– Проклятый болтун! Безудержный болтун! Чего ты не в свое дело суешься? Или хочешь, чтоб я прождал здесь до утра? Жак! Жак!

Трактирщица, горе и раздражение которой несколько улеглись, сказала Жаку:

– Сударь, оставьте меня, вы слишком добры.

– Жак! Жак!

– Поторопитесь. Ах, если б вы знали все беды этого несчастного существа!..

– Жак, Жак!

– Ступайте же; кажется, вас хозяин кличет.

– Жак! Жак!

Действительно, это был Хозяин Жака, который разделся сам и, умирая от голода, выходил из себя, оттого что ему не подавали. Жак поднялся к нему, а минуту спустя пришла трактирщица, которая в самом деле выглядела подавленной.

– Тысячу извинений, сударь, – заявила она Хозяину Жака. – Бывают такие случаи в жизни, которые нелегко перенести. Что прикажете подать? У меня есть куры, голуби, отличная заячья корейка, кролики: наш край славится хорошими кроликами. А может быть, вам угодно речной птицы?

Согласно своему обычаю, Жак заказал Хозяину такой же ужин, как и себе. Блюда подали, и во время еды Хозяин говорил Жаку:

– Черт тебя возьми, что ты делал там внизу?

Жак. Быть может – хорошее, быть может – дурное; почем знать?

Хозяин. Что же хорошее или дурное ты делал внизу?

Жак. Я не допустил, чтобы эту женщину избили двое мужчин, которые сидели там и по меньшей мере сломали руку служанке.

Хозяин. А может быть, для нее было бы лучше, если б ее избили?..

Жак. Для этого имелось бы десять весьма резонных причин. Величайшая удача, случившаяся со мной в жизни…

Хозяин. Это то, что тебя избили?.. Налей!

Жак. Да, сударь, избили ночью на большой дороге, когда я возвращался, как сказано, из деревни, отдав свои деньги и сделав, по моему мнению, глупость, а по вашему – прекрасный поступок.

Хозяин. Помню… Налей!.. А какая причина ссоры, которую ты старался прекратить, и дурного обращения с дочерью или служанкой хозяйки?..

Жак. Право, не знаю.

Хозяин. Ты не знаешь сути дела – и вмешиваешься! Это не вяжется ни с осторожностью, ни со справедливостью, ни с принципами… Налей!..

Жак. Я не знаю, что такое принципы, если это не правила, устанавливаемые для других в интересах самого себя. Я думаю так, а не могу удержаться, чтобы не поступить иначе. Все проповеди напоминают рассуждения королевских эдиктов; все проповедники хотели бы, чтобы мы исполняли их поучения, так как нам от этого, может быть, всем будет лучше, а им-то уж наверное… Добродетель…

Хозяин. Добродетель, Жак, прекрасная вещь; и злые и добрые отзываются о ней хорошо… Налей!..

Жак. Ибо она выгодна для первых и для вторых.

Хозяин. А почему ты считаешь за счастье, что тебя избили?

Жак. Время позднее; вы поужинали, и я тоже; мы оба устали. Давайте-ка ляжем спать.

Хозяин. Это невозможно: трактирщица не все еще подала нам. А пока что продолжай рассказ о своих любовных похождениях.

Жак. На чем бишь я остановился? Прошу вас, сударь, и на этот раз и в будущем – напоминайте мне об этом.

Хозяин. Хорошо; и, выполняя свою суфлерскую обязанность, скажу, что ты лежал в постели, без денег, с сильным недомоганием, в то время как лекарша с детьми уплетала твои обсахаренные гренки.

Жак. Тут послышался шум экипажа, остановившегося у дверей дома. Входит лакей и спрашивает:

«Не здесь ли живет бедный солдат с костылем, который вчера вечером вернулся из соседней деревни?»

«Здесь, – ответила лекарша. – А зачем он вам?»

«Хочу взять его в коляску и увезти с собой».

«Он в постели; отдерните полог и поговорите с ним».

Жак дошел до этого места, когда появилась трактирщица и спросила:

– Что вам угодно на сладкое?

Хозяин. То, что у вас найдется.

Трактирщица, даже не дав себе труда спуститься, крикнула из комнаты:

– Нанон, принесите фрукты, бисквиты, варенье…