Она наклонилась через стол ко мне, сарказм и раздражение исчезли из её широко открытых глаз.

— Как ты узнал? — тихо и настойчиво спросила она.

Сказать правду? Если да, то сказать всю или только часть?

Я хотел быть с ней откровенным. Хотел стать достойным того доверия, что по-прежнему читалось в её глазах.

— Знаешь, мне ты можешь довериться, — прошептала она. Её рука протянулась вперёд, будто желая коснуться моих рук, лежащих на столе.

Я убрал руки — мысль о её реакции на мою холодную каменную кожу была невыносима. Белла опустила свою протянутую руку.

Я знал, что она сохранит мои тайны — она, с её чистой душой, заслуживала всяческого доверия. Но если она их узнает — она испытает всю глубину и мощь ужаса, содержащихся в них. Я не мог подвергнуть её такому испытанию. Правда сама по себе была олицетворённым ужасом.

— Не знаю, есть ли у меня какой-либо выбор, — пробормотал я. Мне припомнилось, как я когда-то поддразнил её, назвав 'исключительно ненаблюдательной'. Судя по выражению её лица, она тогда обиделась. Ну, хотя бы эту одну несправедливость я могу загладить:

— Я был неправ — ты гораздо более наблюдательна, чем я считал. — Я поскупился на похвалу: она безусловно была самым наблюдательным человеком из всех когда-либо встреченных мной. От её острого глаза ничто не могло укрыться. Я отдавал ей должное, хотя она об этом пока не знала.

— А я думала, что ты всегда прав, — с улыбкой поддразнила она меня.

— Раньше так и было. — Я обычно знал, как мне поступать. Я всегда был уверен в том, что действую правильно. А теперь всё так запуталось и перемешалось, сплошной беспорядок и неразбериха...

И всё же я не променяю этот сводящий с ума сумбур на спокойную, размеренную жизнь, если в ней не будет Беллы. Предпочитаю беспорядок, если он даёт мне возможность быть с ней.

— Есть и ещё одна вещь, в отношении которой я был неправ, — продолжил я. — Ты не просто магнит для несчастных случаев — это не достаточно всеохватывающее определение. Ты — магнит для всяческих неприятностей. Если в радиусе десяти миль будет что-то опасное, то оно неизменно найдёт именно тебя.

Почему её? Чем она это заслужила?

Лицо Беллы снова посерьезнело: 

— Себя ты тоже относишь к этой категории?

На этот вопрос я обязан дать предельно честный ответ.

— Целиком и полностью.

Её глаза слегка сузились — теперь уже не с подозрением, а с какой-то странной озабоченностью. Вновь она потянулась рукой через стол, медленно и решительно. И вновь я отодвинул свои руки — но лишь на дюйм. Она проигнорировала мой жест, твёрдо решив дотронуться до меня. Я затаил дыхание. Нет, её аромат на этот раз был не при чём: всё моё существо вдруг мучительно, болезненно напряглось. Я обмер от страха. Я боялся того, что моя кожа покажется ей отвратительной. Она убежит, она бросит меня одного!

Она легко провела кончиками пальцев по тыльной стороне моей руки. От её нежного прикосновения меня обдало жаром. Такого я никогда раньше не испытывал — это было чистое наслаждение. Вернее, было бы, если бы не мой страх. Я, по-прежнему не дыша, пытался прочесть по её лицу, что она чувствует, ощущая под пальцами холодный безжизненный камень моей кожи.

Она чуть улыбнулась одними уголками губ.

— Спасибо, — произнесла Белла, бесстрашно отвечая на мой напряжённый взгляд своим пристальным взглядом. — Это уже во второй раз.

Её мягкие пальчики не торопились покидать мою руку, как будто им нравилось то, что они ощущали...

Я ответил так небрежно, как только смог:

— Давай не будем пробовать третий раз, согласна?

Она поморщилась, но кивнула.

Я убрал свои руки из-под её пальцев. Хотя ощущение от её прикосновений было таким восхитительным, я не собирался сидеть и ждать того момента, когда чудо её терпения исчезнет, уступая место отвращению. Я спрятал руки под столом.

Её мысли были все такими же беззвучными, но я мог читать по её глазам. В них было как доверие, так и желание узнать побольше. В тот момент я осознал, что мне хочется отвечать на её вопросы. Не потому, что чувствовал себя обязанным это делать. И не потому что хотел, чтобы она доверяла мне.

Я хотел, чтобы она узнала меня.

— Я следовал за тобой в Порт Анджелес.

Слова полились таким неудержимым потоком, что я не успевал подбирать точные выражения. И опасность рвущейся из моих уст правды, и степерь риска я вполне осознавал, но что оставалось делать? В любой момент неестественное спокойствие Беллы могло смениться истерикой, и осознание этого заставляло меня говорить ещё быстрее:

— Я никогда прежде не пытался охранять жизнь какого-либо одного конкретного человека. Выяснилось, что это гораздо труднее, чем я предполагал. Но может быть, всё дело в том, что этот конкретный человек — ты? Ты просто бьёшь все рекорды по части попадания в неприятности.

Я остановился, ожидая реакции.

На её губах появилась лёгкая улыбка, глаза цвета растопленного шоколада залучились тёплым светом.

Я только что признался, что преследовал её, а она улыбается.

— Тебе не приходило в голову, что в тот первый раз, с фургоном Тайлера, я вытащила свой билет в один конец, а ты пошёл против судьбы? — спросила Белла.

— Это не был первый раз, — со стыдом ответил я, ссутулив плечи и уставившись глазами в тёмно- бордовую скатерть. Мои защитные барьеры лежали в руинах, и ничто не мешало моим признаниям безрассудно рваться на свободу. — Ты вытащила свой билет тогда, когда впервые встретила меня.

Это была правда — страшная, мучительная правда. Жестокая и несправедливая судьба приговорила её к смерти и в качестве орудия казни выбрала меня. Как нож гильотины, я был подвешен над жизнью Беллы. А поскольку я выказал себя орудием весьма непослушным, злой рок пытается прикончить её другим образом. Эта злая судьба представлялась мне в виде вызывающей суеверный страх завистливой ведьмы, уродливой мстительной гарпии.

Если бы я мог найти что-то или кого-то ответственного за это! Тогда у меня появилось бы нечто конкретное, с чем я мог бы бороться, что мог сокрушить раз и навсегда, и тогда жизнь Беллы стала бы спокойной и счастливой.

Белла сидела очень тихо, слышен был только звук её участившегося дыхания.

Я поднял глаза — сейчас я, наконец, увижу тот ужас, которого ожидал всё это время. Ведь я только что признал, что был на волосок от того, чтобы убить её. Гораздо ближе фургона, остановившегося в каких-то жалких дюймах от неё. И всё же, лицо Беллы было по-прежнему спокойно, только глаза чуть потемнели от неясной тревоги.

— Ты ведь помнишь? — Такое разве можно забыть?

— Да. — Голос её был ровен и тих. Глубокие глаза выражали полное понимание того, что произошло в ту первую встречу.

Она знала. Знала, что я хотел убить её.

А где же крики ужаса?

— И ты всё равно сидишь здесь, — сказал я, не в силах понять её противоречащее здравому смыслу поведение.

— Да, сижу... потому что ты зд... — Белла запнулась и, уходя от скользкой темы, не очень ловко закончила: — Потому что ты каким-то невероятным образом сумел найти меня сегодня... Интересно, как тебе это удалось? — Её глаза загорелись любопытством.