Он умолк и, вздохнув, помассировал виски. Здорово устал, и голова до сих пор болит. Надо сосредоточиться, надо думать, отгоняя навязчивые воспоминания о Лин. Айзек проглотил возникший в горле комок.
— В Шанкелле — жесткий патриархат, культ Твердой руки, но здесь такие вещи не могут не выглядеть странно. Потому-то и была построена Оранжерея, во всяком случае таково мое предположение. Кактусы обзавелись в Нью-Кробюзоне кусочком своего любимого Цимека. Добились, чтобы городские законы на колонию не распространялись. Одним только богам известно, как им удалось это обтяпать. По сути, Оранжерея — независимая территория, государство в государстве. Без разрешения никого не впускают, даже милицию. Там действуют законы кактов, у них там вообще все свое. Забавно, правда? На что угодно можно спорить: Оранжерея не стоит выеденного яйца без Нью-Кробюзона. Каждый день оттуда валят толпы кактов, эти мрачные педрилы топают на работу, а потом несут в Речную шкуру добытые шекели. Оранжерея принадлежит Нью-Кробюзону. Уверен на все сто, что милиция могла бы туда попасть в любую минуту. Но парламент и городские власти пошли на сговор с кактами, и теперь мы имеем то, что имеем. Просто так в Оранжерею войти ты, Яг, не сможешь, а если все-таки войдешь… черта с два я возьмусь предсказать, что тебя там ожидает. Слухи разные ходят — понятное дело, кое-кто там побывал. Милиция сверху, с дирижаблей, смотрит, ей через купол все видно. Но большинство из нас, и в том числе я, понятия не имеет о том, что там творится и как туда можно пробраться.
— Как-нибудь да проберемся, — сказала Дерхан. — Может, Пиджин обратно приползет. На запах твоего золотишка. Если вернется, то я голову дам на отсечение: он нас туда проведет. Только не надо меня убеждать, что в Оранжерее нет криминала, — у Дерхан глаза уже горели азартом. — Совет, — повернулась она к обнаженному человеку, — а у тебя в Оранжерее найдется кто-нибудь… из твоих «я»?
Аватара отрицательно покачала головой:
— Народ кактусов почти не пользуется конструкциями. Под куполом меня нет, поэтому я не могу точно сказать, где именно мотыльки днюют. Но насчет Оранжереи я уверен.
Пока мертвец говорил, Айзека осенило. Размышляя над проблемой, придумывая способы проникнуть в Оранжерею, он вдруг подумал (и эта мысль его ошеломила), что можно просто выйти из игры. Вспомнился совет рассерженного Лемюэля — оставить охоту на мотыльков профессионалам.
Тогда Айзек досадливо отмахнулся, но сейчас понял, что именно так и надо бы поступить. Есть тысяча способов сообщить о гнезде мотыльков в милицию и при этом не попасться. А уж милиция поставит в известность власть предержащих. Айзек знает теперь, где находятся мотыльки, что же мешает ему поделиться этой информацией с правительством, у которого есть все: охотники, ученые, огромные ресурсы? Пускай милиция выловит и посадит чудовищ в клетку. Того мотылька, который гонялся персонально за Айзеком, больше нет, а значит, у Айзека нет причины бояться за свою жизнь.
Эта мысль была подобна холодному душу.
Но она даже на долю секунды не стала соблазном. Айзек помнил допрос Вермишенка. Старик пытался прятать страх, но было ясно: он абсолютно не верит в милицию, в ее способность переловить мотыльков. А теперь, в гостях у Совета конструкций, Айзек впервые увидел силу, способную одолеть этих невероятных хищников. Силу, не принадлежащую государству, а предлагающую себя Айзеку и его товарищам.
С другой стороны, он не знал побудительных мотивов Совета конструкций. Не знал, зачем этому «самосотворенному богу» нужно прятаться. Но ведь сейчас достаточно знать, что это оружие не досталось милиции и потому у города есть шанс. И упускать этот шанс нельзя.
Была и еще причина, куда более важная, хоть и крылась она глубоко — в самых недрах существа. Ненависть…
Айзек посмотрел на Дерхан и вспомнил, как они стали друзьями. Рот изогнулся в недоброй ухмылке. «Я не поверю Рудгуттеру, — мрачно подумал он. — Даже если этот подлый убийца поклянется душами своих детей».
