Газид повиновался. Он проследил за взглядом Айзека и обомлел еще пуще, когда увидел огромную гусеницу в небольшой клетке, старающуюся подобраться к нему. Коротко вскрикнув, он отпрянул от коробки. В тот же миг гусеница повернулась к нему.
— Это поразительно… — сказал Айзек. Он увидел, что Газид поднял руки и, схватившись за голову, сильно дернул ее, словно пытался вытряхнуть насекомых. — О-о-о, что с моей головой? — запинаясь, произнес Газид.
Подойдя ближе, Айзек тоже смог почувствовать.
В его мозжечок, словно электрические угри, стали заползать обрывки какого-то незнакомого ощущения. Он заморгал и закашлялся, на мгновение попав во власть чувств, от которых у него перехватило дыхание. Айзек потряс головой и зажмурился.
— Газид, — рявкнул он, — пройдись мимо нее медленно.
Счастливчик Газид сделал, как велено. Гусеница опрокинулась на спину, отчаянно пытаясь вытянуться вслед за ним, настичь его.
— Чего этой твари от меня надо? — жалобно простонал Счастливчик Газид.
— Не знаю, Счастливчик, — с издевкой произнес Айзек. — Бедняжка страдает. Похоже, у тебя есть что-то такое, что ей нравится. Ну-ка, выверни карманы. Не волнуйся, я не собираюсь тебя грабить.
Газид начал доставать какие-то бумажки и носовые платки из складок своего засаленного пиджака и штанов. Поколебавшись мгновение, он запустил руку и вынул из внутренних карманов пару толстых пакетов.
Гусеница неистово забилась. Головы Айзека и Газида вновь закружились от волнами нахлынувшего кинестетического чувства.
— Что за дрянь у тебя? — проговорил Айзек сквозь стиснутые зубы.
— Это шазба, — нерешительно сказал Газид и бросил пакет к клетке. Гусеница не среагировала. — А это сонная дурь.
Газид протянул руку со вторым пакетом над головой гусеницы, и та чуть ли не вертикально встала, чтобы достать его. Ее жалобные крики были не то чтобы слышны, однако ощущались весьма остро.
— Вот оно! — сказал Айзек. — Эта тварь хочет сонной дури!
Айзек протянул руку к Газиду и щелкнул пальцами:
— Давай сюда.
Газид поколебался, но все же отдал пакет.
— Тут ее немерено, друг… это же таких бабок стоит… — жалобно бормотал он. — Ты не можешь забрать вот так просто, дружище…
Айзек взвесил на руке мешочек — фунта два-три. Вскрыл. И снова гусеница начала испускать истошные эмоциональные крики. Айзек подмигнул в ответ на душераздирающий нечеловеческий призыв.
Сонная дурь представляла собой массу из клейких коричневых шариков, пахнущих, как жженый сахар.
— Что это за хрень такая? — спросил Айзек Газида. — Я слышал о ней, но совершенно ничего не знаю.
— Это новинка, Айзек. Дорогая штучка. Всего около года, как появилась. Крепкая…
— Как она действует?
— Даже не могу описать. Хочешь купить немного?
— Нет! — резко ответил Айзек, но тут же задумался. — Ну… разве что не для себя… Сколько стоит этот пакет, Счастливчик?
Газид поколебался, явно прикидывая, на сколько он может вздуть цену.
— М-м-м… тридцать гиней.
— Пошел ты, Счастливчик Из тебя такой никудышный актер, старина… я куплю за… — Айзек задумался. — За десятку.
— По рукам, — мгновенно согласился Газид. «Святой Джаббер, — подумал Айзек, — меня надули». Он готов был уже возразить, но вдруг ему пришла в голову неплохая идея. Он внимательно посмотрел на Газида, который уже снова было приосанился, хотя лицо его было в липких потеках запекшейся крови и соплей.
— Что ж, согласен. Послушай, Счастливчик, — невозмутимо проговорил Айзек, — мне потом еще может понадобиться дурь, понимаешь, о чем я? И почему бы тебе не стать моим… эксклюзивным поставщиком? Как думаешь? Но если между нами возникнут какие нибудь разногласия, недоверие и тому подобное, то мне придется искать другого. Понимаешь?
— Айзек, милый, больше ни слова… Партнеры, вот кто мы такие…
— Точно, — значительно произнес Айзек.
Он был не такой дурак, чтобы целиком довериться Счастливчику Газиду. Но вряд ли Газид станет кусать руку, которая его кормит.
Айзек вынул из пакета влажный, липкий комочек.
Тот был величиной с крупную маслину, покрыт толстым и быстро высыхающим слоем слизи. Айзек приоткрыл на пару дюймов крышку клетки, в которой лежала гусеница, и бросил внутрь комочек сонной дури. Он присел на корточки, чтобы понаблюдать за личинкой через прутья передней стенки.
Веки Айзека задергались, как будто через него пропустили ток. Секунду он не мог сфокусировать зрение.
— Ох, — простонал за его спиной Счастливчик Газид. — Что за фигня творится с моей головой…
Айзек почувствовал короткий прилив тошноты, а затем его охватил самый всепоглощающий и устойчивый экстаз, какой он когда-либо испытывал. Менее чем через полсекунды эти нечеловеческие ощущения вырвались из него наружу. Ему показалось, будто они выходят через нос.
— Черт, надо же… — всхлипнул Айзек.
Перед глазами сначала все плыло, затем снова появились контуры, и картина стала необычайно отчетливая.
— А эта козявка — нечто вроде эмпатического существа, да? — прошептал он.
Он смотрел на гусеницу, ощущая себя вуайером.
Она обвила катышек наркотика, словно змея, сжимающая в кольцах свою жертву. Ее челюсти мощно вгрызались в комочек сонной дури; она жевала с таким голодным остервенением, что казалось, эта жадность сродни похоти. Сонная дурь быстро исчезала.
— Вот прорва, — сказал Айзек. — Ей этого явно мало.
Он бросил в клетку еще пять-шесть катышков. Гусеница счастливо обвилась вокруг своего липкого богатства.
Айзек встал. Он посмотрел на Счастливчика Газида, который наблюдал, как ест гусеница, и, покачиваясь, блаженно улыбался.
— Газид, старина, похоже, ты спас мою маленькую подопытную. Премного благодарен.
— Я спас ей жизнь, Айзек? — Газид медленно описал неуклюжий пируэт. — Я спас ей жизнь! Я спас ей жизнь!
— Да, так и есть, ты спас ее, приятель, а теперь уймись. — Айзек взглянул на часы. — Мне и в самом деле нужно еще поработать, так что будь так добр, проваливай. Без обид, Счастливчик.
Айзек подумал, а затем протянул руку:
— Прости за разбитый нос.
— О, — удивился Газид. Он осторожно ощупал залитое кровью лицо. — Ладно… чего не бывает…
Айзек отошел к письменному столу.
— Я отдам тебе бабки. Подожди. — Он порылся в ящиках и, наконец отыскав бумажник, вынул гинею. — Подожди. У меня еще где-то есть. Потерпи, я сейчас…
Айзек присел у кровати и начал разгребать бумаги, подбирая валявшиеся под ними стиверы и шекели.
Газид же запустил руку в пакет с сонной дурью, который Айзек оставил на коробке с гусеницей. Он
