Заключенная в нем энергия гудела; он высасывал из воздуха свет.
Ткач.
Ягарек и Айзек одновременно выронили скамью. Милиционеры перестали дубасить Лемюэля и повернулись, встревоженные меняющейся природой эфира.
Все замерли и вытаращили глаза. Все были в ужасе.
Проявившийся Ткач возвышался над двумя дрожащими гвардейцами. Они вскрикнули; один выпустил из онемевших пальцев дубинку, другой поднял пистолет трясущейся рукой.
Ткач посмотрел сверху вниз, вскинул пару человеческих рук. Милиционеры съежились, а он положил ладони им на головы, погладил, как собак.
Затем поднял руку и указал на второй ярус, где стояли оцепеневшие Айзек с Ягареком. В притихшем складе зазвенел неземной голос:
…И ВОТ Я ЗДЕСЬ В ТОМ САМОМ МЕСТЕ ГДЕ РОДИЛСЯ СМОРЩЕННЫЙ НЕДОРОСТОК УРОДЛИВЫЙ КАРЛИК ОСВОБОДИВШИЙ СВОИХ РОДСТВЕННИКОВ ТОТ ЧТО СЛОМАЛ ПЕЧАТЬ НА СВОЕЙ УПАКОВКЕ И ВЫРВАЛСЯ Я ЧУЮ ЗАПАХ ОСТАТКОВ ЕГО ЗАВТРАКА МНЕ ЭТО НРАВИТСЯ Я НАСЛАЖДАЮСЬ КАКОЕ ТОНКОЕ ПЛЕТЕНИЕ КАКАЯ УМЕЛАЯ ПОЧИНКА Я ЧУВСТВУЮ ЗДЕСЬ ЕСТЬ СИЛА ЗДЕСЬ ЕСТЬ УМЕЛЫЕ РУКИ…
С невероятной плавностью голова Ткача поворачивалась вправо-влево. Он осматривал комнату многочисленными блестящими глазами. Никто из людей по-прежнему не шевелился. Снаружи донесся голос Рудгуттера, на этот раз напряженный. Злой.
— Ткач! У меня для тебя подарок и сообщение!
Миг тишины — а затем в дверном проеме показались ножницы с перламутровыми кольцами. Ткач хлопнул в ладоши, совсем как восхищенный человек.
Из дверей донеслось отчетливое вжиканье.
…ПРЕЛЕСТНЫ ПРЕЛЕСТНЫ, — мурлыкал Ткач, — ЭТИ ПРОСЯЩИЕСЯ ЩЕЛКУНЧИКИ ПРЕЛЕСТНЫ ИХ ГЛАДКИЕ БОКА И ОСТРЫЕ КРАЯ О КАК ВОСХИТИТЕЛЕН ЭТОТ ХОЛОДНЫЙ ЗВУК ВОРОНКООБРАЗНО СУЖАЮЩЕГОСЯ ВЗРЫВА И ВСЕ ЖЕ Я ДОЛЖЕН ЗАНЯТЬСЯ ЗДЕСЬ ПЛЕТЕНИЕМ УЗОРОВ ВМЕСТЕ С ХУДОЖНИКАМИ ДИЛЕТАНТАМИ ДАБЫ ОСТАНОВИТЬ КАТАСТРОФИЧЕСКИЙ РАЗРЫВ УСТРАНИТЬ ГРУБУЮ АСИММЕТРИЮ В ГОЛУБЫХ ДАЛЯХ НЕЛЬЗЯ ШТОПАТЬ ТКАНЬ НЕ ВОЗВРАЩАЯ ЕЙ УЗОРЫ В РАЗУМАХ ЭТИХ ОТЧАЯННЫХ ВИНОВНЫХ И ОТВЕРЖЕННЫХ ВЕЛИКОЛЕПНЫЕ ГОБЕЛЕНЫ ЖЕЛАНИЯ РАЗНОМАСТНАЯ ШАЙКА ПЛЕТЕТ СТРАСТНЫМИ ЧУВСТВАМИ СКОРБЬЮ О ДРУГЕ ТОСКОЙ О ПЕРЬЯХ ВЕРНОСТЬЮ НАУКЕ МЕЧТОЙ О СПРАВЕДЛИВОСТИ ЖАЖДОЙ БОГАТСТВА…
Голос Ткача дрожал от тихого восторга. Его ноги вдруг задвигались с невероятной скоростью, выбирая себе сложный маршрут по комнате; искажаемое их мельтешением, вокруг рябило пространство. Склонившиеся над Лемюэлем милиционеры выронили свои дубинки и бросились врассыпную с пути паука.