Айзек понимал: если власти обнаружат мотыльков, то постараются любой ценой захватить их живыми. Потому что эти адовы твари чертовски ценны. Их стащат с небес на землю, снова запрут в какой- нибудь лаборатории. Но угроза не минует, просто джинна вернут в бутылку. И когда-нибудь непременно выпустят на свет божий. Деляги возьмутся за старое, опять начнутся грязные торги.
И снова мотыльков будут доить. И кормить. Что с того, что у Айзека нет средств для слежения за мотыльками? Нет оружия для борьбы с ними? Он твердо решил: все равно попытается найти их и прикончить. И больше не будет тратить время на поиски иного выхода.
Они разговаривали, пока на восточной кромке неба не начала таять мгла. Сначала делались осторожные, сумбурные предложения — что называется, в порядке бреда. Мало-помалу из них сама собой выстроилась последовательность возможных действий — мол, стоит попытаться, а не получится, так что- нибудь другое придумаем. Айзек и Дерхан поняли вдруг, что у них есть план.
Пока шел разговор, мобильные члены Совета, разосланные им по всей свалке, рылись в кучах отходов и приносили на овальную арену куски проволоки, помятые кастрюли и дуршлаги. Нашли даже один или два сломанных шлема, а больших обломков зеркал собрали целую кучу.
— Вы сможете найти сварщика или металлочародея? — спросила аватара. — Надо сделать защитные шлемы.
Она показала, как должны быть закреплены перед лицом зеркала.
— Да, — ответил Айзек. — Ночью вернемся, будем делать шлемы. А потом… нам понадобится день, чтобы подготовиться.
Ночь еще царила, когда всевозможные конструкции начали разбредаться. Им надо было пораньше вернуться в дома своих хозяев, чтобы не обнаружилось ночное отсутствие.
Но вот разлился дневной свет, и громче зазвучали гортанные голоса редких поездов. Над рекой возле свалки разносилось сквернословие — это перекликались друг с другом семьи баржевиков. Рабочие первой смены брели на фабрики, покорно становились к конвейерам, паровым моторам, грохочущим молотам и прочим идолам и иконам этих языческих церквей.
На площадке остались лишь пятеро: Айзек со товарищи, жуткий труп, говоривший за Совет конструкций, и сам великан, неторопливо шевеливший членистыми конечностями.
Айзек, Дерхан и Ягарек собрались уходить. Они очень устали, у каждого что-нибудь да болело: или колени, или ободранные о слежавшийся мусор ладони, а у Айзека еще и раскалывалась голова. Все перемазались в земле и гнили, черная пыль покрыла их толстым слоем — как будто в огне побывали.
Материалы для изготовления шлемов они припрятали в укромном местечке и постарались его запомнить.
Айзек и Дерхан растерянно оглядывали ландшафт, столь разительно переменившийся с наступлением дня. Из грозного он сделался убогим, зловещие ночные призраки оказались сломанными ручными тележками и рваными матрасами. Ягарек, высоко поднимая спеленатые колени и спотыкаясь, безошибочно направился к тропинке, по которой пришел на площадку. Айзек с Дерхан двинулись следом. Оба шатались от изнеможения. У Дерхан в лице не было ни кровинки, и она чуть не плакала, думая о потерянном ухе. Но прежде чем они скрылись за мусорными валами, их окликнула аватара. Услышав голос зомби, Айзек нахмурился. Но не останавливался, пока не прошел вместе со спутниками извилистой дорожкой за пределы свалки промышленных отходов и не очутился в слабо освещенном жилом квартале Грисского меандра.
Слова Совета конструкций звучали в ушах, Айзек снова и снова обдумывал их.
— Дер Гримнебулин, тебе не сохранить того, что ты вынес из лаборатории. Впредь не оставляй ценное имущество возле дороги. Принеси кризисную машину сюда, — произнесла аватара. — На хранение.
Глава 41
— Господин Мэр, вас хотят видеть джентльмен… и юноша, — сообщила через переговорную трубку Давиния. — Джентльмен просит передать, что его прислал господин Рескью. Это из за… протечки в «де-и-
