– Надеюсь, это не бомба?

– Нет, это всего лишь туфли. Почти полная копия тех самых, вчерашних.

– У вас такая хорошая зрительная память?

– Нет, просто когда вы ушли, я немного порылся в урне… Да вы откройте, посмотрите. Если не понравятся, то можно заехать поменять.

Полина открыла и посмотрела. Туфли были потрясающе хороши – легкие, почти невесомые, оригинального дизайна, они явно стоили не одну сотню баксов. «Обалдеть», – только и смогла прошептать она. «Ага, мне тоже название понравилось», – не совсем правильно понял ее Евгений. Полина вздохнула и аккуратно закрыла коробку:

– Очень красивые. Спасибо вам, Женя, за заботу. Вот только я не могу их взять.

– Почему?

– Потому что теперь сдачи нет у меня. Это же безумно дорого!

– Что-то подобное я и предполагал. Знаете, у меня к вам деловое предложение. Давайте сегодня поужинаем где-нибудь вместе и после этого будем считать, что мы с вами в полном расчете.

– Поужинаем – и всё? – вопросительно посмотрела на него Полина. – Или все-таки… потом что-то еще?

– Только поужинаем, – клятвенно заверил ее Евгений. Если в данную минуту он и врал, то, надо признать, делал это мастерски.

Полина задумалась. С одной стороны, поговорку «Кто девушку ужинает, тот ее и танцует» она, безусловно, слышала. Но с другой… Во-первых, действительно очень хотелось есть. Во-вторых, Евгений все больше и больше начинал ей нравиться. И, наконец, в-третьих, ей уже слишком давно не делали дорогих подарков просто так – не на день рождения, не на Новый год, а просто так. За то, что она такая вот вся симпатичная, умная и хорошая… Короче, она согласилась. Попросила немного подождать, быстренько сбегала домой, переоделась, подмазалась, да и, кстати, надела новые туфли. Потом они поехали в «Аустерию» и в высшей степени чудесно провели последующие три часа, за которые успели наесться, напиться, наговориться и перейти на «ты». Затем Женя отвез ее домой и действительно не предпринял никаких попыток к «чему-то еще». Это самое «что-то еще» случилось лишь месяц спустя, причем инициатором выступила, как ни странно, сама Полина.

К тому времени она уже знала, что Евгений по молодости имел какое-то отношение к криминалу и даже был судим, что знакомые и друзья зовут его Камышом, что родом он из Воркуты… Словом, Полина знала о нем гораздо больше, нежели он о ней. А все потому, что уже на третий день их знакомства она, пользуясь служебным положением, пробила по «гаишному» компьютеру[34] машину Жени, узнав таким образом полные установочные данные и адрес ее владельца. А затем Полина кинула его данные по ИЦ[35] и получила справку о том, что, будучи двадцати трех лет от роду, Камышин Евгений Алексеевич в ноябре 1996 года был осужден Кировским народным судом Санкт-Петербурга к двум с половиной годам лишения свободы по статье 149-й УК РСФСР «Умышленное уничтожение или повреждение имущества».

Полученная негативная, на первый взгляд, информация Полину отнюдь не напугала, а скорее, наоборот – заинтриговала. Проработав пять лет в системе, она уже давно перестала делить людей на своих и чужих, на плохих и хороших. На личном опыте Полина смогла убедиться, что нет в этой жизни ни однозначно черного, ни однозначно белого – даже в черно-белом телевизоре и то краски серые. И если в первые месяцы службы любого объекта разработки Полина изначально воспринимала как врага (а уж если инициатор задания давал ему окраску типа «тамбовский», «казанский», «авторитет», «член ОПГ», то все – пиши пропало, ущучить его, вражину!), то сейчас в своих оценках она была уже не столь категорична. А главное, она научилась подвергать сомнению даже те вещи, которые, по мнению многих окружающих, являлись бесспорными и не подлежащими иной трактовке. Самое печальное, что в число этих самых окружающих нередко входили ее коллеги и непосредственное начальство. Кстати, отчасти поэтому Полина столь тщательно скрывала роман с Камышом от своих. Сплетни в конторе распространялись, конечно, медленнее скорости света, но зато куда как более эффективно – по крайней мере, только на ее памяти уже с десяток раз случалось так, что бабские пересуды в конечном итоге материализовывались в служебные рапорта на имя начальника СБ, который всегда был дико охоч до таких материалов. И если уж свои, проверенные-перепроверенные бывшие, подавшись на гражданку в мир бизнеса, автоматически становились «предателями», то что уж тогда говорить о капитане милиции Ольховской, регулярно делящей постель с ранее судимым гражданином Камышиным, в свое время отрабатывавшимся на причастность к так называемой «воркутинской» ОПГ. Это уже чуть ли не государственной изменой пахнет! Исходя из этого Полина продолжала жить в соответствии с формулировкой, изобретенной легендарной «грузчицей» Еленой Борисовной Нестеровой (мамой не менее легендарного ныне бригадира наружки). А та в представлении на звание про одного из своих подчиненных однажды написала так: «…в порочащих его связях был, однако, не замечен».

