честный да суровый, этот старший шериф Хантингдоншира. А об его черствости свидетельствует уже то бессчетное число несчастных бедолаг, что томятся ежедневно в доке Экзекуций в ожидании своей участи. — Генри подался вперед и положил руку Питеру на плечо. — Нет, дружище, бегство — наше единственное спасение, наш шанс. Найди хоть кого-то кто вошел бы в нашу команду. Это недорого будет стоить. А я приведу Кэт с детьми на судно, а заодно захвачу кое-что из имущества и еду — все, что удастся взять из дома. Наши запасы мы можем пополнить в Маргите.

— Ты спятил? — снова уперся желтоволосый артиллерист. — Нынче вечером — я точно знаю — на Темзе будет сплошной туман, а ты предлагаешь идти вниз по реке в кромешной тьме. Ты это серьезно?

— Да, — последовал твердый ответ. — Лучше уж так рискнуть, чем искать милости у сквайра Эндрю.

Питер подошел к деревянному кувшину и плеснул из него воду себе на голову.

— Ты меня здорово напугал, — признался он, — но что можно сделать с несколькими помощниками, даже если я их найду? Разве справимся мы с оснащенным только наполовину двухсоттонным судном?

— Видит Бог, скоро мы это выясним. Не забудь только, рыжий клоун, что ты должен привести четверых здоровенных парней, не меньше.

— И где же, интересно, я таких отыщу? Ты ведь знаешь, что всех мало-мальски крепких ребят из Лондона давно выгребли.

— Знаю. — Уайэтт кивнул и, словно бы желая подбодрить себя, осушил до дна кружку Питера с остатками эля. — Но нужда заставляет, когда закон кусает за пятки. Не забывай: все, что нам с тобой принадлежит, поставлено сейчас на карту, и вся наша надежда — лишь на корабль. — Генри выпрямился и застегнул плащ. — У тебя, Питер, до возвращения в Львиный док есть четыре часа. И запомни: с первым же отливом мы должны убраться отсюда. Обязательно.

Тоскливо шагал он, с головой завернувшись в плащ, по Лондонскому мосту мимо стоящих на нем домов и лавок.

Кэт Уайэтт, занятую приготовлением ужина, сперва озадачила, затем обеспокоила его задержка. Это так не похоже было на Генри. Дважды открывала она дверь и вглядывалась в аллею, ведущую через Хорсей- даунс к реке, но, кроме пары бездомных псов и бродячего попрошайки, не увидела никого.

Наконец в заднее оконце тихонько постучали — как и в большинстве домов в то время, в их коттедже имелась только одна дверь. Кэт быстро наклонилась, выхватила из огня горящую головню и вгляделась в сгущающиеся сумерки. Узнав мужа, она отперла тяжелые деревянные ставни.

— Господи, Генри! С каких это пор ты приходишь домой тайком? Не иначе как снова опрокидывал кружки со своим беспутным кузеном?

Очень коротко он рассказал о грозящей им всем беде и сообщил о том, что на сборы теперь остается менее двух часов. За это время следовало упаковать самые ценные вещи и, погрузив их на тачку, переправить к реке, где, по счастью, как раз стоял вытащенный на берег ялик с «Морского купца».

Кэт не привыкла ни разражаться жалобами, ни обсуждать решения своего мужа. Она только крепко поцеловала его, прежде чем выложить на тарелку гору тушеных овощей. Позже, когда он стоял у окна, вглядываясь в щель между ставнями и опасаясь увидеть приближающихся полицейских, она свалила всю их одежду на одеяло и завязала его узлом. Скудные столовые принадлежности были втиснуты в один ящик, а вся до последней корки еда, какая нашлась в доме, — в другой.

Малышка Генриетта проснулась, огляделась и захныкала, но грудной младенец — в честь своего деда Кэт назвала его Энтони — спал, слава Богу, крепким сном. Даже когда его пеленали, закутывали в теплое одеяльце и укладывали в тачке на крышку ящика, мальчик продолжал спать.

Было уже совсем темно, когда Генри, толкая перед собой скрипучую тележку, вышел под моросящий дождь. Кэт несла девочку и узел с одеждой. Прежде всего Уайэтта беспокоило, будет ли Питер на высоте и приведет ли на борт не полностью оснащенного для плавания фрегата людей достаточно опытных, чтобы привязать несколько важных парусов к реям.

