– Незаконнорожденный? – наконец медленно повторил он. – У Генриетты был сын, и он не твой?

– К несчастью, нет. Парадокс судьбы. Забавно, не правда ли? Генриетта ухитрилась сохранить все в секрете, и вот после ее смерти такой сюрприз.

Сын герцога налил им обоим кофе, рука его дрожала.

– Генриетта! Боже мой! И ты собираешься помочь мальчику? Что ты имеешь в виду?

– Я должен забрать его к себе. Коль скоро мне доведется побывать в Эдинбурге, я могу поговорить с Розмари и даже, если хочешь, захвачу для нее послание.

– Два года назад я был у Розмари. – Стэнстед вздохнул. – Отец заставил меня поехать. С тех пор я ее не видел. Его милость упорно хочет внука, чтобы наш благородный род не угас вместе со мной, его мечта – иметь наследника, прежде чем ко мне перейдет герцогский титул. Только все равно Розмари никогда не вернется, так же как и Генриетта не вернулась бы. Но зачем тебе самому ехать в Шотландию? Разве ты не можешь отправить кого-нибудь за ребенком?

Кого-нибудь? Нет, он не мог так поступить! Маленький Эндрю и так всеми покинут – не хватало еще, чтобы его упаковали как посылку в коричневую бумагу и погрузили на корабль, отплывающий в чужую страну. Чьей бы плотью и кровью ни был этот ребенок, он не виноват в прегрешениях своих родителей. И потом, это дитя любила Кэтриона Синклер – любила так сильно, что даже была готова, если потребуется, пожертвовать своей целомудренностью.

Доминик поднял глаза на приятеля.

– Кажется, ты еще не до конца поверил в серьезность моих намерений. В Эдинбурге я буду трезв как стеклышко и полон сознания важности своей миссии. Мой отъезд должен пройти незаметно, поэтому мне нужна твоя помощь. Я хотел бы, чтобы ты как можно дольше поддерживал у всех убеждение, будто я еще в Лондоне.

Рыжие волосы Стэнстеда, казалось, шевелились от мыслей, отражаясь на поверхности кофейника, как распускающиеся цветки, как крошечные язычки пламени.

– Опять какая-то безумная игра! Зачем ты втягиваешь меня в свои дикие планы, Уиндхэм?

Доминик вздрогнул. Даже крепкий кофе не мог противостоять волнению, пробежавшему по его жилам. Зачем он едет? Ради неизвестного ему маленького мальчика? Или в память о собственном сыне, которого он похоронил в гробике размером меньше ящика письменного стола?

– Кого же мне просить, как не тебя! – Он со стуком поставил свою чашку. – Не пугайся, Стэнстед, тут нет ничего сложного. Сейчас мы с тобой устроим публичный дебош, а завтра ты пустишь «утку», что я еще не оклемался с перепоя. Любопытные и сочувствующие будут искать меня в моих апартаментах, но слуга встанет грудью у дверей и никого не пустит. Пройдет несколько дней, и ты, вероятно, услышишь восхитительные домыслы; я же к этому времени уже достигну столицы Шотландии. Мое появление там вполне может сойти за случайность, и никто не будет знать моей истинной цели.

– Ты с ума сошел?

– Ну да. – Доминик улыбнулся. – Я сошел с ума.

– О Боже! – Стэнстед налил себе бренди. – Признайся лучше, не стоит ли за всем этим женщина?

– Разумеется. Что здесь нового? На сей раз это степенная северянка, до ужаса добродетельная.

– Девушка в карете?

– Она самая. Печально, но все мои недозволенные приемы оказались напрасными. Стоическая неприступность, укрепленная шотландскими ценностями и подогреваемая чрезмерной подозрительностью. Тем не менее мы едем вместе и без приставленной в качестве надзирательницы почтенной дамы. Неосмотрительно с моей стороны, это ты собираешься сказать? Как бы там ни было, но я в самом деле не хочу испортить ей репутацию.

На минуту в комнате воцарилось молчание, и слышно было, как Стэнстед глотает свой кофе.

– Но зачем, Доминик? – внезапно спросил он. – Не легче ли найти шлюху? Она с удовольствием поедет с тобой.

О Боже! Вся его жизнь и так заполнена одними шлюхами. Доминик вдруг ощутил острую тоску и потребность в переменах.

