крикнул Айзек, но рослый воин не понимал уже ничего, он лишь беспомощно мотал головой и мычал. И тут он увидел крылья мотылька.
Седрах мгновенно замер, и мотылек, у которого на спине все еще дымилась и лопалась шкура, подался вперед. Приступил к трапезе.
Айзек понял, что все кончено. Седраха уже не спасти, теперь бы самому живым отсюда выбраться. Осторожно повернул голову, чтобы не видеть чуткого языка, вылизывающего сознание из человеческого мозга. Трудно сглотнул, стиснув зубы, и побрел на дрожащих ногах к дыре в полу, к лазу. Старался не слышать тошнотворное плямканье и чавканье, слюнную капель и счастливое похрюкивание.
Когда продвигался к единственному выходу из комнаты, обнаружил, что конец металлизированного шланга, присоединенного к его шлему, так и лежит у стены. О боги! Наверняка мотылек знает, что в комнате находится еще одно разумное существо. Чем ближе Айзек к лазу, тем ближе он и к отверстию шланга. И тем больше риска быть обнаруженным.
Но Айзеку, похоже, везло. Мотылек увлеченно насыщался, судя по чавканью и по треску разрываемой плоти; ему не было дела до происходящего за спиной. Охваченному страхом человеку удалось благополучно дойти до отверстия в полу.
Он уже был готов спрыгнуть, исчезнуть во мгле, где ждала еще одна конструкция. Прочь из этого кошмарного гнезда! Прочь из купола! И тут под ногами задрожал пол.
Айзек посмотрел вниз. Услышал частый топот когтистых лап в туннеле. В ужасе отступил. Под ногами тряслось перекрытие, тряслась кирпичная кладка.
Раздался оглушительный треск. Из лаза, точно пуля из пистолета, вылетела «обезьяна» и врезалась в стену. Пыталась ослабить удар конечностями, но слишком велика была скорость — обе руки отломились от плеч.
Конструкция попробовала встать, исторгая изо рта огонь и дым, но тут из лаза выскочил мотылек и оторвал ей голову. На миг, показавшийся веком, Айзек оказался прямо перед чудовищем, распахнувшим крылья.
Но мгновенье ужаса и отчаяния все же миновало, и Айзек понял, что мотылек не заметил его. Зверь проскочил рядом, он бежал по трупам к испорченным яйцам.
На бегу он крутил головой на длинной извилистой шее и часто щелкал зубами. Похоже, был в ужасе.
Айзек прижался к стене, глядя в зеркала на обоих мотыльков.
Второй мотылек разжал челюсти и пронзительно заверещал. Первый шумно глотнул еще разок и выпустил из лап бесчувственное тело Седраха. А затем двинулся к родичу и к лужице вязкой жижи, оставшейся от сонной дури и яиц.
Оба мотылька раскинули крылья. Так и стояли крыло к крылу, многочисленные страшные конечности врастопырку. Ждали.
Айзек медленно полез в дыру, не смея думать о происходящем, не смея гадать о том, почему мотыльки его не замечают. За ним дурацким хвостом изгибался шланг. И вдруг он увидел в зеркала, как зарябил воздух над отверстием туннеля. А затем потемнел и сгустился — рядом в дыре стоял Ткач.
Айзек охнул от неожиданности и страха. Над ним высилась исполинская паукообразная тварь, глядела гроздью блестящих глаз. Мотыльки еще сильнее ощетинились.
…ГРЯЗНЫЕ И ТУМАННЫЕ ГРЯЗЬ И ТУМАННОСТЬ ВОТ ВЫ КТО ВОТ ВЫ KTO… — зазвучал голос, который не спутаешь ни с чьим, у Айзека в ушах, и почему-то громче — в покалеченном ухе.
— Ткач! — всхлипнул он.
Громадный паук-призрак скакнул вверх и опустился на пол четырьмя задними ногами. Руки-ножи принялись делать мудреные пассы.
…НАШЕЛ РАЗБОЙНИКОВ РВУЩИХ МИРОВУЮ ТКАНЬ НАД ПУЗЫРЯЩИМСЯ СТЕКЛОМ БУДЕТ ТЕПЕРЬ КРОВАВЫЙ ТАНЕЦ РАНЬШЕ НЕ МОГ ОДОЛЕТЬ ЭТИХ ТРУСОВ КОГДА ОНИ НАПАДАЛИ ВЧЕТВЕРОМ… — проговорил Ткач и двинулся к своим недругам.
Айзек же не мог даже пальцем шевельнуть. Ему оставалось лишь смотреть в осколки зеркал на необыкновенную битву…
…БЕГИ ПРЯЧЬСЯ МАЛЕНЬКИЙ ТЫ ЛОВОК В РАЗГЛАЖИВАНИИ СКЛАДОК И ПОЧИНКЕ РАЗРЫВОВ ЧТО ВОКРУГ ТЕБЯ ВОЗНИКАЮТ ОДИН ПОПАЛСЯ КОГДА ТЕБЯ ПОЙМАТЬ ПЫТАЛСЯ ОН БЫЛ СЛОМАН КАК СОЛОМА НО ПОРА ТЕБЕ БЕЖАТЬ ПОКА НЕ ЯВИЛИСЬ СЕСТРОБРАТЬЯ НАСЕКОМЫХ ОПЛАКИВАТЬ ПОГУБЛЕННУЮ ТОБОЮ КЛАДКУ…
Идут, понял Айзек. Ткач предупреждает, что они чуют смерть своих зародышей. Поэтому с опозданием возвращаются, чтобы защитить гнездо.
