мне, приятель, не беспокойся.

Но в голосе не было уверенности.

«Я не все ему рассказал, что он хотел узнать, — подумал Айзек. — Он просто не желает об этом сейчас думать».

Айзек презрительно покачал головой:

— Все-таки боишься ты рассуждать здраво. Между простым жуликом и убийцей милиционеров — огромнейшая разница. Мало того, властям ведь не известно, что ты знаешь и чего не знаешь. Жаль тебя расстраивать, старина, но ты — соучастник. Повязан с нами. Лучше всегда двигаться вперед. Даже когда убегаешь. Повернешься — сцапают.

Долго Лемюэль молчал и смотрел на Айзека так, будто хотел прожечь взглядом дырку. Но и не уходил.

— Есть и еще одно, — шагнул к нему Айзек. — Ты нужен нам… Мне нужен.

За его спиной зло фыркнула Дерхан, и Айзек метнул в нее предостерегающий взгляд:

— Нет, правда, Лем… Только с тобой мы имеем шанс. Ты в городе каждую собаку знаешь, ни одно темное дельце без тебя не обошлось. — Айзек беспомощно поднял руки. — Сам я не представляю, как можно из этого выпутаться. Одна из тварей охотится за мной, милиция нам не помощница, она сама не знает, как ловить этих зверей; и вообще, а что, если мотыльки чуют не только мой след, что, если интересуются всеми нами… — у него мороз шел по коже от собственных слов, но он говорил быстро, отгоняя тревожные мысли. — Я не собираюсь сдаваться, я не буду сидеть сложа руки, только так можно найти выход. Но без тебя мы с Дерхан точно покойники.

Взгляд Лемюэля был суров. У Айзека по спине бегали мурашки.

«Никогда не забывай, с кем заключаешь сделку, — подумал он. — Вы с ним не друзья. Помни об этом».

— Ты прекрасно знаешь мою кредитную историю, — закрыл паузу Айзек. — Не буду врать, что у меня огромный счет в банке, но кое-что есть, несколько гиней завалялось, и они все — твои. Лемюэль, помоги, я в долгу не останусь. Работать на тебя буду. Стану твоей шестеркой. Что ни потребуешь, все сделаю. Деньги, какие добуду, тебе отдам до последнего гроша. На всю свою гребаную жизнь в кабалу пойду. Только помоги нам сейчас.

Долгое время лишь гнилостная капель нарушала тишину. За спиной у Айзека ждала Дерхан. На лице — презрение и отвращение. «Он нам не нужен», читалось на этом лице. Но все же ей хотелось услышать ответ Лемюэля.

Ягарек держался поодаль, безучастно прислушивался к спору. Он был привязан к Айзеку. Без его приказа никуда не пойдет и ничего не сделает.

Лемюэль вздохнул:

— Ты хоть понимаешь, чем я рискую? Понимаешь, что речь идет о серьезном долге? Имеешь хоть малейшее представление о нынешних расценках на такие услуги?

— Неважно, — буркнул Айзек, пряча облегчение. Лемюэль кивнул, Дерхан очень тихо, медленно выдохнула.

Айзек и Лемюэль стояли друг против друга, как вымотавшиеся единоборцы. Каждый ждал, когда другой сделает выпад.

— Ну, что дальше? — хмуро проговорил Лемюэль.

— Завтра вечером пойду в Грисский меандр, — ответил Айзек. — Конструкция обещала помощь. Там мы с вами и встретимся.

— Куда ты собрался? — спросила удивленная Дерхан.

— Надо найти Лин, — сказал Айзек. — К ней обязательно придут.

Было далеко за полночь, суккота превращалась в вошькресенье. Оставалась одна ночь до полнолуния.

В Пряной долине, за стенами башни, где жила Лин, нервничали, раздражались по пустякам редкие прохожие. Миновал торговый день, а вместе с ним ушло и его добродушие. Площадь была загромождена скелетами прилавков — тонкие деревянные каркасы без холста. Рыночный сор собран в гниющие кучи, ждет, когда мусорщики переправят его на свалки. Раздутая луна отбеливала Пряную долину, точно какая-то едкая жидкость. Мрачная, унылая, даже зловещая картина.

