— Я…

— Я…

И снова они рассмеялись. Поль сказал:

— Нет, позволь мне первому. Я приехал издалека, чтобы поговорить с тобой. Извиниться за мой столь поспешный отъезд. Тебя, казалось, смертельно разозлила мысль о нашей свадьбе, и я решил, что ты не хочешь выходить за меня замуж. Рассерженный и обиженный, я уехал, едва забрезжил рассвет.

— Я понимаю, Поль, — мягко произнесла она.

— И это еще не все. С тех пор я постоянно боролся со своей гордостью. Днем я говорил себе, что не стану унижаться перед женщиной: если ты не захотела выслушать и понять меня, то и черт с тобой. Но ночью все было по-другому. Не могу передать тебе, какая это пытка быть без тебя. Каждое утро на рассвете я давал себе клятву позвонить тебе днем.

— И не только ты!

Поль, казалось, не расслышал ее слов.

— И каждый раз меня останавливала жуткая мысль о том, что прошло уже слишком много времени и ты наверняка встретила другого. Мысль об этом больно ранила… и злила. А когда я злюсь, то говорю сам себе, что не стану унижаться перед женщиной, и так далее — я вращался по замкнутому кругу. Наконец на прошлой неделе я решил разорвать этот порочный круг и выяснить все до конца — раз и навсегда. Я заказал билет на самолет, и вот я здесь. А теперь скажи мне вот что: ты кого-то ждала сегодня вечером? — спросил он, кивая на пылающий камин и старательно наряженную елку.

— Никого. А меньше всего тебя.

— Слава Богу, хотя верится с трудом. Значит, здесь действительно больше никого нет?

— Никого.

На лице его отразилось явное облегчение.

— А я-то думал, что мне придется вызывать кого-то на дуэль, и мысленно молил, чтобы этот кто-то не оказался чемпионом мира по фехтованию.

Джин засмеялась.

— О Поль! Ты знаешь, ведь я пережила то же самое. Я была уверена, что у тебя теперь другая женщина.

— После тебя это было невозможно.

— Какой ты милый!

Она сдержанно поцеловала его в щеку, но он поймал ее и жадно припал к ее губам. Оказавшись в сладком плену его сильных рук, Джин почувствовала горячие волны долго сдерживаемого желания. И все же она отстранилась.

— Нет, постой. Дай мне сказать. Я хотела сказать это каждую минуту с тех пор, как мы расстались. Мне так стыдно за те ужасные глупые обвинения, которые высыпались на твою голову, и я хочу все объяснить.

— Да, признаться, я так и не понял, какая муха тебя укусила, — сказал Поль, крепче прижимая ее к себе.

Она утонула в кольце его рук, положив голову ему на плечо.

— Сначала я и сама не понимала, что это было со мной. Но теперь, мне кажется, я поняла, что руководило моим поведением.

— Расскажи-ка.

— Наверное, это связано прежде всего с моим бывшим мужем. — И она вкратце описала обстоятельства ее выдворения из «Хардвик Хотелс». — Так что, как видишь, жизнь моя в тот момент потеряла всякий смысл. Во всяком случае, так я думала. А потом Лоуэлл предложил мне работу менеджера здесь, в «Саммите», и я ухватилась за это предложение, как утопающий хватается за соломинку. Отель стал для меня всем.

— И потом, — перебил ее Поль, — вернувшись сюда из Франции, ты опять начала мыслить по- старому, несмотря на то, что случилось между нами.

— Именно так, — подтвердила Джин, почувствовав облегчение оттого, что Поль понимает ее. — Когда ты предложил купить долю владения этим отелем и отстранить меня от дел, я испытала знакомое чувство — чувство потери опоры. Я запаниковала и набросилась на тебя, хотя на самом деле мне очень хотелось уехать с тобой в Ла Бруиль. Теперь-то мне это понятно, но тогда я была в полном замешательстве. Ты понимаешь?

— Прекрасно понимаю, зеленоглазка, и хочу, чтобы ты выбросила все надуманные глупости из головы. Давай сотрем прошлое и начнем сначала.

На мгновение выпустив ее из своих объятий, Поль порылся в кармане своей куртки и вернулся, держа на ладони крошечный подарок.

— С Рождеством! Думаю, ты знаешь, что это.

Это было то самое колечко с бриллиантиком. Джин бросилась ему на шею, борясь с подступившими слезами.

— Это самый лучший подарок, о каком я только могла мечтать! Но, Поль, я пока не могу его принять. Мне надо сначала поговорить с Лоуэллом. Я нужна ему. Пожалуйста, пойми, — взмолилась она.

— Не волнуйся, малышка. На этот раз я буду терпелив, обещаю.

На следующий день они ворвались в комнату Лоуэлла в санатории, удивив его подарочными свертками и рождественскими пирожными. Джин сияла, румянец на ее щеках появился не только от мороза: воспоминания о ночи любви согревали ее, как пять каминов.

— Вот уж не ожидал тебя видеть, Поль, — радостно заявил Лоуэлл после обмена приветствиями.

— Пришлось вернуться, — объяснил Поль. — Нам надо уладить кое-какие дела. Мое предложение по- прежнему в силе: если хотите, можете получить деньги под реконструкцию «Саммита».

К величайшему удивлению Джин, дядя покачал головой.

— Нет, к весне я собираюсь продать отель. Я устал и хочу отдохнуть. Я уже годами мечтаю об этом и думаю, что имею на это право: для отеля я сделал немало. Один винный погребок стоит целое небольшое состояние.

— Но, Лоуэлл, как же ты можешь? — вскричала Джин. — Ты же столько отдал «Саммиту»!

— Всю свою жизнь, включая выходные и праздники. Нет, я хочу насладиться временем, которое мне еще отпущено.

— Ты никогда не говорил мне, что хочешь отдохнуть, — огорошенно произнесла она.

— А ты никогда не спрашивала. И потом, я видел, что тебе нужно какое-то дело, пока ты не устроишь свою личную жизнь с другим мужчиной… на этот раз настоящим мужчиной. Теперь, похоже, ты нашла его, значит, мне можно и отдохнуть. Знаешь, я бы с удовольствием понянчил своих внучатых племянников.

Джин вспыхнула.

— Так вот почему то и дело ты подсовывал мне разных болванов? Старый плут! Тебе, видите ли, просто хотелось, чтобы я «устроила свою личную жизнь»?

— Не все из них были болванами, — возразил Лоуэлл.

Джин со смехом взглянула на Поля.

— Да, разумеется, не все. Ну ладно, давай открывай свои подарки!

Лоуэлл радостно развернул пижаму и халат, которые ему подарила Джин, и озадаченно покрутил в руках красиво упакованную коробку от Поля.

— Осторожно, это бьется, — предупредил Поль.

Лоуэлл медленно развязал ленточки и сорвал оберточную бумагу. Глаза его затуманились, когда он вынимал из коробки ее содержимое: пыльную бутылку вина, ту самую, которая его так потрясла во время их первого посещения Ла Бруиля.

— «Лафит» 1901 года! Мальчик мой, знаешь ли ты, что одно из моих последних желаний в этой жизни — попробовать вино этого сбора?

— Тогда вам надо хорошенько подумать, когда же открыть эту бутылку, отозвался Поль. — Потому что когда вы отведаете ее содержимое, то гарантированно проживете еще двадцать лет.