Еще когда ялик тащился на конце фалиня под свежевыкрашенным подзором «Морского купца», бурление течения значительно уменьшилось, указывая на то, что время между приливом и отливом подошло к концу. Оказалось совсем не просто взобраться на борт, используя лишь болтающийся канат от главных вант, а затем поднять туда и детей с помощью дополнительно спущенного линя. Если Генри раньше думал, что знает границы хладнокровия своей супруги, то ошибался. Совершенно спокойно она осталась в этом скачущем, крутящемся ялике, чтобы обвязать ящики концом веревки, и следовала его инструкциям споро и расторопно.

Когда наконец он поднял ее через поручни, то не смог устоять и коротко наградил ее страстным поцелуем, чтобы выразить свое безмерное восхищение.

— Снеси малышей вниз, — распорядился он. — Вон по тому трапу. Готовых коек там нет, но они могут поспать на твоем узелке, пока мы не отплывем. — Он чуть было не добавил: «Если поплывем».

Затем последовал томительный период ожидания. Уайэтт вскарабкался на топ фок-мачты и стал больше на ощупь, чем как-то иначе, привязывать марсель, затем он наскоро соорудил штаги, брасы и фалы. С гротом такого не получилось: тот был слишком тяжел, чтобы Генри сумел с ним справиться, даже прилагая отчаянные усилия. Обрывки песен доносились из борделей на береговой стороне пристани Лайон-Ки — Львиной отмели. Напротив нее голые мачты судна, лишенного всей оснастки, маячили в темноте, словно гигантские копья.

Медленно протянулся час, и все это время Уайэтт ругал на чем свет стоит своего неугомонного, безответственного кузена. Часы с низким тоном на различных церковных башнях начали отбивать девять часов, и Генри, опасно балансируя на бушприте и измученными, в ссадинах пальцами пытавшийся приладить блинд — этот носовой парус, без которого судно стало бы почти неуправляемым, вдруг услышал яростный ор на дальнем конце пристани.

Дрожащим голосом Кэт сообщила из темноты:

— Люди приближаются. Дай Бог, чтобы это была не стража.

Если бы это и впрямь оказалась стража, чего Уайэтт, по правде говоря, не думал, он бы с этим ничего не мог поделать, поэтому поспешил закончить с блиндом и снова слез на палубу. Раздалось хриплое пение баллады, и Генри послышались шаги чьих-то ног, идущих нетвердой походкой вдоль пристани. К бесконечному его облегчению, оказалось, что это Питер и с ним еще четверо, причем двое из них были так сильно пьяны, что раскачивались из стороны в сторону. Все рекруты оказались чахлыми мужичками, коими кишели вонючие трущобы района Холодной Гавани, но с чьей помощью — и с милостью Божьей — «Морской купец» мог бы выбраться к морю.

Неверно расставленные и совершенно неподходящие блоки шумно возражали против подъема старого латаного-перелатаного грота, но наконец фрегат отвалил и под блиндом, фоком и гротом плавно заскользил прочь от пристани.

Плавание вниз по реке неукомплектованного и недооснащенного корабля стало бы просто кошмаром, если бы не два счастливых обстоятельства: во-первых, ветер был легкий и дул почти прямо в корму — и весьма кстати, поскольку под временным парусным вооружением фрегат, чтобы поймать ветер, мог бы с таким же успехом сделать поворот на другой галс, как проплыть по улице Пикадилли, названной так в честь одного сообразительного портного, придумавшего новый оригинальный способ сооружения брыжей. Во- вторых, из мрачных глубин полубака кое-как, на ощупь выбралась парочка сторожей, все еще не очухавшихся от хмеля и очень расстроившихся, когда до их пропитых мозгов дошло, что «Морской купец» уже плывет. Питер веселыми оплеухами и руганью привел их в полезное состояние, что тоже было кстати, поскольку двое портовых шаромыг, которых он притащил с собой, уже завалились спать и, храпя, упрямо отказывались просыпаться, несмотря на пинки и ведра грязной речной воды, выплескиваемые им в лица.

Кэт, устроив своих малышек как можно удобней на узле с постельным бельем и одеждой, вернулась на палубу и спокойно осведомилась, не может ли она чем-то помочь.

— У тебя глаза необычайно острые, — сказал Генри. — Иди-ка на нос с левого борта и, ради Бога, дай знать, когда что-то увидишь. Там темней, чем во внутренностях черного кота, поэтому будь повнимательней.

Теперь уже фрегат заскользил по воде быстрее. Наблюдатель, поставленный на носу с правого борта, сильно подался за борт, напрягая зрение, а Кэт сжимала фокштаг и от всей души молила Бога, чтобы он дал