Айзек устало поднялся по лестничным маршам башни. Он не получал вестей от Лин, не видел ее уже несколько дней. На Мушиной стороне он тайком помылся у колонки, но все равно от него пахло.

Накануне он несколько часов просидел в канализации. Лемюэль долго не позволял своим спутникам уйти — говорил, что в светлое время суток покидать укрытие слишком опасно.

«Нам надо вместе держаться, — объяснял он, — пока не будем четко понимать, что делаем. Мы ведь не самая малозаметная компания».

Так что все четверо сидели в комнате, промываемой фекальной водой, ели, борясь с тошнотой, бранились и безуспешно пытались строить планы. Особенно жарко спорили о том, стоит ли Айзеку отправляться в одиночку к Лин. Сам он категорически отказывался от сопровождения. Но Дерхан и Лемюэль убеждали, что это просто глупо, и даже молчание Ягарека казалось полным упрека. Все же Айзек оставался непреклонен.

Но когда снизилась температура воздуха и вонь перестала сильно донимать, они вместе тронулись в путь. Долгим и трудным было это путешествие по сводчатым туннелям нью-кробюзонской канализации. Вел Лемюэль, с пистолетами на изготовку. Айзеку, Дерхан и Ягареку пришлось нести конструкцию, сама она передвигаться в липкой грязи не могла. Машина была тяжелой и скользкой. Носильщики часто задевали ею о стены, оставляя царапины на корпусе, а то и роняли, оступившись, с руганью в грязь. Они и сами падали и ссаживали кожу на руках о неровности бетона. Но Айзек не позволил бы оставить машину в клоаке.

Пробирались осторожно. Здесь, в гомеостатичной подземной экосистеме, они были незваными гостями. Поэтому был резон избегать встреч с туземцами.

Наконец они выбрались наверх, за станцией Селитра, постояли, моргая и капая, в ущербном свете. Заночевали в Грисской пади, в нежилом домишке у железнодорожных путей. Выбор укрытия был рискованным, совсем близко Южная линия пересекала Вар по мосту Петушиный гребень; рухнувшее здание превратилось в огромный склон из обломков кирпичной кладки и бетонного крошева; создавалось впечатление, будто он по замыслу архитектора подпирает высотную железную дорогу. Венчал эту насыпь четкий силуэт деревянной будки, чье предназначение было загадочным. По всему видать, к будке уже много лет и близко не подходили.

Четверо путников устало вскарабкались по техногенному склону, толкая перед собой конструкцию; пробрались через изорванную проволочную ограду, должно быть, раньше не подпускавшую к рельсам посторонних. В считаные минуты, в краткий промежуток времени между прохождением двух поездов, пришельцы одолели заросли бурьяна перед лачужкой, распахнули дверь и проскочили в пыльную мглу. Там наконец они смогли перевести дух.

Доски стен покоробились, кровельные листы расползлись; в многочисленные прорехи заглядывало небо. За окнами с давным-давно выбитыми стеклами мимо халупки в обоих направлениях проносились поезда. Внизу к северу изгибался Вар крутобокой буквой «S», охватывая Малую петлю и Грисский меандр. Небо потемнело, окрасилось в грязную, с синим отливом черноту. На реке виднелись освещенные прогулочные суда. Чуть к востоку возвышался могучий техногенный столп — здание парламента; оно словно глядело глазами-окнами на них и на весь город. Чуть ниже по течению от Страка шипели и потрескивали химические фонари старых городских шлюзов, их сальная желтизна отражалась в темной воде. В двух милях к северо-востоку, за парламентом, угадывались Ребра — древние узкие кости.

По другую сторону лачужки эффектно мерк небосклон; над дышащей миазмами низиной закат выглядел еще красочнее. Солнце зашло не целиком, небо было разрезано воздушным рельсом, проходившим через Мушиную сторону, через милицейскую башню. Силуэт города был многоступенчатым,