Да что ж за день сегодня такой, а? Все хотят меня развеселить, а мне почему-то ни хрена не смешно? Ты случайно не знаешь, почему так? – глумливо спросил Дрон и сделал маленький шажок вперед.
Это движение заметил Лямин и закричал:
– Стоять! Работает ОПУ!
– Это ж какая тут ЖОПУ работает? – Дрон чуть повернул корпус вправо, делая вид, что хочет обернуться к Лямке, и в ту же секунду резко, от бедра, выбросил кулак, угодив прямо в переносицу Козыреву, который от этого удара буквально влетел в витрину.
Недолгий Пашин полет, закончившийся приземлением на Джеймса Бонда, сопровождался грохотом разбитого стекла и падающих витринных стеллажиков с пластмассовыми (хоть в этом повезло!) полочками. Помимо людей, стоящих на остановке, и работников «Титаника» с застывшими лицами, этот грохот привлек внимание еще двух заинтересованных лиц – Ташкента, который продолжал следить за Дроновым из своего наблюдательного пункта, и Ольховской. Вопреки полученным инструкциям, Полина не закрылась в салоне «лягушки», а стояла рядом с ней, озираясь по сторонам и ежеминутно посматривая на часы: сути происходящего на протяжении последнего получаса она не понимала, но догадывалась, что с их операций происходит, мягко говоря, какая-то хрень.
Отсюда, со стороны Заслонова, заварушка «грузчиков» с Дроном ей была не видна, однако, услышав
