все более беднеющим городским и сельским населением. Тонкой прослойки среднего класса, состоявшего из земледельцев, купцов (ограниченных в своих возможностях и лишенных соответствующих финансово- кредитных инструментов), лавочников и ремесленников, было недостаточно для создания экономики, способной конкурировать с европейскими.
Первое время, перед лицом все более настойчивого давления со стороны Европы, турецкое правительство еще пыталось овладеть современными методами производства ради обеспечения собственных потребностей, но создать экономические инструменты и технологии собственными силами ему не удалось; пришлось прибегнуть к услугам европейских торговцев, финансистов и инженеров. Чиновники, разбросанные по обширным просторам империи, становились все более алчными и недееспособными; слепая и непродуманная система сбора податей, унаследованная еще от Византии, душила любую деловую инициативу, так что подкуп чиновников становился единственным средством избежать грабительских налогов.
На рубеже XVI и XVII веков Блистательной Порте, казалось, удалось навести порядок в своих отношениях с европейскими державами. В 1580 году был заключен прочный мир с Испанией, а новая война с Австрией на Балканах завершилась в 1606 году уступкой туркам Трансильвании в обмен на их отказ от взимания дани с Венгрии. Но юный султан Мурад IV, чье правление породило было надежду на успех и процветание, неожиданно скончался в 1640 году, вскоре после победы над своим главным противником на Востоке, шахом Аббасом, победы, которая сделала его хозяином Азербайджана и Грузии.
Восточный конфликт мог обернуться для Мурада полной катастрофой, если бы европейцы предприняли попытку нового наступления. Действительно, казалось, что в Европе намечаются какие-то действия, инициатива которых исходила от французского королевства. Во втором десятилетии XVII века Ришелье, а также его секретарь и советник, монах-капуцин отец Жозеф, одобрили и отстаивали перед Папой идею крестового похода, выдвинутую Карло Гонзага, герцогом Неверским. Сам герцог, по отцовской линии являвшийся внуком княгини из рода Палеологов, последних императоров Византии, замыслил предприятие, которое должно было возвести его на трон предков. Греки Морей, страдавшие от турецкого гнета, отправили послов к этому потомку греческих императоров, заявляя о своей готовности к восстанию; Венеция была готова поддержать их. Успешный крестовый поход был необходим и недавно занявшим французский престол Бурбонам, заинтересованным в том, чтобы все забыли об их гугенотских корнях: не случайно в 1611 году кальвинист Жак Бонгар посвятил юному королю Людовику XIII роскошное двухтомное издание «Деяний Бога через франков», хроники первых крестовых походов.
Готовясь к новому крестовому походу, отец Жозеф написал «Туркиаду», огромную поэму из 4637 строк, и завязал активные дипломатические контакты с Ватиканом, савойским двором и с испанскими Габсбургами. Но начавшаяся Тридцатилетняя война сорвала все достигнутые договоренности. Если для Блистательной Порты европейский конфликт стал спасением, то турецко-персидская война оказалась не меньшей удачей для европейцев, которым иначе грозило турецкое нашествие. Кроме того, она же воспрепятствовала воюющим между собой европейским странам открыто или тайно заключать союз с султаном, как это часто случалось веком ранее.
С другой стороны, ни одна католическая средиземноморская держава — о прочих странах необходимо говорить особо — не могла уклониться (по крайней мере, теоретически и официально) от участия в борьбе с Турцией и берберскими пиратами. Для Папы, императора, испанского и французского королей, Венецианской республики это было реальной помехой в их политической и дипломатической активности, но одновременно и возможностью создавать трудности для своих соперников.
На деле же все стремились найти почву для договоренности и формулу мирного сосуществования. И возможно, последним действительно «пророческим» голосом, который громко и ясно говорил о главных целях крестовых походов: война против турок и обновление мира, — был голос Томмазо Кампанеллы. Он развил эту мысль сначала в своем трактате «Об испанской монархии», написанном в 1600 году, в тюрьме неаполитанского замка Кастельнуово, а затем в «Эклоге», сочиненной в 1638 году по поводу рождения дофина Франции, которого Кампанелла превозносил как «величайшую надежду христианского мира» (orbis christianum Summa Spes). Впоследствии дофин станет Людовиком XIV, «королем-Солнце» (этот эпитет, без сомнения, понравился бы пылкому калабрийскому монаху). Не стоит слишком отвлекаться на рекомендации Кампанеллы по борьбе с Османской империей, несмотря на их детальную разработанность и видимые проблески стратегической гениальности. В тот момент, когда Фра Томмазо создавал свои произведения, его ни в коей мере не интересовали ни реальный расклад политических сил, ни историческая ситуация. Его предложения следовали исключительно логике обновления мира (renovatio saeculi).
