— Тебе покоя не дают лавры Остапа Бендера? — подковырнула она.

— Остап Бендер — мой шеф, — улыбнулся Андрей. — А я на подхвате.

— Это и будет началом твоего писательского пути? — серьезно спросила она.

— Кто знает, где начало, а где конец?

— Лермонтов в твоем возрасте был известным в России поэтом, — поддела Мария.

— Я ведь собираюсь прозу писать, — ответил Андрей. — Настоящий прозаик — это мудрый старый ворон, который триста лет живет и творит до глубокой старости…

— Насчет шофера ты пошутил? — спросила Мария.

— На два месяца завербовался в заготконтору, — сказал Андрей. — Понимаешь, им нужен шофер как раз на этот самый «газон», на котором мы сюда лихо прикатили. Такая выпала мне возможность поездить по району, побывать в самых отдаленных деревнях… Мог я отказаться? И знаешь, кто будет у меня начальником? Околыч!

— Я такой фамилии никогда не слышала…

— Я даже не знаю, фамилия ли это, — продолжал Андрей. — Просто его все зовут Околычем. Колоритнейшая личность: огромный, толстый, как цистерна, и сразу берет быка за рога. Знаешь, что он мне сказал? «Андрюша, зарплата — это чепуха! Ты каждый день будешь получать в клюв по червонцу, только во всем, милай, слушайся меня и поменьше суй нос туда, куда тебя не спрашивают. Усек?» Я ответил: «Да, усек». Представляешь, за два месяца я заработаю кроме зарплаты шестьсот рублей!

— Не из своего же кармана он будет тебе по десять рублей в этот… клюв давать?

— Меня это тоже здорово заинтриговало! — рассмеялся Андрей. — Деньги ведь не манна, с неба не падают. В общем, я прикинулся желторотым птенцом…

— С раскрытым клювом, — вставила Мария.

— Я много читал и слышал о любителях наживы, но в глаза ни одного еще не видел… Уж не сам ли господь бог послал мне Околыча? Может, он для меня — находка? Такую статью про него накатаю!..

— Ну вот, человек тебя собирается облагодетельствовать, а ты уже ему яму роешь…

— Я — журналист, — сказал Андрей. — И яму я вырою, если все будет так, как я предполагаю, не Околычу, а этому отвратительному явлению в нашей жизни…

— Явление или видение Андрею Абросимову… — рассмеялась девушка. — А вам помощник не нужен? Я бы тоже поездила с тобой и Околычем. И полюбовалась бы на это явление.

— Вот тебя бы он уж точно не зачислил в свою команду!

— Почему? Мне ведь в клюв ничего не надо. Я буду на общественных началах.

— Твои глаза, Мария, будут смущать его, если вообще возможно эту гору мяса и жира чем-либо смутить.

— И что же, мы два месяца с тобой не увидимся? — погрустнела девушка.

— При таких заработках я к тебе на самолете буду на выходные прилетать, — беспечно заметил Андрей.

— Да нет, твой Околыч запряжет тебя и на выходные, — сказала она.

— Ты так думаешь?

— Вот увидишь.

Подходя к дому, они увидели у ворот светло-бежевую «Волгу» с московским номером.

— Дядя Павел приехал, — сказал Андрей.

— Тут все его вспоминали… Кто он такой?

— Абросимов, — улыбнулся Андрей — Хранитель семейных традиций. Он всегда в этот день приезжает в Андреевку.

Павел Дмитриевич встретил их у калитки, расцеловался с племянником, галантно поцеловал руку Марии. Он ничего не спросил, но бросил на Андрея выразительный взгляд: дескать, подруга у тебя, великолепная! Высокий, в хорошо сшитом светло-сером костюме, белой рубашке с галстуком он выглядел очень представительно. Густые серебряные волосы на крупной голове, чисто выбритые загорелые щеки чуть отливали синевой.

— Один ты, Андрюша, в нашу абросимовскую породу вышел, остальные что-то все ростом мелковаты, — улыбаясь, густым голосом заговорил Павел Дмитриевич.

И действительно, дядя и племянник были почти одного роста, пожалуй, самые высокие здесь. Павел Дмитриевич склонен к полноте, хотя живот и не особенно заметен, а Андрей — узкобедрый, тонкий в талии, лишь в широких плечах да выпуклой груди ощущалась большая физическая сила. Крупное лицо у него продолговатое, серые глаза удлиненные, как у отца, абросимовский прямой широкий кос, густые темно- русые волосы.

— Появился тут у нас один акселерат, — сказал Андрей. — Генкин сынишка… Сашка Казаков!

— Покажите мне его! — загремел Павел Дмитриевич, оглядывая собравшихся во дворе родичей.

— Укатил куда-то на мотороллере, — сообщила тоненькая синеглазая Таня, двоюродная сестра Андрея, приехавшая из Калуги. Тане шестнадцать лет, у нее тонкие черты лица, белозубая улыбка, ямочки на розовых щеках.

— А ты кто, такая раскосая? — улыбаясь, спросил Павел Дмитриевич, глядя на невысокую полную блондинку с восточным разрезом светлых глаз и выпуклыми скулами. — Вроде бы азиатов в нашем роду не было.

— Эх, Паша! — засмеялась Нина Григорьевна. — Ты же Ольгу на руках носил тут двадцать лет назад.

— Я совсем забыл, что у тебя муж татарин!

— Не татарин, а узбек, — сказала Оля.

— Подождите… у нас, я смотрю, все национальности перемешались: у тебя муж узбек, а у моей Лариски — грузин, у Гали, по-моему, украинец…

— Все быстро к столу! — позвала с крыльца Галина Федоровна. — Взрослые — в большую комнату, дети — на кухню!

Черноглазая Галя спросила сестру:

— А мне куда идти — в большую комнату или на кухню?

Четырнадцатилетняя девочка была выше своей шестнадцатилетней сестры почти на голову.

— В кино со мной ходишь на сеансы для взрослых? — сказала Таня. — Пойдем в комнату!

Андрей с Машей задержались во дворе. В этот момент послышался треск мотора, и к калитке подкатил на сером запыленном мотороллере Саша.

— Не опоздал? — глазея на «Волгу», спросил он Андрея. — Дядя Павел приехал?

— Иди, он на тебя хочет посмотреть, — сказал Андрей.

Саша провел ладонью по сверкающей дверце «Волги», уселся на мотороллер.

— Там и так народу много, — сказал он. — Я потом поем.

Крутнул откидную рукоятку стартера и, поднимая желтую пыль на дороге, снова куда-то укатил.

— Твой дядя, наверно, академик? — спросила Мария. — Такой представительный.

— Да нет, он заместитель министра, — ответил Андрей.

— Андрюша, тут собрались все свои, мне как-то неудобно, — сказала девушка.

— А разве ты чужая? — засмеялся он и, обняв ее за плечи, повел к крыльцу.

Послышался нарастающий металлический шум — мимо станции без остановки прогрохотал товарняк. Утих вдали железный грохот, отстучали колеса по рельсам, скрылся дежурный в станционном помещении, а две высоченные сосны на лужайке кивали друг другу заостренными зелеными головами, будто о чем-то беседуя.

«Волга» осторожно выползла из зеленого лесного тоннеля на большую лужайку, в центре которой выделялась крытая березовыми жердинами землянка. К ней вела примятая травяная тропинка. Лужайку окаймлял негустой кустарник, за ним угадывалось большое, розовое в эту пору от цветов болото. Сразу