Сам Камыш о подобного рода проблемах, естественно, ничего не знал. Для него Полина, в соответствии с легендой зашифровки, была вольнонаемным оператором ЭВМ в одной из воинских частей города. Когда они познакомились поближе, Евгений обратил внимание, что о своей работе Полина рассказывает неохотно. («Да что там рассказывать? – скучно. Сижу целый день за компьютером: цифры в базу вгоняю, отчеты сочиняю да приказы печатаю», – отмахивалась она, когда речь заходила о службе). Но в итоге Камыш решил для себя, что причин для таких недомолвок у Полины может быть только две: либо она стесняется своего непрестижного места и маленькой зарплаты, либо в ее жизни имел место неудавшийся служебный роман с каким-то офицериком (а что еще может заставить красивую незамужнюю бабу податься служить в армию? Тем более – при наличии почтенных предков?). Однако унижаться до того, чтобы проверять версию «а был ли мальчик-то?» Камыш не стал. Для подобных фишек он слишком уважал себя и слишком любил ее.

А что же Полина? В последнее время она догадывалась, что для Камыша их связь это нечто более серьезное, чем простое увлечение. Но, к сожалению, сказать то же самое о себе она не могла. В свое время Ольховская очень удивилась, когда Евгений не стал скрывать от нее своего прошлого и откровенно рассказал и о былых неладах с законом, и об отсидке за поджог автомашины, да и о нынешнем, порой балансирующем на грани дозволенного, бизнесе. Она знала, что в схожей ситуации такого рода информацию о себе она бы наверняка скрывала и стыдилась бы ее. Полина ценила Женю за искренность, деликатность, за мужскую силу. Словом, за все то, что позволяло ей чувствовать себя с ним удивительно легко и комфортно. Да и в интимном плане Камыш оправдал самые смелые ее ожидания, оказавшись чувственным и страстным любовником. Так что Полина в течение первых нескольких месяцев буквально отрывалась по полной, занимаясь сексом. Причем нередко они делали это не только у нее или у него на квартире, но и в самых неожиданных, даже, скажем так, экстремальных местах. А ведь предложи кто проделать ей такое годом раньше, она бы либо раскраснелась, как девочка, либо по щекам «пошляка» отхлестала… Ну и, конечно, в средствах Камыш ее также не ограничивал, и это позволило Полине снова начать следить за собой, лучше одеваться и порой приобретать такие изящные безделушки, которые и на работе-то показать нельзя. Иначе та же Марина Станиславовна Семченко, считавшая себя единоличной законодательницей мод среди женщин установки, просто сдохла бы от зависти, либо накатала инициативное сообщение: дескать, пора проверить Ольховскую на предмет нетрудовых доходов.

В общем, несбыточные для подавляющего большинства потенциальных российских Золушек мечты встретить сказочного принца в случае с Полиной воплощались в жизнь в полной мере. Другие бы просто купались в свалившемся на них счастье, а она, напротив, все больше и больше грустила, понимая, что рано или поздно наступит для нее тот самый час X, когда сверкающая карета обратится в тыкву. И вовсе не из-за того, что принц охладеет к ней и выберет себе на роль Золушки другую, а потому, что она, всего-навсего, не любит принца. И чем раньше Полина ему в этом признается, тем легче будет уходить и ей, и ему. Больше всего на свете Ольховская ненавидела вранье, включая вранье самой себе. Она чувствовала, что не сможет полюбить Камыша, а представить себе жизнь с человеком, построенную лишь на чувстве благодарности, внешнем благополучии и комфорте, Полина не могла…

«Чушь какая-то! – сказала бы обо всем этом Марина Станиславовна Семченко. – Ты, мать, давно на ПФИ-то[36] ходила? А то пошла бы, проверилась… Подумаешь, тургеневская девушка! Любит-не любит – это, знаешь, из женских романов, которые новые по сорок рублей