Длительный период относительного затишья на Средиземном море, после заключения турецко- венецианского перемирия (1573) и турецко-испанского перемирия (1580) резко оборвался в 1645 году, после того, как турки начали мощное наступление на остров Крит, венецианскую «Кандию». Но сопротивление венецианцев, нанесших ряд тяжелых поражений армии султана, привело к бунту янычар, которые свергли султана Ибрагима I и возвели на престол десятилетнего Мехмеда IV, оказавшегося заложником интриг и борьбы придворных партий. Это был удобный момент для того, чтобы окончательно сломить могущество Османской империи, учитывая, что только что закончилась Тридцатилетняя война и Вестфальский договор, подписанный в том же самом 1648 году, предусматривал возможность присоединения к нему любого государства, кроме Турции. Таким образом, складывались предпосылки взаимотерпимости среди христиан (mutua inter christianos tolerantia) для осуществления идеи мира между христианами (pax inter christianos), которая еще со средневековья считалась непременным условием для крестовых походов.
В 1656 году венецианская эскадра одержала памятную победу при Дарданеллах. На некоторое время все поверили, что с Османской империей уже покончено. Но новый великий визирь, албанец Мехмед Кёпрюлю, сумел навести в ней порядок, уничтожив очаги заговоров и коррупции при дворе и безжалостно призвав к порядку непослушных янычар. Он твердой рукой проводил политику, направленную на оздоровление налоговой системы, и добился перелома в войне с Венецией, отвоевав у нее острова Лемнос и Тенедо. Сын великого визиря Ахмед, унаследовав должность отца, продолжил его дело.
Тем временем турецкое правительство объявило низложенным своего вассала, князя Трансильвании, Георгия II (Дьердя) Ракоци, назначив на его место более приемлемую для Турции фигуру. Ракоци отказался уйти; последовало наступление турецких войск под командованием паши города Буды, после чего венгры были вынуждены обратиться за помощью к венскому двору, от которого они ждали поддержки в трансильванском вопросе. Император Леопольд I послал туда армию, которая, однако, была почти полностью уничтожена; в ходе контрнаступления турки опрокинули австрийские войска, оттеснив их в северо-западную часть Венгрии. Когда в сентябре 1663 года турки подошли к Пресбургу, уже сама Вена оказалась в опасности и император обратился за помощью ко всему христианскому миру.
На сей раз не смог уклониться даже король-Солнце, который постоянно напоминал о заслугах Франции в крестовых походах, но в международных делах принимал сторону Турции. К австрийской армии присоединился крупный французский экспедиционный корпус, и 1 августа 1664 года объединенное христианское войско под командованием австрийского фельдмаршала графа Раймунда ди Монтекукколи в сражении при Сен-Готарде на реке Рааб разбило полчища великого визиря.
Успех великой победы был отчасти сведен на нет заключенным в Вашваре двадцатилетним перемирием, благодаря которому турки не только сохранили все свои завоевания, сделанные до 1660 года, но и получили возможность с новыми силами возобновить борьбу за Крит, которая завершилась в 1669 году его захватом.
Поражение в войне за Крит, казалось, перечеркнуло успех победы при Сен-Готарде. В привычной уже обстановке, когда обе стороны с переменным успехом вели борьбу на Балканах и в восточном Средиземноморье, могло показаться, что относительное равновесие складывается под влиянием не истинного соотношения сил, а идеологических факторов и активности дипломатов. На деле же австрийский император проявлял чрезмерную мягкость в отношении Блистательной Порты (что вызвало много резкой критики в его адрес). Не за горами был новый политический кризис, связанный на сей раз с борьбой за «испанское наследство». Идиллии в австро-французских отношениях, возникшей под знаком крестовых походов и победы при Сен-Готарде, не суждено было продлиться долго.
