инструментов и, покуривая трубку с длинным мундштуком, казался посвежевшим и пребывающим в добром настроении. Видимо, сэру Френсису доставил удовольствие доклад, представленный старым вице-адмиралом Фробишером, и он, улыбаясь, поигрывал рубином, свисающим с левого уха.

— Так-так, мастер Уайэтт, — заговорил он. — Давненько вы не приходили ко мне со своими просьбами. Прошу присаживаться, но сперва выберите себе какой-нибудь из этих кубков. — Он указал на стол, где стояли целые ряды питейных сосудов всех видов.

Широкое, загорелое до черноты лицо Уайэтта стало еще темнее, как это всегда бывало, когда он оказывался в компании Дрейка.

— Бла… благодарю, ваше превосходительство, но… но…

— Тьфу! Ну идите же, идите. — Дрейк взмахнул унизанной перстнями с драгоценными камнями рукой. — Выбирайте самое лучшее и поверьте в искренность моего извинения. Действительно, тяжелых орудий здесь не было, и послушай я вас тогда в Байоне, то не тратил бы день впустую, испытывая их батареи. — Он чуть нахмурился и дернул себя за остроконечную бороду. — Дорого нам стоил тот день, а, Фробишер?

— Что верно, то верно, — прохрипел вице-адмирал, переведя слезящиеся глаза на этого широкоплечего молодого парня с темно-рыжими волосами. — Мы дали время этим испанским выродкам упаковать вещички и удрать стремглав, как перепуганным насмерть зайцам. Да, это шесть очень дорогостоящих часов.

Никогда не отличающийся особым дружелюбием вице-адмирал Дрейка выглядел несуразно. Его сильно потрепанное житейскими бурями лицо с пурпурно-красным носом, обрамленное косматыми седыми бакенбардами, вместе с веснушчатой лысиной на голове странно контрастировало с множеством золотых цепочек, изумрудными серьгами, роскошными чулками из венецианского шелка, покрытыми черно-желтым узором, алым дублетом и фламандскими брыжами такого размера, что с трудом он мог управляться с курительной трубкой.

Как только Уайэтт сделал свой выбор — красивый замысловатый кубок, ножка которого была изготовлена в виде морского конька, ставшего на дыбы и поддерживающего его полую часть из позолоченного серебра, — Дрейк наклонился вперед.

— Ну, полагаю, вы снова, несмотря на мой запрет, искали встречи со мной, чтобы выпросить судно из захваченной нами добычи?

Сделав быстрый вдох, Генри Уайэтт усмирил бешено колотящееся сердце. Через несколько мгновений он узнает, сделан ли шаг к просторному поместному особняку, к страстно желанному званию «рыцарь»и к торговому дому, который он намеревался построить для Кэт и детей.

— Да, ваше превосходительство, — отвечал он твердо, глядя Дрейку в лицо. — Мне сообщили, что «Преимущество» больше не годится для мореходного плавания.

— Верно, верно, — отвечал Дрейк из-за клуба плывущего дыма. — Но вместо него я уже отдал крепкую каракку Джону Риверсу.

Заметив легкое волнение Уайэтта, сэр Френсис вдруг улыбнулся, став сразу же неотразимо, магнетически обаятельным — ведь именно это качество позволило ему завоевать необычайно глубокое уважение нации и, время от времени, капризную любовь королевы.

— Однако, друг Уайэтт, не буду отрицать, что могу найти дело и еще для одного грузового судна: имею намерение убрать отсюда все лучшие пушки и весь порох, что попадется под руку. Какое судно у вас на уме? Случайно не барк ли под названием «Дева Компостеллы»?

Видя ошарашенное выражение на лице Уайэтта, Фробишер так мощно расхохотался, что его хохот прокатился по коридорам дворца наподобие рева престарелого льва.

— Да полно вам, молодой человек, нечего так изумляться. Мы с сэром Френсисом видели вчера со стены, как вы оглядывали его — все до последнего линя и паруса.

Пот выступил на лбу у Генри, когда он подумал о своей самонадеянности.

— Можете забрать его себе, — весело сказал Дрейк, перекрывая своим голосом звуки музыки, — но при двух серьезных условиях. Первое: я получаю треть того, что выпадет на его долю за время нашего плавания. Второе: нуждаясь в матросах, я не могу выделить вам ни одного человека. Поэтому вы сами должны укомплектовать этот барк экипажем, обеспечить провизией и вооружить, хотя последние две заботы не создадут вам больших проблем.