– Когда благопристойная леди ежится от одного твоего вида, как будто ты Люцифер, хочется позволить себе какую-нибудь компенсацию. – Он стянул перчатки. – Можешь не сомневаться, сия особа непременно будет обесчещена, только это не получит огласки – вот почему ты должен мне помочь. А теперь, прошу тебя, одевайся.

Они вышли из игорного зала и, пошатываясь, побрели в место еще менее достойное. Это было самое шумное и низкопробное из всех заведений, которые Доминик только мог отыскать. Стэнстед уже едва держался на ногах – его физиономия белела под рыжими волосами, как оконная замазка на проржавевшей раме; однако Доминик, непоколебимый в своем стремлении к цели, продолжал тянуть его сквозь лабиринт улиц. Двое мужчин горланили, пили вино, забавлялись и, когда окружавшая их ночь подходила к концу, уже были всеми замечены. В это время денди возвращались в свои дома, крадучись, как вампиры, стараясь успеть замести следы до восхода солнца. Интересно, отражаются ли они в зеркале и исчезают ли, как настоящие вампиры, при виде креста с таким же пронзительным криком?

Пребывая в полном расстройстве всех чувств, Доминик подарил увязавшейся за ним шлюхе гинею – без сомнения, это были самые легкие деньги из всех, которые она когда-либо заработала, – и ощутил себя безнадежнейшим глупцом.

Он возвращался на Сент-Джеймс-стрит, буквально волоча на себе Стэнстеда. К этому времени простой люд уже начал выползать на улицы, как сонм сурков после долгой зимней спячки; по мостовой прошлепала шумная стая гусей вместе с покрикивавшей на них девочкой, а затем...

Джентльмен, двигавшийся им навстречу, отнюдь не был настроен дружелюбно: он поднялся в столь ранний час по рекомендации врача и в сопровождении камердинера гордо шествовал по улице, совершая свой ежедневный моцион. Два незадачливых великовозрастных шалопая оказались перед лицом суровой реальности – встреча весьма нежелательная в данных обстоятельствах.

Отец Стэнстеда направил на них свой лорнет.

Прежде чем подойти ближе, он, опустив лорнет, бросил короткий взгляд на сына.

Доминик поклонился, удивляясь, как ему еще удавалось сохранять равновесие.

– Доброе утро, ваша милость.

– Я вижу, мой сын подыскал себе достойную компанию. – Герцог и бровью не повел. – Вы топите в вине свою печаль, майор Уиндхэм, или празднуете удачный виток фортуны?

– Ни то, ни другое, – сказал Доминик. – Просто издержки молодости.

– В самом деле? Впрочем, после смерти Генриетты вы действительно свободны и можете снова вступить в брак. Я желал бы того же для моего сына.

Свободен, чтобы снова жениться? Что-то Господь его не надоумил, а ему самому это даже на минуту не пришло в голову.

– Увы, сие от нас не зависит! – Доминик вздохнул. Для мужчины его лет герцог Ратли выглядел еще очень крепким. Стэнстед был его единственным сыном. Опасное положение, учитывая, что дочь в расчет не принимается.

– Вы правы. Всего наилучшего, сэр.

– Будьте здоровы, ваша милость.

Герцог кивнул и удалился, сопровождаемый слугой.

– О Боже, меня сейчас вырвет. – Стэнстед, казалось, еще больше побледнел; он едва держался на ногах. – Папаша хочет, чтобы я произвел наследника для продолжения этого проклятого рода, а разве я могу, если я здесь, а она в Шотландии и живет как монахиня? У тебя по крайней мере нет отца, так и не перед кем отвечать.

Доминик посмотрел на бледное лицо с веснушками, которые стали еще ярче, и ему вдруг стало жаль своего несчастного друга. Сейчас он уже раскаивался, что втравил Стэнстеда в столь безнадежное дело. И зачем ему это понадобилось? Потому что жена Стэнстеда очаровала Генриетту и увезла в Шотландию? Но при чем здесь Стэнстед? Он не виноват, что общество Розмари так много значило для Генриетты.

И Кэтриона Синклер тоже не виновата.

Конечно, он не собирался ее обесчестить, как бы велико ни было искушение, но, несомненно, чем- нибудь ей насолит. Нужно немного побеспокоить эту мисс за то, что она голословно осуждала его, хотя явно