Опять вопросы, черт их дери.
— Мне представилась возможность, и я уехал.
Гидеон стал прохаживаться по песку, Чариз шла рядом. Она прижимала юбку ладонями, чтобы ветер не приподнимал ее, но Гидеон успел насладиться захватывающим зрелищем ее стройных лодыжек и икр. Он на миг закрыл глаза, моля Бога о том, чтобы дал ему сил. Она убьет его.
— Вы работали на Ост-Индскую компанию?
— Мой талант к языкам привлек внимание людей, наделенных властью. Они решили, что я могу быть им полезен.
— В качестве торговца?
Она наклонилась, чтобы поднять ракушку, и от этого движения платье ее приподнялось. Он остановился, чтобы полюбоваться ею, и ту же пожалел об этом. Сжав кулаки, Гидеон боролся с искушением задрать ей юбки и заняться чем-то куда более приятным, чем сбор ракушек.
— Скорее как посредник.
Он не хотел говорить ей, что был шпионом. Если она захочет узнать правду, то сделает это без труда. Историю его жизни, весьма приукрашенную, опубликовали чуть ли не все газеты Британии. И не только в Британии, насколько Гидеону было известно.
Кое-что из напечатанного соответствовало истине, по крайней мере на первый, неискушенный взгляд. Остальное додумали газетчики, и в каждой новой истории было больше сенсационных подробностей, чем в предыдущей. В глазах общественности он был смесью Робин Гуда, Казановы и сэра Галахада.[1]
Гидеон стыдился своей скандальной известности.
Она распрямилась и провела чутким пальцем по краю белой ракушки. Он уже достаточно ее изучил, чтобы догадаться о том, что сейчас последует очередной вопрос.
— В Индии были красивые девушки?
— Да.
Она бросила на него быстрый взгляд, затем отвернулась, щеки ее окрасил легкий румянец.
— Вы были влюблены?
Господи, неужели все женщины помешаны на любви?
— Нет.
За шесть месяцев, которые Гидеон провел, путешествуя по индийским городам, где компания имела свои представительства, Он успел в полной мере познать радости плоти. Женщины были красивы и щедры и знали толк в удовольствиях. Он и представить себе не мог, что жизнь может быть такой. Секс стал для Гидеон наркотиком.
Его гедонистическому существованию внезапно пришел конец, когда он занялся настоящим делом. Опасность разоблачения была слишком велика.
Избегая новых вопросов, Гидеон зашагал вдоль моря. Чайки кричали над головой, так должно звучать одиночество.
Он мог бы догадаться, что Сара не даст ему сбежать. Он слышал, как хрустит песок у нее под ногами, — она бежала за ним следом. А потом коснулась его предплечья.
Сквозь ткань рубашки это прикосновение обожгло его. Желание молнией пронзило его, хотя плоть восстала против контакта. Он рывком убрал руку.
— Не прикасайтесь ко мне!
Она отступила, глаза ее потемнели.
— Простите, — хрипло проговорила она.
— Ничего. Просто не люблю, когда ко мне прикасаются.
— Хотите сказать, вам не нравится, когда я к вам прикасаюсь.
Господи, сколько еще ему предстоит вынести?
— Дело не в вас.
— Не надо щадить мои чувства. Я заметила, что вызываю у вас отвращение.
Он с шумом выдохнул.
— Это не так.
Проклятие, он не хотел причинять ей боль. Он чувствовал себя последним ублюдком, хотя вел он себя так не только ради себя, но и ради нее.
«Не будь идиотом, Тревитик. Девушка страдает не от настоящей любви, а просто она преклоняется перед героем. Эта болезнь у нее пройдет без последствий».
— Мисс Уотсон… Сара…
Он замолчал, чтобы не причинять ей страданий.
— Должно быть, вы считаете меня глупой.
Ветер заглушал ее тихие слова, и ему пришлось наклониться к ней, чтобы их расслышать. Голову кружил ее запах, смешанный с соленым запахом моря. Ноздри его раздувались.
Гидеону хотелось сказать ей, что она особенная. Но он не считал себя вправе говорить комплименты невинным юным девицам.
— У меня есть тетя, сестра моей бабушки на самом деле, которая пришла бы в ужас от моего поведения. Она так старалась сделать из меня леди. — Сара замолчала, набрала воздуха в легкие и продолжила: — Я была настоящим сорванцом, когда она за меня взялась. Мой отец воспитывал меня так, словно я мальчик, а не девочка. Видите ли, однажды все имения станут моими.
Гидеон нахмурился. Что за чушь она несет?
— Разве ваш старший брат не является наследником?
— Порядок наследования был изменен. Мой отец…
Она опустила плечи и подавленно замолчала.
— Они мои сводные братья, — продолжила она, опустив голову. — Мой отец умер, когда мне было шестнадцать. Мать вышла замуж вторично. У ее мужа были два взрослых сына, которые возненавидели меня с первого взгляда.
Гидеон подвинулся к ней, словно даже здесь, на этом пустынном пляже, стремился защитить ее от семейного насилия. Его сжигала ярость — он готов был убить всякого, кто угрожал ей. Голос его охрип от ярости. Наконец он узнал ее тайну. Наконец понял, с кем им придется иметь дело.
— Те скоты, что избили вас?
— Да.
Сара замолчала. Продолжила она с явной неохотой:
— Моя мать умерла вскоре после того, как вышла за моего отчима. Выбор ее был не самым удачным. Муж оказался пьяницей, игроком, никчемным человеком. С самого начала открыто изменял ей.
У Гидеона сводило нутро при виде страдания на ее лице. Он видел, что она очень старается не показывать, как ей больно. Любой другой мужчина на его месте обнял бы ее, успокоил. Но конечно, мужчиной его можно было назвать лишь условно.
— И вы жили в этой медвежьей берлоге с шестнадцати лет?
Сара покачала головой и бросила ракушку на песок.
— Для них я была еще одним ртом, и все. После смерти моей мамы я уехала к сестре моей бабушки в Бат. Она-то и пыталась привить мне хорошие манеры. Тетушка Джорджиана была самым решительным образом настроена на то, чтобы найти мне самую лучшую партию. Во время сезона в Бате жизнь бьет ключом.
— Уверен, что недостатка в ухажерах у вас не было.
Глупо испытывать ревность к незнакомым мужчинам, которые флиртовали и танцевали с ней.
Она пожала плечами и посмотрела на волны. Лицо ее порозовело. Он изучал ее профиль. Те мужчины видели в точности то, что видел сейчас он. Невинность. Благородство. Красоту. И свежую, благоухающую чувственность, которая влекла его, как влечет ароматный цветок пчелу.
Гидеон считал себя неподвластным женским чарам. Стоило ему прикоснуться к женщине, как его бросало в дрожь. И все же эта девушка обещала такую страсть, которой даже он не мог сопротивляться.
— Мой отчим свалился с лестницы в пьяном угаре и сломал себе шею. Мои сводные братья получили