— Так точно, сэр. Об этом я позабочусь. — Уайэтт разразился радостным криком и вдруг, неожиданно для себя и для всех остальных, поцеловал крепко надушенную руку адмирала. Теперь уже бывший помощник штурмана казался таким молодым, сиял таким счастьем, что Дрейк рассмеялся.

— Вы понимаете, капитан Уайэтт (Боже, он использовал воинский термин «капитан» вместо «мастер»!), что этот барк отойдет в вашу полную собственность только с окончанием плавания?

— Так точно, сэр, и пусть Господь благословит ваше щедрое сердце.

— Ну, тогда позаботьтесь, чтобы ваше новое судно плавало во славу нашей королевы и твердо стояло на страже истинной веры.

Как и множество других раненых, сквайр Хьюберт Коффин был оставлен на берегу и к концу месяца, пока сэр Френсис Дрейк управлял островом, смог окончательно оправиться и снова заняться выполнением своего долга. Его назначили помощником командира солдат, охраняющих королевский монетный двор. Здесь захваченное золото и серебро переплавляли в слитки — короткие клинообразные чушки, легко укладывающиеся в сундуки. От плавильных котлов Дрейка пощадили только ювелирные изделия и необычные экземпляры посуды.

Хьюберту было удивительно приятно после проведенного в служебных заботах жаркого дня пройтись к красивому особняку Ричарда Кэткарта на улице Троицы, расположенному напротив той самой окруженной пальмами площади, где он отдыхал утром в день захвата города.

Благодаря гибкости молодого организма, Розмари Кэткарт теперь уж почти оправилась от ужаса, вызвавшего у нее оцепенение, хотя мачеха и сводные сестры исчезли, словно их поглотило землетрясение.

К ней явилась, прося приютить ее, престарелая тетка, поскольку дом ее разрушили, когда принуждали испанские власти к выплате выкупа. Вместе со слезами и жалобными причитаниями донья Елена привела с собой свиту из слуг-мулатов, пополнивших ряды выжившего после резни домашнего персонала Кэткарта и восстановивших в доме некоторое подобие порядка. Все негры либо поступили на службу к англичанам, либо ушли, чтобы присоединиться к беглым рабам.

Чтобы обеспечить безопасность Розмари и ублажать собственные свои наклонности, Хьюберт поселился в прохладном и просторном помещении отсутствующего негоцианта.

Как приятно было проводить время в саду среди зонтичных сосен с открывающимся видом на бухту. Там, на кормах кораблей эскадры Дрейка, горели большие фонари, и, когда суда покачивались на якорях, их отражения в воде все плели и плели непрестанно меняющиеся узоры.

Город оставался мирным, спокойным; изредка лишь звучала песня или мелодия, наигрываемая на гитаре. После ужасов и разбоя первых дней взятия города люди Дрейка больше не грабили кого ни попадя и не подвергали насилию обитателей столицы, если только они оставались уважительными и услужливыми. В общем-то в Санто-Доминго стали возвращаться многие домовладельцы, рассказывая о пытках и грабежах, устраиваемых бывшими черными рабами.

— Пожалуйста, расскажите мне побольше об Англии и особенно о Девоне, — попросила Розмари, деловито сшивая разрезанный гобелен. — Отец обычно рассказывал мало — только об отдельных местах: устье реки Хамбер, Восточном Райдинге и Линкольншире. — Она слабо улыбнулась и посмотрела на него поверх нитки, которую собиралась перекусить. — Так вот, я могла бы поклясться, что уже там бывала, а вот о Девоне ничего не знаю. Мне известно только, что это какое-то место в Англии, которое является родиной для вас и вашего адмирала.

— Девон, — с готовностью пояснил Хьюберт, — то есть хочу сказать, западное побережье отличается своеобразной красотой. Вот представьте себе, если хотите, множество диких обветренных утесов, так высоко поднимающихся над морем, что трудно высадиться на берег — например, в Кловелли, откуда мой дом всего лишь в нескольких милях. Оттого что очень часто идут дожди, в моих краях удивительно зеленые заливные луга, разделенные цветущими насыпями и живыми изгородями кустарников. Благодаря протекающему невдалеке от нашего берега большому теплому течению, у нас выращивается много фруктов.