сильнее натянулись, и оконечность Армады достигла края, и город начал переваливаться.
Аванк испустил звук, от которого треснуло все стекло вокруг меня.
Я увидел, как погружные элементы, на которых покоилось «Сорго», устремились к вертикальной плоской поверхности воды и прорвались сквозь нее, а вокруг по обе стороны, на сотни футов от «Сорго», кормовая часть Саргановых вод, Баска и Дворняжника достигла границы моря, перевалилась через нее, задрожала и пошла вниз.
— В Армаде так много кораблей.
Пароходы достигали кромки воды и с жутким грохотом медленно переползали за нее, дома и башни скатывались с них, как бильярдные шары со стола, дождь кирпича и тел, сотни тел падали в конвульсиях и судорогах, неслись вниз на многие и многие мили, минуя все внутренние слои мира.
Я даже не молился. У меня не было сил. Я мог только наблюдать.
Мосты и канаты рвались. Рыболовные суда, падая, распадались на части. Баржи и спасательные шлюпы, буксиры и деревянные боевые корабли. Все они разлетались в щепы. Взлетали на воздух, разламывались, загорались, когда разрывались котлы и из них разлетался раскаленный уголь. Шестисотфутовые суда, построенные столетия назад, кувыркались в воздухе, падая в бездну.
И вот над Шрамом оказалась корма «Гранд-Оста» и повисла в воздухе.
Армада перевалила через край океана и устремилась вниз хаотическим ливнем отдельных частей; живое и мертвое неслось в лавине кирпичей и мачт. Я не слышал ничего, кроме треска воды и криков аванка.
И вот уже три сотни футов «Гранд-Оста» нависли над бездной, а вокруг сыпались вниз малые корабли. И внезапно тяжесть корабля сделала свое дело, и я услышал хруст, будто сломались кости какого- то божества, и треть кормовой части корабля, к которой был прикреплен мой дирижабль, отломилась и пошла вниз, таща меня за собой. И вот я, обхватив руками обтекатель, полетел в бездну, в Шрам.
Вам интересно, как вы будете умирать? Храбро, с воплями, потеряв сознание или как-то еще? Что до меня, то, когда корма «Гранд-Оста» увлекла меня за собой, я встретил смерть в ступоре, челюсть моя по- идиотски отвисла.
Кромка воды уходила мимо меня вверх, а я устремлился вдоль стены Шрама вниз, в пустоту ниже уровня моря.
Несколько мгновений я видел сквозь воду кили кораблей надо мной, смотрел, как они движутся к своей гибели. Я летел вниз, а на меня падала остальная часть «Гранд-Оста» и все прочие суда города.
Раз или два на секунду-другую в поле моего зрения попадали дирижабли. Маленькие такси, люди среди ремней под баллонами, которым удалось спрыгнуть с палуб своих упавших в бездну кораблей, — они надеялись подняться к небу, но увлекались вихревыми потоками от падающих кораблей и погибали: корабельные корпуса или их обломки разбивали баллоны.
«Высокомерие» падало все быстрее. Я закрыл глаза и попытался умереть.
И тут в четырех милях ниже меня дернулся аванк.
Наверно, он агонизировал: тело его на воздухе покрылось пузырями и кровоточило, оно сложилось пополам, когда пробило стену воды и полмили его спины оказались внутри Шрама. Может быть, он корчился в судорогах от боли. Внезапно аванк рванулся, весь оказался внутри Шрама и тут же полетел вниз.
Аванк снова закричал, когда все его тело повисло в пустоте, и рывок увлек его вниз быстрее, чем сила тяжести. Аванк дернулся, цепи его внезапно натянулись и потащили к краю остальную часть города. Теперь «Гранд-Ост» целиком оказался в Шраме и устремился вниз, но тут канат, удерживавший «Высокомерие», от резкого натяжения лопнул.
— Он лопнул.
Мои глаза открылись, когда аэростат устремился вверх, мимо падающего города, ввысь, мимо этой стены океана, вдоль которой летел металл и деревянные щепы, из Шрама в небеса.
Меня с ревом вынесло из трещины, и я устремился в небо. Руками я крепко цеплялся за перила, понимая, что теперь буду жить.
Подо мной остатки Армады соскальзывали в Шрам. Сенной рынок в ливне малых лодочек, «Юрок», «Териантроп», лечебница, старые, обветшавшие суда Заколдованного квартала — все это превращалось в ничто. Переваливалось через край в пелене брызг, переворачивалось и скрывалось в Шраме, пока на поверхности Скрытого океана не осталось ничего.
Поднимаясь вверх, я смотрел прямо в Шрам и видел туман, дымку, похожую на пыль; Армада падала, далеко под ней — аванк, он вращался на ходу, наворачивая на себя двадцать миль цепей, дергаясь из стороны в сторону в попытке выплыть из этого бесконечного падения. Даже аванк казался маленьким и немощным.
Наконец я в изнеможении, все еще не веря, что остался в живых, упал на спину, а когда снова посмотрел вниз, то не увидел ничего.
Голос Хедригалла замер. Он заговорил снова после нескольких секунд тишины.
— Я поднялся так высоко, как еще никогда не поднимался. Так высоко, что можно было взглянуть вниз и увидеть, что такое Шрам на самом деле. Трещина — только и всего. Трещина в мире.
Не знаю, смог ли спастись кто-нибудь еще из аэронавтов. Но я был на высоте около мили и не видел никого.
На этой высоте дул сильный ветер, который несколько часов тащил меня на юг. Меня унесло прочь оттуда, от этого страшного места в океане, где потоки направлялись к Шраму. В «Высокомерии» появилась течь. Аэростат был пробит во время падения, и я терял высоту.
Я соорудил из досок кабины и обшивки что-то вроде плота — я понимал, что меня ждет. Я ждал у люка, пока аэростат не опустился достаточно низко, после чего выкинул плотик и сам прыгнул на него.
И тогда наконец, только тогда, свернувшись на своем маленьком плотике, я позволил себе вспомнить, что видел.
Два дня пробыл я наедине со своими воспоминаниями. Я думал, что умру.
На мгновение мне показалось, что если я сумею продержаться достаточно долго, то, может быть, меня вынесет во Вздувшийся океан, где ждут другие корабли. Но я не настолько глуп. Я знал, что у меня нет ни малейшего шанса.
А потом — это.
В первый раз за все время своего необычайного рассказа Хедригалл, казалось, снова был готов потерять самообладание.
— Что это? Что это? — Истерические нотки в его голосе становились громче. — Я думал, что умираю. Я думал, что вы — это бред умирающего.
После этого Хедригалл стал буянить, он нес какой-то бред, в ужасе кричал. Любовники пытались успокоить его, но далеко не сразу причитания какта стали стихать. Наконец он впал в тревожный сон.
Последовало долгое молчание — долгая, напряженная тишина, и, по мере того как впечатление от рассказа Хедригалла стало понемногу ослабевать, Беллис снова почувствовала себя в своей тарелке. Она застыла в напряжении, кожа ее стала как наиликтризованная. Она словно опьянела от ужаса — от услышанного.
—
— Это Шрам, — прошептал Флорин на ухо Беллис. — Я знаю, в чем дело. Мы вблизи Шрама, и он дает
Он замолчал, покачав головой, лицо у него было усталое, бледное от недоумения. Беллис знала, что он скажет.