Он ухватился за края отверстия, готовясь исчезнуть в нем. Но задержался на несколько секунд. Айзек был в шоке, рот раскрылся, участилось дыхание. Он увидел, как Ткач вступил в схватку с мотыльками.
Это была битва стихий; это было за пределами человеческого постижения. Стремительно — не уследишь — мелькающие зазубренные лезвия. Невероятно сложный танец бесчисленных конечностей в нескольких измерениях. Струи разноцветной крови хлещут по стенам и полу, пятнают мертвых. А за испачканными телами, очерчивая их силуэты, шипит и катается по бетону химический огонь.
И сражаясь, Ткач не прекращал своего монолога: …О ВОТ ОНО ВОТ ОНО ТО ЧТО ГРЕЕТ КРОВЬ ВО МНЕ ЧТО БУДОРАЖИТ МОЮ УДАЛЬ МЕНЯ ПЬЯНИТ В КРОВИ БРОДЯЩИЙ ХМЕЛЬ…
Айзек смотрел, не веря собственным глазам. Творилось невероятное. Свирепые выпады и удары наотмашь не прекращались, и крылатые твари поднялись и пустили в ход языки. Орудовали ими с умопомрачительной скоростью в пределах и за пределами обычной реальности. Раздувались и сокращались животы, языки дотягивались до брюха Ткача и сматывались так, будто лизнули пьянящего пойла, чтобы в следующее мгновение с новыми силами устремиться вперед.
Ткач исчезал и снова возвращался, вот он четок, а вот расплылся, растаял. И снова появляется этот безжалостный убийца, чтобы, стоя на одной клиновидной ноге, нанести жестокий и меткий удар…
По крыльям мотыльков носились узоры, каких ни одному художнику не нарисовать и даже не вообразить. Твари жадно лизали и свирепо жалили своего противника. А Ткач, отбиваясь и нападая, спокойно говорил Айзеку:
…УВОДИ СВОИХ ПОКА Я ВО ХМЕЛЮ И ПОКА ЗАНЯТЫ МОИ ВРАГИ КАК ТОЛЬКО ИХ СТАНЕТ ТРОЕ Я БУДУ ВЫНУЖДЕН СКРЫТЬСЯ СЕЙЧАС ЖЕ УХОДИ ИЗ КУПОЛА МЫ ЕЩЕ УВИДИМСЯ И ПОГОВОРИМ ПРИХОДИ НАГИМ ПРИХОДИ НАГИМ КАК МЕРТВЕЦ К РЕКЕ НА РАССВЕТЕ Я ЛЕГКО ТЕБЯ НАЙДУ ПО ТЕМ КРАСКАМ ПО ТЕМ УЗОРАМ ПО ТЕМ ТОНКИМ КРУЖЕВАМ ЧТО ОСТАЮТСЯ ЗА ТОБОЙ А СЕЙЧАС БЕГИ СПАСАЙСЯ…
А безумная пьяная схватка все бушевала. Айзек видел, как потеснили Ткача; его энергия текла и вихрилась, налетала жестоким ветром, — но он все же отступал. Вновь Айзека охватил ужас. Он нырнул в тесный лаз и пополз на четвереньках по битому кирпичу.
Страшную минуту провел он в темноте, пробираясь торопливо на ощупь, рассаживая кожу на ладонях и коленях.
Впереди замерцал идущий из-за угла свет, и Айзек припустил из последней силы. Закричал от боли и неожиданности, коснувшись ладонями гладкого раскаленного металла. Помедлив, намотал на кисть рваный рукав. В слабом освещении казалось, что по стене, полу и потолку простелен четырехфутовой ширины лист жести. Лицо перекосилось в гримасе непонимания. Но Айзек набрался храбрости и скользнул по жести, горячей, как закипевший чайник, стараясь не прикасаться кожей.
Он так тяжело, так часто дышал, что прорывались стоны. Дополз наконец до выхода в комнату, где ждал Ягарек, перепрыгивая с ноги на ногу.
Айзек упал — и вырубился на три-четыре секунды. Увидев его, гаруда закричал и бросился навстречу. Он сильно нервничал, но был сосредоточен. Держал себя в руках.
— Очнись! — просил Ягарек и тряс Айзека за ворот. — Очнись!
Айзек распахнул глаза и понял, что запекшиеся на лице Ягарека тени успели сойти. Заклинание Танселла уже не действует.
— Ты жив! — произнес Ягарек коротко и бесстрастно. Это потому, что время дорого и эмоции надо беречь. — Я видел, как из окна появилась тупая морда, а потом и тело мотылька. Я повернулся, чтобы