Лемюэль заплывшими глазами посмотрел на исполинского арахнида. Поднял руки и попытался в ужасе завопить.
Ткач задержался перед ним на миг, потом глянул вверх, на второй ярус. Легко стронулся с места и вдруг необъяснимым образом очутился наверху, в нескольких футах от Айзека и Ягарека. Они, помертвев от страха, смотрели на этого гиганта. Остроконечные ноги пританцовывали, приближая к человеку и гаруде паука. Ягарек хотел прянуть назад, но Ткач был слишком проворен.
…СВИРЕПЫЙ И НЕУЯЗВИМЫЙ… — пропел он и внезапно сгреб Ягарека неотличимыми от человеческих руками, засунул его, корчащегося и кричащего, как перепуганный ребенок, под мышку.
…ЧЕРНЫЙ И ЖЕЛТОВАТО-КОРИЧНЕВЫЙ … — напевал Ткач. Он элегантно танцевал, как балерина на пуантах; он скользнул бочком сквозь искривленные измерения и вновь очутился над поверженным Лемюэлем. Миг спустя Лемюэль барахтался в одной охапке с Ягареком.
Полностью деморализованная милиция пятилась. За дверью снова заговорил мэр Рудгуттер, но здесь, на складе, никто его не слушал.
Ткач снова очутился на возвышении. Подсеменил к Айзеку, взял его под свободную мышку.
…ВЕЧНОЕ ЭКСТРАВАГАНТНОЕ СТОЛПОТВОРЕНИЕ …
Сопротивляться не имело смысла. Хватка Ткача была неодолима, кожа холодна и гладка, как полированное стекло. С головокружительной легкостью Айзек оторвался от пола.
…ДИАМЕТРАЛЬНО ПРОТИВОПОЛОЖНАЯ БЕСПЕЧНАЯ ЖЕСТОКОСТЬ… — услышал Айзек, когда Ткач своей невероятной поступью отдалился на двадцать футов и замер над неподвижной Дерхан.
Успевшие окружить ее милиционеры дружно брызнули в стороны. Ткач нащупал бесчувственное тело, и через секунду оно оказалось рядом с Айзеком, тот ощутил через одежду ее тепло.
У Айзека кружилась голова. Ткач снова двинулся вбок, пересек комнату и очутился перед конструкцией. Айзек уже успел забыть о ее существовании. Пока в складском помещении бушевала схватка, чистильщик вернулся на свое обычное место отдыха, в угол, и оттуда следил за атакой милиции. Сейчас он повернул гладкую, со стеклянными линзами, голову к Ткачу. Паук-призрак взял его конечностями- кинжалами, подбросил и ловко подставил выпуклую хитиновую спину под машину величиной с человека. Конструкция опасно раскачивалась, но не падала, как бы резко ни двигался Ткач.
У Айзека в голове вдруг вспыхнула чудовищная боль, он закричал, чувствуя, как в лицевых капиллярах пульсирует горячая кровь. Через секунду услышал точно такой же крик Лемюэля.
Сквозь туман смятения и боли Айзек увидел мерцание. Ткач нес его через смежные измерения. Он поочередно обходил милиционеров и возле каждого что-то делал руками, делал слишком быстро, не разглядеть. Но от его прикосновений милиционеры вопили. Как будто по комнате со скоростью бьющей плети пролетел вирус агонизирующего звука. Ткач остановился посреди склада. Его руки соприкасались локтями, так что пленники не могли сбежать. Встряхнулись кисти, бросили на пол что-то кровавое.
Айзек вытянул шею и закрутил головой, пытаясь хоть что-нибудь разглядеть сквозь боль, растекавшуюся от эпицентра под виском. В складском помещении стояла жуткая какофония: вопли, стоны, шлепки ладонями по головам — милиционеры тщились остановить кровотечение. Айзек посмотрел вниз. Ткач рассыпал по полу пригоршню окровавленных ушей. С его плавно движущейся руки срывались капли крови, оставались в пыли бесформенными алыми следами. Падали и все новые куски мяса. Кровь и уши образовывали на полу четкий рисунок — ножницы. Ткач двигался так легко, будто и не было у него огромной ноши, нескольких вырывающихся пленников.
…ПЫЛКИЙ И ПРИВЛЕКАТЕЛЬНЫЙ… — прошептал он и исчез.
