Казалось бы, ну чего я так за эту жизнь цепляюсь? Сижу с копытами, с хвостом, а не доставлю магу за неделю эту чешую — всю жизнь такая ходить и буду. И ведь все равно жить хочется, как ни крути, а хочется. И видеть, как на моем боку смыкаются огромные острые клыки, прогрызающие на раз кожу, разрывающие плоть, — не хочется этого мне. Ой как не хочется. Я лучше с голоду вот тут помру.
— Спус-кай-ся.
Голос, больше похожий на лай, заставил перегнуться вниз и поискать источник звука.
— Кто это сказал?
На меня рыкнули, и я посмотрела в желтые глаза «генерала».
— Ты говорящий?
— Спус-кай-ся!
Показываю шиш и отворачиваюсь. Слышен рык, лай, и пара тел врезалась в дерево, пытаясь меня стряхнуть. Фигушки. Я тут неплохо устроилась, до завтрашнего вечера дотяну точно — со мной мой рюкзак с остатками колбасы и сосуд с водой. Так что не пропаду, ребята.
— Спус-кай-ся!
Он другие слова знает? Или верит в силу своего убеждения? Типа, чем больше раз повторю, тем быстрее поверит, что оно мне надо.
— Отстань. Дай поспать. И без тебя тошно…
Хорошо хоть, что шмотья я на себя после русалочьего озера нацепила столько, что на три жизни хватит… Тепло. Мне и вправду тепло, да и амулет все-таки вылечил, правда, теперь, как я его ни тыркаю, висит бесполезной игрушкой. Но хоть не кашляю, голова не болит и горло не раздирает от боли.
Снизу зарычали и бросились на дерево.
Недолет. Два метра недолет. Но прыгнул высоко, уважаю. Висела бы чуть ниже — точно бы перепугалась.
Меня разбудил дружный тяжелый вой. Сонно оглядываюсь, пытаясь понять, где я. Чуть не навернулась. Ой, а тело-то как боли-ит. Кошмар! Я, наверное, теперь на всю жизнь такой скрюченной и останусь, особенно шея.
Волки сидят внизу и воют на полную луну. Она, кстати, убывает, а полоска горизонта медленно бледнеет. Вот бы чары спадали по утрам, и вместо кучи зверей как по мановению лучика оказывалась куча голых мужиков… Хорошо бы красивых.
И благородных! Ну а что? Оборотни покусали, к примеру, отряд паладинов. Я слышала — они тут шибко честные и помешаны на добродетели. Во-от. Ну паладины не поняли, что произошло, а через месяц в полнолуние обратились в волков. Сейчас придут в себя и…
Волки удивленно изучают ведьму, весело хихикающую на ветке. Было полное ощущение, что она сошла с ума. Впрочем, если бы они знали, в скольких передрягах она уже побывала и как ее недавно турнул из замка некромант, они бы так не удивлялись. Тут нервы выдержат не у каждой.
Рассвет.
Солнце медленно окрасило мир в разные цвета, забрав серый — подарила зеленый, синий, красный, желтый…
Смотрю вниз, ожидая, когда начнут превращаться. Нет, я понимаю, что все, что нафантазировала я себе, слегка нереально. Но хоть что-то сбыться должно. Генерал, к примеру, оборотень точно. Говорил же. Пусть и всего одно словно. Так что…
Хм… Руку перестало дергать. Задумчиво шевелю ею, разглядывая на свет, пробивающийся сквозь чахлую крону.
Странно. Ощущение потери. Причем большой такой потери… Невосполнимой. Вроде одна была, одна и осталась. С магом что-то? Не. Вряд ли. Я так тонко чувствую этого изверга, что точно знаю — он живее всех живых, зараза. Тогда что?
Ладно, неважно. Вон вожак начал крутиться, его явно выламывает, шерсть клочьями осыпается.
Хе-хе, один голый мужичок у меня сегодня все-таки будет.
Эльф медленно приходил в себя, лежа на каменном полу. Тишина. Никого нет. Последнее, что помнит, — очень сильная боль, словно его разрывало на много маленьких кусочков, и так плохо было, так плохо.
— Да, недооценил я узы кровников. Ты ж не воздушный и не земляной. И даже не огненный. Ты кровник. Прости.
Эльф привстал и огляделся. Перед глазами все плыло в алом тумане. Очень хотелось пить.
— Ну чего, жив? Жив. В списке тебя не было, значит, жив. По-другому и быть не могло.
— Смерть?
— Не называй меня так часто. Не кличь беду на свою голову. А то буквы проявятся, и заберу тебя. Придется. Хоть и не хочу теперь работать… много.
— Что… что произошло?
— А ты не помнишь? Ты все кричал, чтобы я связь разрубил, а того не знаешь, что связь та кровная. Между душами… Все равно что влюбленный попросил бы заставить не любить. Больно это, трудно, но ты так просил, а я не хотел отказывать.
— Связь?..
— Цела.
Эльф поморщился и кое-как встал. Его шатало, вскоре он уже снова сидел на полу, тяжело переводя дух.
— Да не переживай ты. Ну подумаешь, останешься таким. Все равно она бы тебя не полюбила.
Алые глазки яростно сверкнули, эльф зашипел сквозь сжатые зубы.
— Да не злись, не злись. Я просто вижу, где может быть любовь, а где нет. Но вам, живым, это рассказывать бесполезно. — Третий сын смерти вздохнул и завозился в углу. — Ладно. Пора мне. Благодарствую за оптимизатор и зелье. Но вишь как… никак.
— Ты у меня в долгу, — тихо.
— А?
— Ты у меня в долгу. Я, может, и маленький, но договор читал. Он был мелким шрифтом набит. Ты в долгу! И долг отдашь тотчас, как я захочу.
Его горло сжали ледяные щупальца, а кожу проткнули острые иглы, высасывающие жизнь.
— Ты еще маленький. Многого не понимаешь. Много не знаешь. Не тебе, вышедшему из защитного круга, что-то от меня требовать.
— Это пентаграмма… — прохрипел Кноп, пытаясь расцепить захват.
Тихий смех был ему ответом:
— Даже это сделал неверно.
Потом его отпустили, он упал, закашлявшись и едва не теряя сознание от боли, его трясло и внутри словно ледышку положили.
— Так и быть, Кноп. Я верну тебе твое желание. Но смотри, не перегни палку.
Шепот отдавался в ушах, нарастая, взвиваясь воздушными вихрями и заставляя кричать, чтобы не лопнули барабанные перепонки.
А потом все прошло. Резко так. Все исчезло. Лаборатория больше не была зловещей. Вокруг не царил туман. Свечи давно погасли, а маленький эльф упал на пол, застонал, свернувшись в клубочек, и в который уже раз потерял сознание.
Сижу на дереве, смотрю вниз. Н-да-а… я его себе как-то по-другому представляла. Косматее, что ли.
